Организация желаемого будущего (СИ) - Шабалдин Константин. Страница 58

Окунь. Яра задумалась. Окунь ей нравился. В конце концов, он её спас. Она оставила Окуня и принялась, не выбирая цели, швырять в толпу сгустки агрессии, злости, нетерпимости. И вот уже замелькали кулаки, замельтешили дубинки, мечи и шпаги. Их надо было подтолкнуть совсем немного. Они сами этого хотели. Готовились. Принесли с собой цепи и свинцовые трубы. Они оправдывали себя: «Это для самообороны. Это если те на нас нападут».

Яра поняла, что уже нет необходимости заводить толпу. Они сами прекрасно подпитывали себя затаённой в глубине сознания звериной яростью. Уже можно было от них забирать излишки Энергии. И за потраченные крохи Силы она собрала богатый урожай.

- Цепная реакция, - со вкусом произнесла Яра и пошагала к дерущимся.

***

- Стёпа, ты что творишь?! - заорал я и бросился в битву.

Мне повезло вклиниться как раз между отрядами Лёниных отморозков и Лизиных выкормышей. Не активируя защитное поле, я своим палашом выбивал мечи и освинцованные биты, левой рукой вырывал цепи, валил мальчишек на землю подсечками и просто пинками. В горячке, не заметил, как чья-то шпага распорола мне плечо, как выпущенный из пращи камень угодил прямо в колено.

- Назад! - кричал я. - Стоять!! Смирно!!!

Всё было бесполезно. Они рвали друг друга голыми руками, зубами, топтали упавших ногами, они озверели и упивались своим зверством. Выпученные глаза, орущие пасти, брызги крови и вязкий, густой воздух, остановившееся время... Они сцепились не на жизнь, а на смерть. Они хотели этого. Их готовили к этому. Им долго внушали, что они особенные, избранные и дело их правое. Самое нужное дело. Они были готовы. Не за себя. Ради великой цели. Во имя будущего.

Вот Маша красиво, словно в замедленной съёмке, с кровожадной ухмылкой на лице бьёт ногой в голову мушкетёра из Лизиной свиты. Это я научил её этому удару. Лахтадрель схватил за грудки толстого мужика, по виду фермера и долбит его по лицу своим лбом. Стёпа с остервенением ломает мальчишкам руки и ноги отобранной у кого-то дубиной. Бобров притаился за опрокинутой набок повозкой и подленько бил зазевавшихся тупым копьем в спину. Мелькнуло лицо Лизы. Она рыдала, и я как-то услышал её сквозь вопли боли и бешенства:

- Толя, останови их! - в голосе графини было столько неподдельного горя, что я оторопел.

А рядом с ней сидел Тюленичев. Ему пробили голову, и он хохотал, размазывая кровь руками. Зомби взирал на побоище отстранённо. Как мне показалось, он одобрительно кивал головой.

- Так вам и надо, так и надо, - приговаривал зомби.

На краю эстрады, свесив ножки, сидел Прокопий. Похоже, он единственный не обезумел в этой заварухе. Я дёрнул его за ногу и сказал:

- Играй.

- «Секс и пемоксоль»? - с сарказмом спросил он и покрутил пальцем у виска.

- Нет, эту... - я не знал названия песни. - Ну, как там у тебя: «Верь мне, я исцелю твою душу, я излечу твоё сердце, скучно не будет со мной...»

Прокопий взглянул на меня уже с интересом, поднёс к губам трубу и над полем битвы разнеслись чистые, пронзительные ноты щемящей мелодии.

Этот вкус зависти приторно-горький,

этот вкус радости видеть

девичьи только глаза.

Это страх вспомнить о том, что здесь было,

это крик слабости, петли и пыла,

это всплеск гордости -

я-то уж знаю, кто против, кто за...

Верь мне, я исцелю твою душу,

я излечу твоё сердце,

скучно не будет со мной.

Дай мне повод держаться сомнений,

так вот без предположений,

выжил твой главный герой...[3]

И в такт неспешной песне замедлился темп сражения, затихли боевые кличи, прекратился лязг оружия. Музыка снимала наваждение, успокаивала людей, приводила в чувство. Самые отчаянные ещё продолжали по инерции свару, но их растаскивали, с ужасом оглядывались, спешили на помощь раненым.

- Что это было? - очумело спрашивал Стёпа.

А я видел, как от Бумажного леса приближается маленькая девчачья фигурка.

***

А в небе летел корабль. Нет, не Летучий Голландец. Парусов у него не наблюдалось, да и профилем он никак не напоминал каравеллу или галеон, а скорее был похож на нормальный крейсер типа «Тикондерога». Водоизмещением где-то десять тысяч тонн.

Измученные битвой колдуны и волшебники опустили оружие и с изумлением наблюдали, как крейсер, заслонив солнце, застыл в воздухе прямо над их головами. На капитанский мостик вышел молодой человек, совсем юноша.

- Я капитан Жан-Поль де Фитн́есс, - сказал он, и по голосу стало понятно, что лет ему больше, чем кажется.

- Ишь ты, фитнес, - сказал Бобров и сплюнул кровью через разбитые зубы.

- Я подданный Его Величества Короля Бискайского Эстебана Наискромнейшего, - сказал капитан. - Прошу разрешения на облёт вашей территории.

- Зачем? - крикнул из ложи Тюленичев.

- Я разыскиваю двоих наших сограждан, они были в составе экспедиции, организованной одним вашим авантюристом, - Жан-Поль разговаривал по-русски, с едва заметным акцентом. - Надеюсь, мне не будет препятствий? Мы не собираемся вмешиваться в разборки колдунов с волшебниками. Мы лояльны и к её сиятельству графине Оторвановской и к руководству Высшего Волшебного Заведения. Наша позиция - нейтралитет.

- А вы неплохо осведомлены о наших делах, - заметил Тюленичев.

- Мы за вами следим. Вы опасные.

- Уважают, падлы, - сказал Бобров.

- Эй, Жан-Поль! - крикнула Маша. - А как там у вас, на бискайщине?

- У нас очень хорошо, - ответил Жан-Поль. - У нас никто не дерётся.

- По какому принципу работают двигатели вашего корабля? - задал технический вопрос зомби.

- По магическому принципу, - пожал плечами капитан крейсера. - У нас Магию никто друг у друга не тырит. Я правильно выразился? Не крадёт. Не лимитирует и не утаивает. Все понемногу копят. А когда наши ребята попали в беду, все земляки... как это? Кинулись? Нет, скинулись мне на этот полёт. Во всём мире так давно. Магический коммунизм.

- А почему у нас не поймёшь что? - спросил Стёпа.

- Потому что никто не хочет с вами дружить. Потому что вы злые, как собаки. Потому что вы сами во всём виноваты.

И крейсер величественно проплыл над Крепостью и плавно удалился вглубь Зоны.

- Может мортиру зарядить и врезать ему в корму? - задумчиво спросил Бобров. Но не зло. Так, для порядка.

- Не наврезались? - строго спросила Яра. - А ну все разошлись. Завтра решу, что с вами дальше делать. Устала.

Побросав оружие, колдуны и волшебники равнодушно разбрелись кто куда. Всех потрясло не столько явление народу Ярославны, сколько равнодушно-презрительное отношение заморского гостя. Было о чём призадуматься. Гости турнира, ополченцы, фермеры, шахтёры, железнодорожники - все спешно засобирались по домам. Мужик с разбитой мордой, тот которого Лахтадрель уделал, приставал ко всем с вопросом:

- У меня брат родной во Францию ещё до первой войны эмигрировал. Можно ведь к нему перебраться? Не повяжут же?

Яра, мановением руки вылечив всех пострадавших в побоище, прошла в шатёр графини. Лиза едва прилегла. Ей было плохо. Инспектор и Тюленичев отпаивали её минералкой.

- Пошли вон, - сказала Яра. И играючи выкачала всю Магию из графини Оторвановской и руководителя Организации Желаемого Будущего.

Подхватив графиню, они бегом убрались из шатра. А что им ещё оставалось делать?

***

Бармен так и не успел к началу турнира и теперь с удивлением смотрел на унылый караван бредущих от Крепости людей. Прямо на него вышли Лахтадрель в обнимку с им же избитым фермером. Оба были пьяны в дым и пытались напевать «Секс и пемоксоль». Фермер размахивал трубой, отнятой у Прокопия, но дудеть не пробовал. Сам музыкант плёлся сзади с несчастным видом.

- Здорово, страдальцы, - сказал бармен, аккуратно подхватил повалившегося на него фермера и опустил его на травку. Рядом плюхнулся Лахтарель.

- Привет, барыга, - сказал он и присосался к фляге.

- Утомились гляжу на праздничке, - участливо констатировал бармен. Сталкеры, пользуясь передышкой, побросали на землю кули с товаром и с интересом следили за беседой.