Ловец (СИ) - Мамаева Надежда. Страница 108

Часы пробили десять вечера, когда я поняла: мне нужно выпить. Не легкого дамского мартини, а пробирающего до мозга костей бренди.

С бокалом, из которого отпивала маленькими глотками, я просидела изрядно.

– Пора спать, Шенни, – сказала сама себе, поднимаясь, и тут сзади послышалось:

– А я думал, что это у меня дурная привычка говорить с самим собой.

Этот голос я узнала бы из тысячи. Когда-то он бил наотмашь далекими от благородства предложениями. Во сне он шептал мое имя.

«Все-таки напилась», – была единственная трезвая мысль. А захмелевший язык выдал моей личной галлюцинации:

– Сегодня мне не снись. Ик! Я просто хочу ничего не видеть до утра.

– И поэтому решила напиться? – грусть и ирония слышались мне из темного угла, в который не проникал свет камина.

– Не напиться, а чуток выпить. Имеет право девушка в расстроенных чувствах выпить?

 – И чем же эта девушка так расстроена?

–Свадьбой, – я решила, что хотя бы со своей шизофренией надо быть честной.

Шизофрения оживилась, шагнула из темноты и обрела очертания Тэда.

– Шен, скажи, ты меня любишь? Только не лги. Ответь мне на один этот вопрос, и будем считать, что клятва, данное тобою мне на крови, исполнена.

Руку под вязью змеиной татуировки, о которой я успела забыть, обожгло и губы сами собою прошептали:

– Да, люблю.

Я не успела испугаться, не успела вскрикнуть, как мой рот накрыл поцелуй. Нежный, но настойчивый. Будоражащий кровь, тело, душу. Тэд целовал упоительно, заставляя забыть обо всем, потерять ощущение времени и пространства.

С Закам я всегда была на земле. С Тэдом – летала даже сидя на полу у камина.

Поцелуй становился все неистовее, затягивая. Не знаю, как мы вообще нашли силу оторваться друг от друга.

– Шенни, я идиот, кретин, я виноват перед тобой. А сейчас стану в твоих глазах еще большей сволочью, потому что я не собираюсь отдавать тебя никому.

Я смотрела на Теда, державшего мое лицо в своих руках.

– Никому. Потому что я люблю тебя, люблю до безумия.

– Мы оба сумасшедшие, – я притянула его к себе. – Во всяком случае за себя могу ручаться. Потому что мне нужен ты, зараза, паразит, гад. Но ты МОЙ мерзавец и МОЙ гад. И другой мне не нужен.

А потом мы, словно одержимые, прильнули друг к другу. В сторону полетела одежда, блики огня заиграли на обнаженной коже.

Я приняла мысль о том, что мне нужен именно этот чокнутый ловец. Мое тело говорило об этом без слов: предательской дрожью предвкушения, манящим запахом, неприкрытым возбуждением, которое, казалось, можно было ощутить подушечками пальцев. Его яростный поцелуй и вспышка радости. Мой безмолвный крик. Одно, почти болезненное страдание на двоих, что ярче любых фейерверков в ночном небе.

 Тэд

Он ворчал, боролся с желанием, нарастающим огненной лавиной, которая, казалось бы, выжгла весь воздух в его легких. Он балансировал на краю краткого мига предвкушения. А потом прикоснулся к ее плечам, бедрам и сорвался.

Он опустился, упираясь коленями в ковер, что лежал перед камином, и начал погружаться в нее.

Медленное проникновение, когда боль и радость сплетаются воедино, заставила ее выгнуться дугой, откинуть голову. Она закинула ноги ему на бедра, словно боясь, что он отступит, что прекратится эта сказочная пытка.

Горячая, влажная. Она дарила ему сотни лет восхитительного напряжения, которые сконцентрировались сейчас в одном миге.

Шенни вцепилась в его плечи руками, словно утопающий за последнюю опору. Ее ногти оставили на нем свои отметины.

Ее вскрик, рожденный их полным единением, ее чуть напрягшаяся от боли спина, его заботливые руки и нежный шепот.

Шенни, раздавленная тяжестью мужчины, ее мужчины, задыхалась. Боль и радость, расслабленность и напряжение – все это свернулось внутри нее тугим клубком, даря умиротворение. Она ощущала его внутри себя и это состояние дарило ей чувство того, что лишь все происходящее имеет значение.

Он нежно поцеловал ее и начал двигаться. Шенни стала подниматься и опускать, вторя его такту. Они то впивались телами друг в друга, то расходились, сначала медленнее, потом все убыстряясь и убыстряясь.

Его язык словно повторяя движения плоти, тоже начал свой собственный танец, то вторгаясь в ее рот, то задерживаясь у самых губ, ловя ее стоны.

Тэд почувствовал, что грозовой перевал, после которого наступит разрядка, уже близко. От ощущения, как его семя уже готово излиться в нее, его уносило на волнах эйфории.