Праксис - Уильямс Уолтер Йон. Страница 4

Мартинес до крови вонзил ногти в ладони.

— Господин командующий, — ответил он. — Я подумал, что нам нельзя лишаться столь замечательного руководителя в это тревожное время…

— Да неужели же ты не понимаешь, что я ничего не значу? — выкрикнул Эндерби. — Ничего! Неужели ты не усвоил даже таких основ нашей службы? Мы — все вот это… — Он разъяренно махнул рукой в сторону окна, охватывая одним жестом все миллионы жителей нижнего города, огромную дугу кольца ускорителя, корабли и далекие станции при межпространственных тоннелях… — Все это мусор! — прошипел Эндерби. Он произнес это почти шепотом, как будто охватившее его волнение лишило его дара речи. — Мусор, и не больше, по сравнению с истиной, с вечностью, с тем единственным, что придает смысл нашему ничтожному существованию…

Эндерби поднял руку, и Мартинес испуганно подумал, что сейчас командующий флотом набросится на него.

— С праксисом! — выговорил Эндерби. — Только праксис имеет значение, только он истинен, только он прекрасен! — Эндерби опять простер руку вперед. — Это знание выстрадали наши предки! Ради него нас проводили через мучения! Миллионы умерли в муках, прежде чем великие господа выжгли истину праксиса в наших душах. И если еще миллионам — даже биллионам! — дóлжно умереть, дабы утвердился праксис, то нашей обязанностью является обречь их на смерть!

Мартинесу хотелось сделать шаг назад, чтобы его не опалил огонь, пылающий в глазах командующего флотом. Отчаянным усилием воли он заставил себя устоять на месте и только поднял подбородок, открывая незащищенное горло.

Он почувствовал на своей шее брызги слюны разъяренного Эндерби.

— Всем нам суждено умереть! — воскликнул тот. — Но придать жизни смысл может только смерть, которая послужит праксису. Благодаря моему положению в этот самый момент мне выпала честь умереть почетной смертью, такой, которая придает смысл и моему существованию, и праксису, — ты хоть понимаешь, как редко человеку выпадает такая возможность? — Он снова махнул рукой в сторону окна, в сторону миллионов невидимых сейчас обитателей города внизу. — Многим ли из них выпадет случай умереть осмысленно, как ты думаешь? Да никому скорее всего!

Командующий флотом Эндерби подошел поближе к Мартинесу.

— И ты хочешь лишить меня возможности умереть осмысленной смертью? Смертью, достойной пэра? Кто ты такой, чтобы требовать этого, лейтенант Мартинес?

Насмерть перепуганный Мартинес почувствовал, что нужно сейчас же найти нужные слова. Он еще ребенком усвоил, что, если тебя поймали, нужно признать поражение и тут же просить прощения, и чем убедительнее, тем лучше. А честность, как он выяснил тогда же, вполне способна вызвать симпатию.

— Я чистосердечно раскаиваюсь в своих словах, господин командующий, — ответил он. — Я вел себя как эгоист и думал только о своей выгоде.

Эндерби несколько мгновений сверлили Мартинеса тяжелым взглядом, но все же сделал шаг назад.

— Я постараюсь в ближайшие же несколько часов забыть о вашем существовании, лейтенант, — сказал он. — Проследите, чтобы эти письма были доставлены.

— Есть, господин командующий.

Мартинес развернулся и направился к двери, подавляя желание побежать.

Чтобы я еще раз хоть пальцем шевельнул, пытаясь спасти твою дурацкую жизнь, думал он.

И вообще, будь он проклят, этот праксис.

Эти чужаки, шаа, великие господа, навязали землянам свою абсолютистскую этику, праксис. Земля сдалась на их милость после того, как аннигиляционные бомбы разрушили Дели, Лос-Анджелес, Буэнос-Айрес и еще дюжину других городов. Человечество оказалось вторым разумным видом, до которого дотянулись жесткие руки шаа. Первыми были чешуйчатые кентаврообразные наксиды, которые к моменту завоевания Земли были уже укрощены настолько, что их командами было укомплектовано большинство кораблей шаа.

Никто не знал, откуда взялись шаа, а сами шаа не любили распространяться о своей истории. Безусловно, планета Заншаа, на которой располагалась их столица, город Заншаа, не была их родиной. Наверное, они выбрали ее еще в давние времена из-за удобного расположения поблизости от ворот восьми межпространственных тоннелей, которые связывали шаа с их владениями. То, что шаа называли годом, [2] не имело никакого отношения к периоду обращения Заншаа вокруг ее светила, как, впрочем, и к периодам обращения любой другой планеты в пределах их империи. А к тому моменту, как подчиненные расы получили доступ к их письменным источникам, все ссылки на происхождение великих господ были уже стерты оттуда.

Странным был и принятый у шаа календарь, начинавшийся с таинственного Торжества Праксиса, имевшего место где-то за четыреста тридцать семь лет до их появления в небесах над родиной наксидов. Отсюда можно было сделать вывод, что было время, когда праксис еще не завладел умами шаа, но сами шаа никак не комментировали это умозаключение. И еще они никак не почитали память того шаа (если это был шаа, конечно), который первым сформулировал истины праксиса, даже не помнили его имени.

Ведь шаа были твердо убеждены, что все живые существа — и не только они, вообще все мироздание — должны подчиняться требованиям праксиса. В итоге целые отрасли технологии оказались под запретом — искусственный интеллект, перенесение естественного интеллекта в механические или электромагнитные формы, построение механизмов, способных манипулировать материей на молекулярном или атомном уровне. Запретными оказались и генетические эксперименты — шаа предпочитали неторопливый процесс естественной селекции, и чем безжалостнее она осуществлялась, тем лучше.

Они не уставали снова и снова демонстрировать железную волю, стоящую за этими запретами. Восставшие против праксиса наказывались смертью, как правило жестокой и публичной, поскольку сам праксис гласил, что «те, кто нарушают основной закон, должны понести наказание более тяжелое, чем само их преступление, дабы зрелище казни укрепило нравственность оставшихся». К тому же ни шаа, ни их приверженцы никогда не стеснялись использовать для внедрения своей этики самые губительные и разрушительные средства: аннигиляционные бомбы порой уничтожали целые города за преступления отдельных горожан, а однажды, когда небольшую группу терранцев застигли за попытками вывести инфекцию, способную поразить шаа, то всю их планету уничтожили, подвергнув интенсивной бомбардировке, после которой пелена дыма и пыли закрыла солнце, обрекая выживших на длительную смерть от холода посреди отравленной радиацией планеты.

Решительная манера шаа расправляться со своими подданными произвела сильное впечатление на уцелевших терранцев, и они были просто счастливы, что под горячую руку господам не попалась Земля.

Выучка шла успешно. После медленной смерти планеты Дандафис никто уже не бросал открытого вызова технологическим запретам, налагаемым праксисом.

Большое внимание праксис уделял организации общества, в котором каждое разумное существо получало свое место в стройной иерархии, где один клан располагался над другим, а надо всеми прочими стояли пэры. Вышестоящим поручалась забота о благосостоянии тех, кто оказался ниже них по иерархической лестнице, а стоящим внизу было положено покорно почитать пэров и шаа.

Отдельная статья праксиса запрещала разумным существам «обрекать себя на проклятие бессмертия» — любопытный запрет, ведь сами шаа были бессмертны. Но те из шаа, кто иногда брались обсуждать собственные запреты, всегда признавали, что их бессмертие является ошибкой, допустить повторения которой среди других рас они не могут, — и ружьями, метательными ножами и аннигиляционными бомбами боролись с попытками других народов обрести персональное бессмертие.

О себе шаа никогда ничего не рассказывали. Почему эти бессмертные создания, благословленные абсолютной властью, начали один за другим убивать себя, для всех было загадкой. Сами шаа не делали из своей смерти трагедию. «Никакое создание не должно быть бессмертным», — отвечали они на все вопросы.