Журавль в ладонях (СИ) - Гейл Александра. Страница 79
— Ты связывалась с этими девушками? — потребовал он почти зло.
— Н-нет, мне показалось это неэтичным, пока не принято решение по поводу остальных материалов…
— Остальных?! — рявкнул Гордеев и стал переворачивать страницы. Оказалось, там не просто пара бумажек, а альманах начинающего суицидника. — Петр, отец Петра, их приближенные из дома терпимости, списки трат врачей Илоны, поданные иски о халатности… — Листать дальше Ванька не стал. — Подойди ближе, я хочу убедиться, что твою голову не отрывали и не пришивали обратно. Ты накопала все это одна? Зачем?
— Сергей строго-настрого запретил мне приближаться к опасным людям, но… Пойми, я просто не могла иначе. Когда я это делала, мне становилось как-то легче дышать. Понимаешь?
— Но теперь ты с ним разводишься и собираешься устроить пир на обломках своего брака, — заключил Ванька.
Ему даже стало интересно, не ради ли обнародования информации Уля послала в Москву муженька в одиночестве. Он знал, что у Саф все не так хорошо, как она пыталась показать. С недавних пор он начал думать, что виной всему развалившийся брак, но теперь картинка становилась еще менее радостной. Было что-то еще, что-то спрятанное, внутреннее. Паранойя?
— Я бы это и сделала, если бы не Алешка…
— Ну, то, что ты готова поставить его под удар мы уже выяснили… дважды, — кивнул Ванька на кровать, закрыл папку и скрестил руки на груди. — И тем не менее если доразводный секс еще можно чем-то объяснить, то вот этот пояс шахида — нет. Твою сестру упихнули в психушку за один призрак возможного рассказа правды. Если ты напечатаешь свою бомбу, Саф, то у тебя отберут опеку. И, кстати, в этом случае я поддержку твоего политика. Просто потому, что он никогда не подставит ребенка таким образом.
— Я не… — задохнулась Уля, но вовремя опомнилась и подошла ближе, показывая раскрытые ладони. Осознанно внушала ему правильные мысли? Вряд ли, Ванька не хотел думать, что она научилась манипуляциям у своего супруга. — Слушай, я знаю, насколько безумно выглядит моя одержимость, но все наоборот. Эта информация помогла мне сохранить рассудок, когда больше ничего не работало. А теперь… теперь Петр женится. — Ванька изменился в лице. Вот он, волшебный пендаль, который вынудил Ульяну бегать по городу, потрясая гранатой. — Ия поговорила с Илоной. Она сказала, что ничего не хочет знать, что правильно будет забыть и перестать копаться в прошлом.
— Удивительно дельное замечание, — фыркнул он. — Думал, что ты в этом возьмешь инициативу, а все наоборот!
— Перестань, пожалуйста, — попросила Уля, взглянув на Гордеева с укором. — Я не знаю, что мне теперь делать. Разве могу я позволить Петру творить такое и дальше? Какой я после этого непредвзятый журналист? Да и вообще…
— Саф, — остановил ее Ванька. — Тебя дома ждет веселый и счастливый пацаненок четырех лет. У Зарьяны, на которую ты все пытаешься равняться, нет детей. Она в разводе, а вся ее ближайшая родня за границей. Тебе не кажется, что это неспроста? Мир страшное место, добиваясь справедливости для сестры, ты не только разбередишь старые раны, но и подставишь Алешку. Пожалуй, мне стоит отобрать у тебя эту папку ради твоего же блага.
— У меня есть электронный вариант.
— И, надеюсь, мозги. Они тоже есть?
— Я стреляла в него, — вдруг призналась она тихо, и Ванька застыл. — Я постоянно езжу в тир и стреляю в Петра. Я носила с собой оружие, чтобы сделать это, когда увижу его снова.
— Ты не смогла защитить сестру — человека, за которого отвечала с детства. Это естественно. Но убить ты бы не смогла. Это сложнее, чем кажется.
— Ты недооцениваешь страх, — призналась она. — После той ночи мне страшно каждую минуту. Я всегда мечтала выкарабкаться из общежития, чтобы больше не испытывать пренебрежения со стороны людей, СМИ и правовых органов, но оказалась в его эпицентре! Скажи, сколького нужно добиться, чтобы быть в безопасности? — Она присела и начала собирать свою одежду. — Почему, чтобы неприятности обходили тебя стороной, необходимо представлять из себя угрозу?
— Это не битва, Уля, это война. А ты идешь туда в одиночестве и еще удивляешься. Остановись, пока не поздно. Или затевай дело всей жизни, как Зарьяна, но забудь о личном счастье. Твой выбор.
Она притихла, глядя на него в удивлении.
— Мне нужно принять душ. — Подумав, добавила: — Одной.
Ванька кивнул и пообещал раздобыть еду, но проводил Улю задумчивым взглядом. Как только зашумел душ, он раздосадованно цыкнул языком. Интересно, Новийский действительно не понимал, что происходит? Или старался не замечать? Понятно, что от друзей Уля могла отдалиться, но человек, который жил с ней в одних стенах, то ли старательно игнорировал ее паранойю, то ли являлся ее частью. Про себя Ванька окрестил его очень нелестно, а затем засунул папку подальше и сделал себе мысленную пометку потребовать у Ульяны электронный вариант документов. А то Сафроновы, как известно, бывают крайне неосторожны с информацией!
Глава 4
Ульяна
Находиться дома было больно. И не только потому, что у нее появился секрет, который ни в коем случае нельзя было выдать, просто с некоторых пор Ульяна перестала быть частью семьи Сергея, и ей это наглядно демонстрировали. С сыном Новийский общался прекрасно, а с ней разговаривал исключительно о договоренностях или, опять же, Алексее. Наверное, так и должно было быть, но атмосфера царила настолько угнетающая, что Ульяна готова была бежать куда угодно, лишь бы только не оставаться дома дольше необходимого. И иногда очень жалела, что решила держаться на расстоянии от Вани, пока не прояснится ситуация с опекой. Капелька тепла от человека, который знает, не помешала бы. Увы, для этого Уля была слишком плохой актрисой.
Когда Сергей сказал, что собирается на неделю в командировку в Москву, дабы обсудить все нюансы будущей должности, она едва сумела скрыть вздох облегчения. Ульяне нужна была передышка в этой войне. Сергею было больно находиться рядом с женой, а потому он делал больно и ей. Не нужно докторской степени по психологии, чтобы это понять.
— Я посмотрел твою статью и внес правки, — как-то сказал он Ульяне.
Она взглянула на распечатку и едва сдержала резкое замечание. Красным было подчеркнуто через строчку. Даже Зарьяна ни разу не критиковала ее работу так жестоко, а у нее опыта куда больше. Меньше только субъективного отношения!
— Я не буду это печатать. Все равно что публиковать чужую работу под своим именем, — холодно сказала Уля, откладывая листы.
— Это твое окончательное решение? — невозмутимо поинтересовался Сергей.
Ульяне сразу вспомнились все те случаи, когда Сергей блефовал. Когда она думала, что стоит знакомым узнать об их отношениях, и все будет кончено, когда он отказывался идти на свадьбу Илоны, когда… да много раз он намеренно давил на ее страхи, а потом делал вид, что это она сама все придумала. Но сейчас, с сыном, он перешел черту.
— Я посмотрю, что можно сделать, — отвечала она, мысленно отмечая, что в такие моменты почти ненавидит человека, за которого вышла замуж.
Сергей уехал в воскресенье, и Ульяна устроила себе маленький праздник: целый день провалялась в кровати с книжкой. Конечно, ее посетила крамольная мысль рассказать Ваньке и… в этом месте щеки покрывались румянцем, а низ живота тяжелел. Но она сама не понимала, что на самом деле ждет от Ивана Гордеева. Раньше Уля не боялась обязательств, но брак, похоже, это поправил. Иногда ей казалось, что каждый новый спор с Сергеем вычерпывал из нее способность любить. И Ваньку она, кажется, не любила. Выходит, использовала? Ей не нравилось так думать о себе и о нем. Он заслуживал большего.
Рассуждала она красиво, но уже на следующий день, стоило им с Алешкой, Илоной и Шиной направиться в парк, как около подъезда нарисовался Ванька. С мячом и гетрами, лишившими ребенка покоя. Стоило Алексею увидеть обещанные подарки, как он завизжал, вырвал ладошку из руки матери и бросился обниматься. Разумеется, с мячом, но и Ваньке перепало.