Журавль в ладонях (СИ) - Гейл Александра. Страница 90
Отец, как ни странно, послушался. Открыл дверь и вдруг начал ругаться. А в ответ:
— Мама, дядя плохие слова говорит, — пожаловался Алексей.
Ванька чуть не рассмеялся. Ну конечно, Ульяна возила детское кресло с пассажирской стороны, чтобы проще было в случае чего дотянуться. А Гордеев- старший и не подумал о возможной встрече с ребенком. Как и всегда.
В ответ на реплику сына Саф застонала и тихонько пробормотала:
— Слишком много мужиков. — Ванька стоял достаточно близко, чтобы расслышать, и хмыкнул. — Ну так дай дяде по лбу. Будто сам не знаешь, что делать! — опомнившись, ответила Ульяна и обошла машину. Заметив, что Ванька так и не подчинился требованию шофера на вечер, Саф еще раз ткнула в него пальцем, а затем указала на пассажирское сидение. Мол, залезай.
— Ваня! — раздался радостный визг сзади, едва Иван захлопнул дверь.
Остатки кровожадных мыслей в мгновение ока вылетели из его головы.
— Эй, привет, пацан! — Он привычно ткнул кулаком в уже подставленный кулачок Лехи. — Когда в футбол гонять пойдем?
Парнишка задумался, но затем сказал:
— Послезавтра!
— Вот как? А что ж не завтра?
— Мама ездила далеко, только вернулась. Ей нужно отдыхать! А нас вдвоем она в парк не пустит.
Запомнил, значит, что с чужими нельзя.
— Правильно, маму необходимо беречь, — задумчиво протянул Ванька и коротко взглянул на Ульяну, которая от этих слов вздрогнула.
Отец, не скрываясь, хмыкнул.
— А откуда у тебя синяк? — спросил Алешка. И, не дождавшись ответа: — А меня укусила собака. Во такая! — Он раскинул руки, пытаясь продемонстрировать размер обидчицы. Судя по тому, что рук не хватало, парень повстречал волкодава.
— И как только ничего не отгрызла, — усмехнулся Иван.
— Она хотела! Теперь у меня есть ее зубы, — гордо сказал Лешка, а Ванька, зная парня, предположил, что это может быть буквальное заявление. Но тот всего лишь закатал рукав, обнажая огромный разноцветный синяк. — Папа сказал, что я теперь настоящий мужчина.
— Не совсем, — хмыкнул Ванька. — Но ты движешься в верном направлении.
— Так, достаточно! — резко сказала Уля. — Если ты не можешь без драк, не учи дурному моего сына. Меня не было неделю, а этот «настоящий мужчина» успел ободрать собаку и раздеть девчонку.
— Раздеть девчонку? — Гордеев-младший восхитился и ужаснулся одновременно. Он в свои четыре года такими подвигами похвастаться не мог. — Вот это…
— Цыц! — рявкнула Саф, злобно на него зыркнула и снова уставилась в лобовое стекло.
Так и пришлось блюсти «вот это цыц» до самого конца поездки.
Ваня ожидал, что Саф скажет что-нибудь по поводу болезни его отца, но та подрулила к дому Гордеева-старшего, не сказав ни слова. Впрочем, она и после этого не заговорила, что навело Ивана на мысль. Ульяне было очень неловко сидеть с ним рядом после, фактически, отказа от продолжения отношений. Как она там сказала? Не может притворяться, что готова строить будущее, зная, что теряет ребенка? Что ж, Алексей сопит на заднем сидении, убаюканный долгой и скучной дорогой. Теперь ей придется придумать новую отговорку или старательно избегать неловких тем.
— Давай говорим, — предложила она, припарковавшись у Ванькиного дома.
Прежде чем начать, они неловко потоптались около подъезда.
— Сергей обещал передать мне опеку, — наконец, начала Саф.
— Да, я понял, — кивнул Ваня, засовывая руки в карманы.
— И передал дело о разводе в суд и в скором времени уезжает в Москву…
Плохая была тема. Иван не знал, как реагировать на такие слова. Новость могла бы быть хорошей, согласись Саф быть с ним, но Ваня предлагал, и не раз. Гордость не позволяла предпринимать что-либо снова.
— Ты ведь не знала об отце? — спросил в попытке перевести разговор в другое русло.
— Господи, нет конечно! Я бы сказала. Это тебе отец сообщил? Как-то на него непохоже.
— Новийский, — помявшись, признался Иван.
— Н-новийский? — хрипло переспросила Уля, будто не могла поверить ушам.
Ах да, она разводится с мужем, он не помог ее сестре, но все равно хороший. Ванька и рядом не стоял. Скрипнув зубами от досады, он взглянул в сторону подъезда. Так захотелось уйти. И все же он заставил себя задержаться.
— Поговори с отцом, пожалуйста, пусть пойдет лечиться, — попросил он Саф.
— Но… я бросила его, когда он заболел. Он винил меня и злился, я должна была догадаться, что что-то тут нечисто. Он мне платил огромные деньги в надежде, чем я его не оставлю. А я вот ушла. Какое у меня право указывать твоему отцу, что делать? — Она замолкла, смутилась и попробовала зайти с другой стороны. — Это ты можешь.
— Да ни черта я не могу, — взорвался Ванька. — Он сказал, что не собирается рисковать компанией ради возможности провести в одиночестве дополнительную пару месяцев.
— Так найди способ убедить его в том, что он будет не один! — воскликнула она, будто само собой разумеющееся.
— Слушай, Саф, это работает с маленькими детьми и девочками вроде Лоны. Нельзя переубедить взрослого мужчину словами, что он будет не один. Нужно что- то большее.
— Я с тобой согласна, — кивнула Саф. — Но я не о словах говорю. Вспомни Маню, о которой я писала. Она тоже не желала подвергать себя химиотерапии, потому что ей время не было нужно. Это сложный выбор, неоднозначный, а иногда неочевидный для посторонних.
— Маня жила ужасно, а отец…
Саф вдруг расхохоталась, даже схватилась за живот. А когда заговорила, в глазах ее блестели слезы:
— Ваня, я ужасно жила в общежитии. Ну там кровать была неудобная, пол холодный, вещи негде сушить, соседи за стенкой поорать горазды. Кошмар просто. Но рядышком была сестра, у мамы все благополучно, можно куда-то стремиться и мечтать, не оглядываясь по сторонам. А потом я жила прекрасно. Спала в огромной постели, рядом с замечательным мужчиной, на ночь выпивала по бокалу дорогого вина и не знала ограничений в тратах. Но боялась лишний раз вздохнуть и навредить своим близким. Сестра в больнице, друзьям угрожают, сына страшно взять на прогулку. Ты знаешь, лучше жить ужасно, чем так. Сначала прочувствуй на собственной шкуре, что есть каждый из вариантов, а потом делай выводы. С чего твой отец должен тебе довериться, если один раз ты его оставил? Конечно он не поверит словам.
Внезапно Ванька улыбнулся, потому что речь шла совсем не об отце. Вряд ли Николай Гордеев мог чувствовать себя уязвимым перед сыном, а вот Ульяна перед бывшим любимым человеком — вполне.
— Если хочешь задержать отца в своей жизни, придется дать ему почувствовать твою готовность идти на жертвы и перетерпеть несколько ударов, — продолжила она, не заметив перемены в настроении Ивана. — Если человек не социопат, как Петр, за агрессией он скрывает страх. Такова жизнь.
— И что ты предлагаешь? — голос прозвучал неожиданно мягко, и Ванька даже отругал себя за несдержанность.
— Пойти на уступки в отношении «ГорЭншуранс», — сказала она будто само собой разумеющееся.
— Ты издеваешься? — разозлился Ванька.
— Я не предлагаю тебе годами полировать попой директорский стул, но если хочешь вернуть в свою жизнь отца, какое-то время придется. Николай Гордеев отправится лечиться, только если найдет человека, которому можно доверить свое царство. Например, тебя.
— Не смеши.
— Зачем мне тебя обманывать? — Она тяжело вздохнула. — Слушай. Тебе он слабостей не покажет, он ведь твой отец. Пример для подражания, а потому старается быть сильным в любой ситуации. Я тоже так делаю, когда речь о Лоне и Алешке. Но, поверь мне, когда тебя нет рядом, Николай Давыдович ведет себя иначе. В отношении тебя, я имею в виду. Даже… волнуется. Ему не все равно, что у вас не сложилось. «ГорЭншуранс», из-за которого вы грызетесь годами, всего лишь криптонит. Перестань на него нападать, поумней, наконец, и используй эту слабость! Ему понравится.
Ваня снова улыбнулся и притянул Ульяну к себе, чтобы обнять. По пути наткнулся разбитыми костяшками пальцев на ее руку и зарычал от боли. Ночная драка с грушей и хук отцу не прошли даром.