Синичка в небе (СИ) - Гейл Александра. Страница 36

— С чего ты взял, что я… — попыталась защититься, но не нашла подходящего слова.

— С того, что ты не умеешь целоваться, — легко решил он за меня проблему.

Наверное, мне не стоило об этом думать, но вдруг стало так обидно, что ему не понравилось. Обидно, что он заметил. Да просто обидно. А учитывая, что я была нетрезва — просто до слез.

— Ну, спасибо, — зло проговорила и попыталась обойти, но он меня остановил.

— Я не собирался тебя обижать или сердить, — заплетающимся языком возразил он и пригладил пальцем мою бровь. — Просто это так абсурдно. Ты всегда за логику, но стоит пересечь границу общежития — прячешься. Что же там такого?

Внезапно он наклонился и коротко поцеловал меня в щеку.

— Если вдруг решишь, что мнение соседей для тебя не важнее, дай знать.

Он ушел, а я ошалело заморгала, пытаясь понять, что же только что произошло.

Глава 5

Гордеев был зол, но не ругался. Как человек адекватный, он понимал, что дотащить Ваньку силком мне бы не удалось, а шантажировать было нечем. Разумеется, немножко побурчал для профилактики, но на том и заглохло. Или мне казалось все это несущественным по сравнению с заявлением, которым закончились алкогольные посиделки Сан Саныча.

Думала, что уснуть мне не удастся, но опьянение сделало свое дело, и утром я даже чуточку пожалела, что не выкроила времени на обдумывание ситуации. Почему же я так легко принимала решения о трудоустройстве и прочем, но туго соображала, стоило оказаться на территории отношений? Разве это нормально? Наверное, все родительское кокетство и обаяние досталось Лоне, а я… я была просто я. Неказистая коротышка с торчащими в разные стороны волосами, курчавящимися от влажности. Нечему в ней было понравиться такому парню, как Иван Гордеев. Потому я всеми силами попыталась списать странное заявление на последствия этанолового отравления и успокоиться. Получалось плохо. Еще хуже становилось от мысли, что теперь все стало каким-то неясным, двусмысленным. А я терпеть не могла неопределенности, и оттого сделала то единственное, что прекрасно умела еще со школьных лет: постаралась стать невидимкой. Понимала, что оттягиваю неизбежный разговор о случившемся, но пряталась за бесконечными делами Николая Давыдовича, а выходя из приемной сначала несколько раз оглядывала коридор, после чего пулей мчалась к лифтам, рискуя разбиться в своих неудобных красных шпильках.

«Канцелярская крыса», — не единожды бормотала себе под нос. — «Ну как можно быть такой трусихой?»

И тем более смешными казались слова, сказанные мне Ванькой:

«Ты же такая маленькая. Неужели ничего не боишься?»

А я боялась. До дрожи и ужаса. Ваньки и той власти, которую он имел над моим сердцем. И еще понимания: обладай я волей избавиться от трепета, слабости в коленях и предвкушения, которое создавало в животе ощущение невесомости, я бы не согласилась. Потому что в моей маленькой, скучной и тесной, как коробочка, жизни еще не случилось ничего настолько таинственного и увлекательного. Это хотелось сохранить. Я не думала, что парень, запросто связывавшийся с правовичками с десятого этажа, мог бережно отнестись к моим по-детски хрупким чувствам. Казалось, голова и сердце окончательно рассорились и тянули меня в разные стороны.

Запоздало-юношескими переживаниями круг проблем не ограничивался: у ожидания была еще одна сторона. Если поначалу мы расценивали молчание Сергея Новийского, как взятую паузу, то теперь забеспокоились всерьез. Гордеев ходил мрачнее тучи, вызывая ассоциации с графом Дракулой, Катерина с видом штатного Нострадамуса по пять раз в день повторяла фразу «что-то грядет», а в начале каждого моего разговора с друзьями после дежурного вопроса о делах шло: «Новийский не объявился»? «ГорЭншуранс» был солидарен: «ГорЭншуранс» дружно клял пропавшего политика.

За десять дней отсутствия Сергея Новийского я окончательно убедилась в том, что еще чуть-чуть, и народная молва поставит этого человека в один ряд с национальными предателями. То, с какой злостью разносили его жизнь окружающие, заставляло сомневаться в их душевном благополучии. Я никак не могла понять: уж если у меня в жизни все далеко не радужно, что должно было случиться с интернет-комментаторами, дабы настолько их озлобить? Один раз, в порядке отвлечения, я задала Катерине дурацкий риторический вопрос: не страдает ли Новийский мазохизмом, раз молча терпит такое. В ответ получила весьма загадочное утверждение: он самый здравомыслящий мужчина из всех, кто ей встречался. Не герой, но нигде не пропадет.

После ее речи я вернулась к своему занятию: продолжила читать комментарии и поражаться выдержке человека, решимость которого не могли сломать даже самые злые языки. Пожалуй, я бы подобрала Сергею другое определение: он кремень. В его ситуации молчание едва ли можно было счесть золотом, но тем не менее он выжидал.

Пожалуй, сложившаяся ситуация волновала меня слишком сильно. Мне всю жизнь казалось, что деньги есть некая гарантия безопасности, что если за душой имеются какие-то сбережения, то ничего страшного случиться не может. Тем ужаснее было наблюдать за тем, как волею какого-то ублюдка рушилось все, чего Новийский достигал годами. Благо, все его феерическое падение заняло не так много времени: какие-то жалкие две недели. И закончилось все… мягко говоря, неожиданно.

Сергей Афанасьевич Новийский объявился не в газетах, департаменте или даже не в «ГорЭншуранс». Он выступил по центральному телевидению с заявлением, что снимает свою кандидатуру с ближайших выборов и отказывается от должности заместителя директора департамента.

На следующий день в квартиру подруги Юлии, где временно проживала жена Новийского, ворвался отряд спецназа с обыском, и она оказалась в камере. Ей предъявили обвинения в мошенничестве в особо крупном размере из-за махинаций с произведениями искусства, и все выплаченные в ходе развода деньги ушли на выкуп. Ее любовника-соучастника, занимавшегося, помимо прочего, подделкой шедевров — посадили.

И правда: Сергей отличался удивительным здравомыслием и умением решать вопросы с максимальной пользой для себя. Поверьте, даже увольнение и временное затишье не стало для него препятствием. И черт меня раздери, если я понимаю, как у него это получалось!

***

Мой день рождения приходится на период корпоративов, и в тот год он точь-в-точь совпал с празднованием в «ГорЭншуранс». Сначала я отмечать не собиралась, потому что благодаря купленным подаркам лишилась остатков заначки, но потом поняла, что рискую сгореть со стыда, объясняясь. Друзья бы потребовали отметить событие, и вышло бы, в итоге, еще дороже. Забегая вперед, скажу, что о своем решении я ни разу не пожалела, но обо всем по порядку.

Выходя в тот день из лифта на начальственном этаже, я все еще переживала о пустом холодильнике, но стоило толкнуть дверь приемной, как все эти мысли вылетели из головы.

Первым я увидела Ваньку с бутылкой шампанского, затем — Лонку с хлопушкой, ну и, наконец, всех остальных людей, недружно выкрикивавших поздравления. Я не успела опомниться, как мне вручили бокал, осыпали конфетти и начали по очереди обнимать-целовать. Причем среди собравшихся были не только друзья. Поздравить меня с двадцатичетырехлетием пришли даже те, с кем я была лишь шапочно знакома по работе. В приемную набилось человек двадцать как минимум. И они все подходили, желали счастья и успеха, а я все пропускала мимо ушей, лишь кивала, и искала за чужими спинами Лону. Мне было ужасно приятно, что несмотря на размолвку и мое отвратительное поведение, сестра не стала искать себе оправданий и решилась меня поздравить. Я бы на ее месте так не смогла.

Щедро раздаривая улыбки окружающим девицам (а нас было большинство), Ванька мастерски откупорил бутылку и начал разливать шипучую золотистую жидкость… разумеется, с меня. Только прежде расцеловал в обе щеки, заставив раскраснеться от удовольствия. К счастью, Иришка оттеснила Ваньку так быстро, что даже не рефлексию времени не осталось.