Под светом Луны (СИ) - Павлова Александра Юрьевна. Страница 31

— Что ты ей вколол? — рыкнула Анжи, бросив бешеный взгляд на Кларка и одновременно с этим укладывая метающуюся Мину к себе на колени.

— Не волнуйся, — презрительно скривился оборотень, — раньше времени не сдохнет.

Молодая женщина бросила на него короткий, такой ненавидящий взгляд, каким только смогла передать все, что хотела сказать словами. Волк же только сплюнул в ее сторону, отходя на несколько шагов вперед и скрываясь за поворотом. ненавидящий взгляд, каким только смогла передать все, что хотела сказать словами. Волк же только сплюнул в ее сторону, отходя на несколько шагов вперед и скрываясь за поворотом.

Мина не понимала, почему ей стало хуже. Череп буквально разрывало от боли и давления, она совершенно ничего не слышала, а перед глазами был темный туман, не дающий ничего видеть. В ушах стучала кровь, бешено бегущая по венам, а в груди все скручивалось от удушья. На губах она почувствовала кровь, а потом руки Анжи, которая вытирала бегущие из носа дорожки. Девушка едва видела, как шевелятся губы женщины, и совсем не видела тревоги и испуга в ее глазах.

— Мина! Мина! — кричала и трясла за плечи Анжи девушку, пытаясь привести ее в чувство.

Испуг за малышку завладел всем существом волчицы. Она смотрела на смертельно бледную Мину и едва слышала ее сердце, которое билось все слабее и слабее.

— Мина! — со всей силы закричала Анжи, когда сердце остановилось совсем.

Душераздирающий вопль услышали все, кто находился на холме. Но за мгновение до этого Рис почувствовал это в себе, в своей душе, которая вдруг завыла от того, что потеряла свою половинку. Как подкошенный мужчина рухнул на колени, уши заложило от шума, а перед глазами все потемнело. Руками он опирался о землю, скребя ее пальцами и когтями, а из горла рвался дикий вой отчаяния, боли и тоски.

Кто-то пытался его поднять, кругом слышался злобный и вместе с тем грустный вой, мимо замелькали тени. Он не видел и не слышал ничего и никого. Не ощущал, как вибрирует земля под коленями и ладонями от стука сильных лап совсем рядом. Не слышал выстрелов и криков, рычания и визгов. Не видел сражения, разгорающегося все больше и больше. Он так и стоял, упираясь в землю, опустив голову и почти не дыша. Все, что сейчас владело им — это боль.

Обжигающая.

Скручивающая.

Сумасшедшая.

Дикая.

Непередаваемая боль.

Не волновало уже ничто, кроме ужасающей потери своей половинки. Только это имело значение. Только это было главным.

Где-то на периферии слуха он слышал плач Лики, ощущал ее за своей спиной, также лежащую на земле и гребущую пальцами землю. А чуть впереди, в напряжении глядя вперед, замер Саймон. Кто еще, как не они трое могли почувствовать утрату на расстоянии? Он — ее пара. Лика — ее мать. И Саймон — ее брат-близнец. Каждый из них был связан с Миной. Каждый ощущал в себе сейчас пустоту и боль.

Затуманенными слезами глазами Рис видел, как сделал один шаг вперед Сай, сжав кулаки и утробно зарычав. Он бы тоже хотел пойти за ним, чтобы сражаться. Но не мог.

— Забери ее, — только и прошептал Рис, обернувшемуся к нему на миг парню. — Верни ее мне.

Он коротко кивнул и исчез в гуще сражения, а мужчина снова опустил голову вниз, следом же всем телом опускаясь на землю, которая впитывала его слезы.

Стоящий рядом охотник оттолкнул Анжи от Мины, и присел перед ней на колени, ложа руки на грудь и начиная делать массаж сердца. А женщина отстраненно удивленно следила за ним, не отрывая глаз и прижимая ладони ко рту, чтобы не закричать снова. По щекам текли слезы, смешиваясь с кровью и грязью. До слуха доносились звуки битвы где-то совсем рядом. Но ничего не имело значения, кроме боли и страха. И сейчас Анжи, будь она хоть немного в здравом уме, была бы благодарна той гадости, что была в ней, поскольку именно она не давала ей чувствовать нормально и полноценно. Не давала ощущать эмоции сходящего с ума сына. Его тоски, отчаяния и страданий. Ей, как матери, было бы невыносимо ощущать еще и это, помимо того, что она уже ощущала, держа на руках умирающую Мину.

— Отойди, — раздался тихий детский голосок, и из темноты вышла девочка, что еще совсем недавно освободила пленниц.

Охотник тут же отодвинулся, уступая свое место малышке. Та присела перед Миной и положила ладони ей на виски, прикрывая глаза.

Анжи следила за ней, затаив дыхание, не зная, чего ждать и ожидать. Девочка была омегой. А это значило, что ждать можно чего угодно — и беды, и чуда. Это существо было способно на многое и неизвестное, никогда не знаешь, что произойдет. Волшебство, магия — этому нет названия, но то, что могли совершать омеги, было очень похоже именно на это. Это нельзя описать словами, нельзя увидеть и осмыслить. Это просто есть.

Рис не знал, почему вдруг в голове закрутилась требовательная мысль — встать и пойти. Куда и зачем — он не понимал и не пытался. Он просто поднялся на ноги и шагнул в самую гущу сражения. Он шел прямо, не останавливаясь и не отвлекаясь на угрозы, звуки или шум, обходя стороной своих волков, яростно уничтожающих охотников. Взгляд был направлен вперед, в узкий заваленный вход в шахту.

— Не спеши, щенок.

Этот голос. Мерзкий, грубый, пронзительный и напоминающий, зачем и по какой причине он здесь. В одно мгновение Рис сбросил с себя оцепенение и повернулся в сторону, откуда раздался голос. Кларк стоял в стороне, их обоих будто отгородило от остальных кругом сражающихся и сцепившихся бойцов, а они стояли в центре друг напротив друга.

— Ты ответишь за то, что совершил, — спокойно, холодно и убито прошептал Рис.

Но Кларк его услышал. И засмеялся. Он стоял и хохотал, глядя ему в глаза с превосходством и ликованием.

— Ты посмотри на себя, — продолжая посмеиваться и начиная шагать по кругу, издевался соперник, насмешливо глядя на Риса. — Ты же сейчас слаб. Ты раздавлен. В твоих глазах затравленность и боль. И это ты сейчас отвечаешь за то, что совершил. Ты — наглый безродный мальчишка! — шипел Кларк, злобно глядя на мужчину. — Ты посмел меня так унизить! Так втоптать в грязь! Ты посмел посмеяться надо мной! Ты разрушил все, что я строил годами!

В этом волке сейчас кипели все его чувства: злость, ярость, гнев, ненависть и презрение. Он был ослеплен своей жаждой мести. Был повержен собственной слабостью. Стал заложником своих обид. И это делало его истинным безумцем.

— Ты посмел тронуть мою семью. И ты умрешь за это, — тихо и все так же холодно и равнодушно ответил Рис, глядя на исходящего агонией соперника.

— О! Я знал, на что давить, — снова смеялся оборотень. — Знал твое слабое место. Всегда знал. И ждал, когда надавить на него, когда тебе будет больнее всего! И вот я здесь! — возвестил Кларк, пафосно подняв руки, будто в ожидании оваций. — И ты передо мной — никто, раздавленный щенок, потерявший истинную пару — потерявший все.

Из горла Риса раздался рык и он кинулся на врага, оборачиваясь прямо в воздухе. Кларк тоже не терял времени, и вот два волка — черный и серый — кружат друг перед другом, грозно и злобно рыча. Зверь Риса выбрался на волю, и теперь ничто не удержит его от мести за гибель своей пары.

Вокруг бросившийся друг на друга главных соперников сражение потихоньку затихало. Охотники гибли от клыков и когтей сильных хищников, захлебывались кровью и криками. Тут и там раздавались беспорядочные выстрелы, но и они вскоре затихли. Без всяких дальнейших команд волки зачищали местность, выслеживая сумевших сбежать охотников, скользнули внутрь катакомб, где уже был Дар, зашедший со второго хода и разыскавший вместе со своей группой тех, кто сидел в норах. Отец Мины, обернувшись человеком, кинулся в катакомбы, где за первым же углом наткнулся на ужасающую картину, которую он не забудет до конца жизни.

Его девочка, красивая, нежная и юная, в когда-то великолепном белоснежном платье, сейчас заляпанном грязью, кровью и пылью, порванном и гротескном, лежала на холодном бетоне. Матовая кожа была бледной, губы посерели, а грудь не вздымалась. Молодой мужчина пошатнулся, глядя на своего ребенка, не в силах выдержать этой картины. Медленно он сполз на пол спиной по земляной стене, кусая губы и не в силах оторвать взгляда от Мины. Там, на холме кричала его жена, его истинная половинка, увидевшая эту картину его глазами. Кричала и билась в истерике в руках сына, пытающегося удержать ее и не дать спуститься вниз.