Стражи времени (СИ) - Ванин Сергей Викторович. Страница 41

— Кристаллы, находящиеся в грунте обеспечивали хаотичную смену временных отрезков. Перемещателя, как устройства, еще не существовало, но энергия кристаллов времени была. Однако она ничем не контролировалась и, поэтому, то один, то другой отрезки времени возникали, и также быстро пропадали.

— Понятно, Иван Фридрихович, — Дадуа помялся. — Иван Фридрихович, вышестоящее начальство требует, чтобы я, непосредственно, опытным путем установил целесообразность дальнейшей работы по перемещателю. Деньги немалые, сами понимаете….

— Дорогой Вахтанг! Я всё прекрасно понимаю, вам нужно подтверждение наших достижений! Хотя перемещатель во времени ещё «сырой» и недостаточно доработан, мы можем испытать его действие хоть завтра. Доработка изделия — дело долгое. Я покажу вам товар лицом.

— Иван Фридрихович! — Дадуа достал из нагрудного кармана кителя небольшую старую фотографию. — На снимке изображён отряд красноармейцев, отбывающих на фронт, на борьбу с Колчаком. В середине, в кожанке, мой старший брат, Галактион Дадуа. Он был комиссаром этого отряда. Галактион с фронта не вернулся, почти весь отряд погиб. Брат был для меня самым главным советчиком и другом. Он заменил мне рано умершего отца. Мне очень не хватает его.

Линке взял из рук Вахтанга пожелтевшее фото. Перевернул. На обороте значилась полу стертая дата — 12 июля 1919 года 11 часов 40 минут.

— Ого! Какая тонкость! — воскликнул профессор. — Ну, что же, это нам на руку. Откуда у Вас эта фотография, Вахтанг?

— Один корреспондент, который был автором статьи об отправке отряда на фронт, нашёл меня и вручил мне этот снимок вместе с номером газеты «Большевик», в которой и была напечатана статья, — Дадуа взял папку, которую принёс с собой и извлек из неё старый газетный лист. — Заметка называется «Все на борьбу с Колчаком» и повествует о полных решимости революционных матросах, ведомых на фронт пламенным красным комиссаром Галактионом Дадуа. Обыкновенная агитка тех времен, Иван Фридрихович. Но больше от брата у меня ничего не осталось. Он был настоящим несгибаемым большевиком, прошедшим тюрьмы и каторги. Не знаю, если бы Галактион вернулся с фронта, уцелел бы он в этих партийных чистках? Иван Фридрихович, я хотел бы попросить вас….

— Я всё понял, — прервал профессор Дадуа. — Я покажу вам наше изобретение в действии. Вы, Вахтанг, воочию увидите своего старшего брата, и он опять будет стоять во главе отряда красноармейцев, отправляющихся на фронт громить Колчака.

— Пожалуйста, Иван Фридрихович, — Вахтанг прижал руку к груди. — Это моя личная просьба.

— Я понял вас, Вахтанг, — голос профессора задрожал. — Я тоже, в свою очередь, хочу просить вас, Вахтанг Георгиевич, я буквально умоляю вас….

— Не трудитесь, Иван Фридрихович, я знаю, что вы будете спрашивать меня о судьбе вашей дочери Тани. — Вахтанг закрыл глаза и помассировал их большим и указательным пальцами правой руки. — Я не забываю об этой просьбе ни на минуту. Но дело очень трудное. По моим сведениям, ваша дочь попала в специальный детдом для детей родителей, чьи действия, так или иначе, мешали установлению советской власти.

— Вредителей, врагов народа, Вы хотите сказать? — горько усмехнулся Линке. — Да, ведь это был 1921 год. Мы с женой и крохотной дочкой хотели лишь выехать за границу. Но мой брат, белый офицер, был расстрелян, и из-за него пострадал и я, и мои близкие.

Дадуа встал, подошел к окну и чуть приоткрыл форточку. Ему было жаль профессора. Дадуа действительно прилагал титанические усилия, пытаясь выяснить судьбу Тани. Он обращался к товарищам, которых знал ещё по гражданской войне, но следы Татьяны терялись. Заболев туберкулезом, она была вывезена из детского дома. Но куда? Вахтанг даже посвятил в это дело своего нового сотрудника, Семёна Бородина. Лейтенанта, побывавшего на фронте, хорошо знавшего свое дело, привел Антон Зубарев. Антона Дадуа знал по совместной работе еще до войны. Потом и Антон и Дадуа ушли на фронт, но менее чем через полгода, Берия, вспомнив про старого друга, отозвал Вахтанга с полей сражений.

Вновь возвратившись, и окунувшись в работу, Дадуа увидел, что исследования профессора Линке не только не остановились, но и набрали новую силу. Работа продолжалась. Мечты Дадуа и Линке всё увереннее воплощались в жизнь. Ничто не мешало целиком поглощенному научной работой Линке, двигаться вперёд. Скудное питание, отвратительные условия проживания в общежитии шарашки, презрительное отношение надзирающих за работой профессора кураторов, которые сами ничего не смыслили в научной работе, и вместо того, чтобы помогать учёным, мешали им, придираясь по мелочам и обвиняя в недостаточном усердии. Все эти тяготы профессор переночсил стоически. Возвращение Дадуа поставило всё на свои места. Профессору и его помощникам были созданы гораздо лучшие условия для работы и проживания. Непосредственно для Линке Дадуа выбил отдельную квартиру со всеми удобствами. Мало тог, он обставил ее мебелью и провёл телефон. Утром каждого дня Дадуа привозил профессора в шарашку, а вечером увозил его домой. Научным ассистентам Линке по личному указанию Дадуа были улучшены бытовые условия содержания. Теперь ученые лучше питались и получили в своё полное распоряжение по комнате в отдельном корпусе.

Глядя на эти изменения, начальник режима закрытого научного учреждения, Явлоев, не питавший особой любви к Вахтангу и ранее, теперь возненавидел того ещё больше. Его ненависть распространялась не только на Дадуа и профессора Линке, сумевшего наконец-то выбраться из скотского быта подведомственной Явлоеву шарашки. Офицеры охраны Дадуа, Зубарев и Бородин тоже не нравились ему. Прекрасно понимая, что и Зубарев, и Бородин являются не столько охранниками Дадуа, сколько его сотрудниками и порученцами, злобный майор госбезопасности из кожи вон лез, ставя палки в колеса, постоянно докладывая на верх, пытаясь представить деятельность команды Вахтанга, как вредительство, очковтирательство и бесполезное растрачивание государственных средств. Будучи от природы хитрым, коварным и исполнительным, Явлоев быстро завоевал расположение заместителя наркома внутренних дел Виктора Авакумова, в свою очередь, люто ненавидевшего и, как огня боявшегося, своего начальника Лаврентия Берия.

Берия и Авакумов бодались давно и упорно, но Сталин, наблюдавший все эти подковёрные интриги, не спешил встать на сторону тог или другого. Дадуа и Явлоев вели между собой точно такую же непримиримую войну, как и их хозяева, но, периодически призывая на помощь своих покровителей, слышали от них лишь многозначительное молчание. Однако в последнее время личный друг Берии, Вахтанг Дадуа перешёл в решительное наступление, уменьшая влияние Явлоева на происходящие в институте процессы. Несмотря на тяжёлое военное время, Дадуа добился увеличения ассигнований на проведение исследований вновь созданной лаборатории, руководимой Иваном Фридриховичем Линке. Но Явлоев, получив ощутимый удар по самолюбию, не собирался сдаваться. Один из офицеров, находящихся в распоряжении Вахтанга Дадуа сразу привлек его внимание. Дерзкий хамоватый парень, носивший погоны лейтенанта госбезопасности явно не был в фаворе у Вахтанга. Видя это, Амир Явлоев решил использовать это обстоятельство.

Вахтанг аккуратно погасил окурок папиросы и опорожнил переполненную пепельницу, выбросив ее содержимое в мусорное ведро.

— Так вот, профессор, вернёмся к прерванному разговору, — Дадуа отошел от окна и прикрыл форточку. — Государство уничтожало своих врагов во все периоды своего существования. Ваш сорвавшийся отъезд за границу послужил лишь ускорителем начала репрессий в отношении вашей семьи. Ваш брат был врагом новой власти, и она расправилась с ним. Вы же, профессор, оказались чуждым, для этой власти, элементом. И власть расправилась с вашей семьей.

— И это было несправедливо, — сквозь слёзы воскликнул Линке. — Моя жизнь кончена, мне осталось только мое дело — мои исследования, моя научная работа. Вам, Вахтанг Георгиевич, нет смысла помогать мне с поисками дочери. Если она жива, то я часть своей энергии буду тратить на общение с ней, если мертва — буду оплакивать её смерть. В любом случае, я отвлекусь от своей работы. А это для вас недопустимо. Не лучше ли держать меня в неведении? Не так ли, гражданин Дадуа?