Испытание страхом - Рой Олег. Страница 13

– Землю ночь накроет звездным покрывалом.
Без твоих объятий днем я тосковала,
Сильных рук любимых нежное касанье
Может ли приятней быть в любви признанье?
На исходе ночи, словно тень из рая,
Из твоих объятий быстро убегаю,
Пусть в тоске разлуки день скорей промчится,
Чтоб в твои объятья ночью возвратиться…

Наследники Гая Муция

Бракиэль

Я видел небольшую группу людей. Они были одеты в костюмы Проекта, но я никого из них раньше не встречал, к тому же большинство из них были заметно старше, чем участники Проекта. Люди были напуганы, и почему-то мне это нравилось.

– Разве ты не видишь? – сказала Нааме. – Они напуганы. Они не могут сопротивляться нам. Они всего лишь генераторы страха из слабой плоти…

Она говорила, а я смотрел, как, словно в замедленной съемке, на лицах людей страх уступал место решимости. Я знал, что будет, но не мог помешать этому. Красивая рыжая девушка вскинула что-то, что, как я понял, было оружием. И целилась она в Нааме.

– Нет! – закричал я, бросаясь между девушкой и Нааме. Наверно, следовало наброситься на эту девушку, обезоружить ее, но я не был уверен, что она не успеет выстрелить. Она успела, а я успел заслонить Нааме. О том, что девушка выстрелила, я мог только догадываться – не было ни вспышки, ни звука, ни трассы между стволом и целью – ничего, кроме внезапно возникшей раздирающей боли в груди и понимания, что я выиграл для Нааме несколько секунд.

Я знал, что у нее есть другой или даже другие. Знал, что она меня не любит. Знал – и все равно закрыл ее собой. Я также знал, что выстрел из странного оружия смертелен даже для меня. Я был уверен, что… Я был уверен, что погибну.

Я закрыл ее собой и потом увидел, как солдаты набрасываются на людей, ведущих беспорядочный огонь, а Нааме склоняется надо мной, и от нее исходит нечто такое, что я описать не мог. Мне казалось, что она кричит, кричит, не издавая звука, где-то в безмолвии, в котором обитают наши души, ее душа зашлась в беззвучном крике, увидев, что моя душа, пораженная выстрелом неизвестного оружия, исчезает у нее на глазах…

– Кажется, вы видели кошмар, – сказал мой двойник, сидящий у меня на кровати. Я занимал крохотную одноместную каюту недалеко от огромной рубки подлодки, и, кроме моей версии, кажется, сотканной из космической черноты, других попутчиков у меня не было. Черный Бракиэль был фичей Нааме, а моя фича находилась рядом с ней. Именно потому я не полетел на «Левиафан», как намеревался. Я и так находился с ней рядом, хотя и не видел ее – она запретила мне смотреть до тех пор, пока не «придет в порядок». Я мог слышать ее, чувствовать ее запах, мог касаться ее, хоть иногда она и отстраняла мою руку.

– У вас участилось сердцебиение, – продолжил мой доппельгангер. – И давление подскочило. Мне это не понравилось, вот я вас и разбудил.

– Сколько еще до прибытия? – спросил я, потягиваясь в койке, отгоняя остатки кошмара.

– Сорок две минуты, – последовал ответ. – Через двенадцать минут общий подъем. Советую принять душ: через двенадцать минут напор в корабельной сети упадет.

– Спасибо, – я поднялся и направился в душ. Проклятый сон засел у меня в памяти, как репейник в хвосте дворняги. Кошмар казался слишком ярким, словно и не сном был, а… воспоминанием? Но о чем? Было это с нами когда-то или когда-нибудь случится? Со времени вступления в Проект я научился серьезно относиться к таким вещам, как сны.

Уже принимая душ, я вдруг понял, что женщина, стрелявшая в Нааме, была похожа на повзрослевшую Олгу. Похожа – и не похожа одновременно. Странно…

Выходя из душа, я твердо решил не заморачиваться по этому поводу. Если подсознание хочет мне что-то сообщить, пусть выражается определеннее.

Фредди

Ника… то есть Леди Н., конечно… так вот, Ника говорила на одном из занятий, что умение засыпать на какое-то определенное время – это «тихий голос вашей фичи». Удивительно, кстати, как наименование, придуманное, если мне не изменяет память, Джинном, распространилось в нашей среде. Кураторы называют фичей «тульпами», но у нас это название не прижилось, и кураторы, видимо, решили именовать фичей так, как нам удобно.

Так вот, если верить Нике, фича присутствовала в нас еще тогда, когда мы не осознавали этого, и чем могла, помогала – например будила в нужное время. А мне почему-то казалось, что такой способностью обладаю не я один. Например, в келье отца-настоятеля будильника не имелось, да и у остальной братии я этого устройства не замечал. Это что же, у них тоже есть фичи, что ли?

Я спросил об этом у Ники, и она ответила, что среди людей потенциальных носителей сверхспособностей много, но это не значит, что они когда-нибудь смогут ими воспользоваться. Она пояснила это на примере моих ног – я не чувствовал их, потому не мог и ходить.

Кстати, я все-таки начал ходить так же, как другие, после нашей атаки на нового друга Бракиэля, которому он все еще не придумал имени. Что-то, должно быть, стало на место у меня в голове, и теперь ноги стали в полной мере моими ногами… со всеми вытекающими отсюда последствиями – например, я обнаружил, что кроссовки мне дико жмут. Обратился с этим к Баракке, неофициально заведовавшему снабжением Проекта, и тот пообещал выдать мне другие, но уже по достижении базы.

Эх… вечно я все хожу вокруг да около. Так к чему я вспомнил о фичах? А к тому, что нас с Тенью разбудили наши фичи, ровно за полчаса до прибытия. Мы вместе приняли душ – на этом настояла сама Тень, аргументировав это тем, что «сейчас все как ломанутся – напор будет никаким, волосы не промоешь»… ей виднее, а по-моему, когда вокруг тебя океан, беспокоиться о наличии воды странно. В душе у нас чуть было не случился рецидив вечерней страсти, но Тень меня отшила – ей надо было привести себя в порядок, а времени до прибытия оставалось мало. Впрочем, против моих ненавязчивых ласк она не возражала, так что водные процедуры прошли для меня вдвойне приятно.

Помывшись и одевшись, мы направились на главную палубу, располагавшуюся в «горбе» за рубкой. Здесь находился ангар техники, и поскольку мы прибыли раньше других, то отправились туда полюбоваться техникой нашей команды. В ангаре я столкнулся с Призраком, довольным, как эконом, прибравший к рукам бочонок хорошего вина. Я спросил у него, с чего это он цветет и пахнет так, словно в казино выиграл. Он ответил, что, во-первых, не в казино, а в карты, во-вторых, не выиграл, а проиграл, а в-третьих, fatti i cazzi tuoi, что бы это ни значило. После чего принялся что-то подкручивать во чреве своего железного друга, напевая какую-то попсу о ночных тенях, ускользающих поутру, чтобы появиться с закатом.

Лишь когда я отошел, то понял, что напевает он на каком-то странном языке, похоже, из группы бантустанских. Ни хрена себе…

Пока я здоровался с Призраком, Тень встретилась с Дарией и Куинни. Они о чем-то весело переговаривались, но с моим появлением замолкли.

– Секретничаете? – спросил я. – Дария, а где Джинн? Призрака видел, он Цезаря полирует, а Джинн как вчера пошел с местной сетью разбираться, так его и след простыл.

– Здесь я, – отозвался Джинн, появляясь в сопровождении Бракиэля. – Чуть подзадержался, хотелось все-таки разобраться с тем, что я нарыл. Вчера мне, хм, времени на это не хватило.

– И как, получилось? – поинтересовалась Дария.

– Глухо, – вздохнул Джинн. – Апистия режет моих ботов, как котят. Под что я их только не маскировал – режет, хоть ты тресни.

– То, что ты называешь Апистией, на самом деле фича одного из бывших кураторов, – сказал Бракиэль, глядя куда-то в сторону. Мы уставились на него:

– Как это «бывших кураторов»? – спросил Джинн.