Борджиа: Дорога к Риму (СИ) - Поляков Влад. Страница 28

Корелья понимающе кивнул. Затем, подтолкнув Моранцу в нужном направлении, двинулся… отдыхать, как я полагаю, то есть в место, где есть вино, уютное мягкое кресло, а если уж и симпатичные служаночки, так этого для друга детства вообще рай на земле. Мне же стоило двинуться на встречу с человеком, которого тут придётся называть отцом. Что ж, посмотрим на, хм, родственника.

До места, которое вполне можно было назвать рабочим кабинетом, я добрался быстро и без проблем. Ноги сами привели к нужному месту. Стук в дверь, затем открыть и… войти.

Здравствуй, кардинал Родриго Борджиа! Вот ты какой, оказывается. Вроде бы и похож на виденные мной в книгах портреты, но в то же время несколько другой. Не низкий, но и не сказать что высокий. Крепко сбитый, с довольно правильными чертами лица, разве что нос подкачал. Как по моему мнению, кто-то в далёком прошлом к этому носу кулаком приложился, да не единожды. А вот что не мог передать ни один портрет – это глаза. В них словно как однажды разожгли неугасимый огонь, так и не смогли больше потушить. Это были глаза человека, сжигаемого изнутри неутолимой жаждой власти и стремлением пробиться на самый верх, способного ради этого на любые жертвы. Видел я таких, хотя в моём времени им приходилось куда сложнее. Обстановка не благоприятствовала, да и сам оскудевший на непреклонных людей мир словно бы противился тому, чтобы его вытаскивали из зловонного тихого болотца, куда он неумолимо погружался. А здесь… Нет, здесь другое. Пусть всё более грубо, жестоко, но зато по настоящему, без импотентов-политиков и горластых право- и кривозащитников. И никакой кардинальской одежды дома. Обычная, пусть и явно дорогая одежда, несколько массивных перстней на пальцах, включая кардинальский. Этот символ власти он носил всегда, даже ночью не снимая, как мне было известно. Понимаю, символ же!

– Здравствуй, отец, - улыбнулся я, приветствуя этого человека. – Я вернулся с добрыми вестями.

– Сын… Чезаре, - Родриго сделал шаг вперёд и остановился, пристально на меня взирая. – Повзрослел, возмужал. А про вести принесённые сейчас расскажешь. Мне очень хочется знать, почему ты покинул Пизу и что делал во Флоренции, особенно в гостях у Пьеро Медичи.

Вот ведь, продувная бестия! Похоже, что старый опытный паук уже успел не просто сплести паутину, простирающуюся по немалой части Италии, но и прицепить пару «нитей» к моей персоне. Неудивительно и… внушает уважение к талантам этого человека.

– У меня на все твои вопросы найдутся ответы, отец. Ведь я действительно повзрослел.

Максимум возможной искренности, улыбка… И в то же время не расслабляться. Разговор с Родриго Борджиа, пусть даже он считает меня своим сыном – то ещё испытание. Так, меня обняли – крепкая хватка у вроде уже пожилого человека более шестидесяти лет от роду – и повлекли за собой к открытому окну. Два кресла, бутылка с вином, кубки, разные мелочи в довесок. Борджиа-старший явно ждал меня.

– Тебе заранее доложили о моём прибытии, отец, - сев в кресло, я задал не вопрос, а скорее констатировал очевидное. - Неужели у тебя во всех городах Италии есть свои люди?

– Не во всех… пока, - слегка улыбнулся Родриго, разливая вино по кубкам. – За твоё прибытие в Рим, сын.

Э, нет, так не пойдёт. Пришлось встать, дойти до замеченного мной кувшина с водой, после чего поставить его на столик, предварительно разбавив вино до приемлемой концентрации. Спиваться я точно не собираюсь! А вот пояснить свои действия надо.

– Хочу держать голову кристально ясной. Разбавленное вино этому неплохо способствует. И да, за нашу встречу!

Выпили. Причём я не мог не отметить, что кардинал несильно налегал на вино. Тоже видать бережёт здоровье, ну или ясность мышления, оно в любом случае полезно.

– Начнём… с твоего отъезда из Пизы. Почему, Чезаре?

– Этот город перестал быть полезным, - ничуть не лукавя, ответил я. – Дела в университете были окончательно окончены, мне оставалось лишь выбрать тот путь, которым я вернусь в Рим.

– И дорога лежала через Флоренцию.

– Именно, отец. Для начала, в Пизе не оказалось свободной кондотты из числа тех, которые действительно стоят того, чтобы их нанять и не пожалеть об этом. Увы, но предательство пустило корни во всех италийских землях.

Борджиа-старший кивнул, соглашаясь с моими последними словами. Он знал и те причины, по которым люди предавали вчерашних союзников, и то, как пусть частично, но защитить себя от подобного. Опыт выживания при Святом Престоле, он незаменим.

– Я пока не буду спрашивать, зачем тебе понадобилась кондотта. Спрошу о Пьеро де Медичи, правителе Флоренции. О его к тебе интересе и о том, не по его ли приглашению ты покинул Пизу?

– Не по его, зато намерение с ним встретиться присутствовало, - тут я передёрнул карты, но исключительно себе на пользу. – И эта встреча дала результат, который ты, отец, оценишь по достоинству.

– Готов выслушать. Но, если ты сумеешь меня удивить… не пожалеешь.

– Сто тысяч дукатов в день, когда освободится Святой Престол. И поддержка правильного кандидата со стороны младшего брата правителя Флоренции, кардинала Джованни Медичи. Именно это я привёл тебе в подарок из столицы республики.

На меня посмотрели… внимательно, словно бы вместо копии ценного полотна перед ценителем искусства оказался оригинал.

– Пьеро Медичи хоть и не его отец, но он Медичи. Они не делают таких щедрых подарков просто так. И кто же будет этим «правильным» кандидатом?

– Тот, кто лучше других будет отстаивать интересы нашей семьи. А поскольку до Борджиа есть дело только самим Борджиа, то думаю, ответ очевиден. Медичи поддержат тебя, отец. Деньгами, влиянием, голосом кардинала на конклаве, когда тот состоится. Мне, скажем так, удалось обрисовать им печальную перспективу иных исходов.

– И взамен этого?

– «Голова» настоятеля монастыря Сан-Марко, что во Флоренции, монаха-доминиканца Джироламо Савонаролы. Он успел разозлить слишком многих и громко плакать по нему станут лишь немногие очарованные его проповедями значимые люди да республиканское отребье. Но плач последних мало значит, если всё сделать быстро и правильно.

– Савонарола… Уж не тот ли проповедник, который утверждал, что сам Господь говорит его устами? Он ещё пророчествовал о «гибели трёх тиранов», к коим относил Лоренцо Медичи, Иннокентия VIII и Ферранте Неаполитанского.

– Он самый, - усмехнулся я. - Как по мне, невеликая цена за поддержку Флоренции.

Борджиа с некоторым усилием поднялся из кресла и подошёл к открытому окну, выходившему во внутренний дворик, засаженный несколькими деревцами и кустарником. Посмотрел на открывающийся перед ним умиротворяющий вид и, не оборачиваясь ко мне, вымолвил:

– Если и до тебя донеслись слухи о тяжёлой болезни понтифика, то ты понимаешь…

– Многое, отец, но хочу знать и то, что доступно лишь тебе как кардиналу и вице-канцлеру.

– Бог свидетель, если ты начал переманивать голоса кардиналов, то я не имею права скрывать от тебя положение дел. Пойдём к моему столу, Чезаре, бумаги хранятся там.

Мне оставалось лишь следовать за ним, идущим в другой конец довольно просторной комнаты. Именно там находился его рабочий стол, в ящиках и ящичках которого находились самые разные бумаги, разные, но неизменно важные. Хлама тут явно не наличествовало.

Родриго Борджиа, добравшись до своего рабочего места, привычно открыл один из ящиков, вытащил оттуда стопку листов бумаги и бросил на стол. Затем порылся уже в ней. Часть смахнул обратно в ящик, оставшиеся же разложил в довольно сложном порядке на столешнице. Схемы, списки фамилий и сумм, какие-то заметки не слишком красивым почерком. Сразу было видно, что это исключительно для себя, а не на всеобщее обозрение.

– Садись, смотри, - указал он на место рядом с собой. Дескать, придвигай стул и присаживайся, чтобы не смотреть всё это богатство, стоя или с другой стороны стола. – Увидишь, что я думаю о предстоящем конклаве. Знать бы только когда он будет, чтобы не пустить приложенные усилия и деньги по ветру.