Оригинал (СИ) - Чередий Галина. Страница 84
Появление деспота отвлекло меня от бесполезных размышлений. Несмотря на то, что я развлекала себя просмотром видов на балконе, его появление ощутила, едва он вошел в покои. Сам воздух вокруг меня как будто вдруг сгустился, дразня нервные окончания обещанием скорых прикосновений. Я невольно сделала глубокий вдох, перед тем как обернуться, так, словно собиралась нырнуть в совершенное иное пространство. Измерение обладания Грегордиана. Деспот шел ко мне из глубины покоев, глядя как всегда тяжело и неотрывно, не пытаясь скрыть торопливость или изобразить небрежную незаинтересованность. Нет, конечно, он не выглядел бегущим на всех парах нетерпеливым мальчишкой, скорее уж неминуемо надвигающимся штормом, безжалостной, прущей напролом бурей, в эпицентре которой мне предстояло оказаться спустя считанные секунды, и каждая частичка меня пришла в ответное неистовство, отчаянно жаждая быть поглощенной этой живой стихией.
— Боишься расплаты? — ухмыльнулся он, входя на балкон.
— Предвкушаю ее, — честно ответила я, и его глаза сузились, а ноздри затрепетали.
И, как и бывает со стихией, обрушился мой деспот шокирующе мощно, стремительно запрокидывая мою голову, целуя сразу всепоглощающе, неистово, не давая выбора: принять или нет его натиск. Ясно, пока разговоров больше, похоже, не будет. Шторм не спросит, готовы ли вы, не поинтересуется, не чересчур ли много его разрушительной силы для вас, он подхватит и закружит, оставляя лишь способность надеяться, что не размозжит вас об камни, наигравшись. Грегордиан брал что хотел, алчно, целиком, не нежничая или довольствуясь лишь частью, но при этом непонятно как давал мне ощутить себя бесконечно желанной. Молча, без единого слова, говоря лишь хищно полыхающим из-под ресниц голодным взглядом, бесцеремонным и при этом ненасытным вторжением в мой рот, жадным облизыванием и прикусыванием кожи, тем, как вдыхал не только мой запах, а, казалось, саму меня, он не просто позволял мне почувствовать, а словно прямо в лоб заявлял, что никого и никогда не хотел так безгранично. Каждый раз, когда он был так близко, полностью на мне сосредоточен, я ощущала прилив непередаваемого облегчения. Захватывая, лишая выбора, стискивая, вторгаясь, Грегордиан при этом будто освобождал меня. От сомнений в собственной нужности, от страха перед будущим, от прежнего спокойствия, которое на самом деле было моей бесчувственностью. С первым же прикосновением он магически творил для нас двоих наше «здесь и сейчас», более реальное, чем все, что было в моей жизни до него, и одаривая за все отнятое так щедро, что большего я не могла пожелать. Может секс и был когда-то первопричиной и главной силой, что нас притянула, но теперь все поменялось, и наша чувственность была лишь проводником, тем языком, на котором могли понимать друг друга наши души, пока мы еще не научились делать это по-другому.
Руки Грегордиана стиснули меня словно железная клетка, лишив на мгновение возможности вдохнуть, подчеркивая степень его обладания всем, даже моей жизнью, и тут же расслабились, обращая давление оков во властную ласку. Пустились в то самое бесстыдное путешествие по моему телу, что лишало меня любой почвы под ногами, вынуждая в ответ цепляться за него, извиваться, хватая воздух и слепо подставляться под все новые, требующие еще большего, поцелуи. Жесткие пальцы прошлись вдоль позвоночника от шеи до поясницы, до сладкой боли стискивали ягодицы, собственнически сжимали грудь, дразня соски сквозь ткань. Соскользнули на мой живот и ниже, безошибочно нашли клитор, несмотря на тонкую преграду, и создали то идеальное давление и трение, превращающее меня в конвульсивно сокращающийся кусок ничем не управляющей плоти. Мои бедра мелко затряслись, голова запрокинулась, приветствуя уже начавшую путь по телу жаркую волну, и тут Грегордиан остановился, больше не целуя и не трахая меня пальцами. Я судорожно вздохнула не в состоянии поверить в первый момент, что он мог снова провернуть такое.
— Ты серьезно? — впилась в его плечи, прижимаясь и пытаясь вернуть хоть часть трения, и мой голос был больше похож на гневное рычание.
— Еще как, — ухмыльнулся Грегордиан и, подхватив, понес к постели.
— Ты не деспот, ты чертов изверг! — обвинила я.
— Тебе нравится, какой я, — хмыкнул он, заходя в спальню.
— Вот уж не всегда! — огрызнулась я.
Поставив меня, архонт повелительно указал глазами на мое платье с красноречивым мокрым пятном впереди и стал раздеваться. И, естественно, я тут же зависла, загипнотизированная магией его движений и убийственной для меня красотой его тела, едва он стянул рубашку.
— Всегда, — с усмешкой ответил Грегордиан, спуская штаны. — Раздевайся, Эдна. Ты сегодня была очень дерзкой и неоправданно ревнивой фавориткой, и мне нужно срочно что-то с этим сделать.
Ах вот значит как, мы вернулись к вопросу с наказанием? Ну-ну.
— Может, тебе сначала нужно срочно что-то сделать с этим? — ткнула я в выпрыгнувший из плена ткани член, тут же упруго прижавшийся к его животу.
— Одно другого не исключает, а скорее наоборот, — расплылся деспот в похотливой улыбочке и тут же стремительно схватился за горловину моего платья и разодрал его до талии. — Я велел тебе раздеваться. Ты снова не послушалась.
— Уверен, что бюджета Тахейн Глиффа хватит каждый день меня новыми платьями снабжать? — отпрянула я и вызывающе подняла бровь.
— Не хватит — будешь ходить голой или наконец научишься быть послушной, — вместо того, чтобы преследовать меня, Грегордиан растянулся на постели на спине и запрокинул руку за голову, а второй порочно-намекающе потер губы и поманил меня. — Тряпки прочь и забирайся на постель. Ты знаешь, чего я хочу сию же секунду.
О да, еще как знаю. От этого знания внутренние мышцы конвульсивно сжались, напоминая, как любил деспот начинать и как реагировал сам. Не знаю даже, от чего мои оргазмы, подаренные его ртом, были ярче — от его виртуозного орального искусства или от того, насколько явно упивался сам деспот процессом доведения меня до сумасшествия подобным образом. У меня колени затряслись от желания опуститься на него прямо сейчас, но и упрямство, задетое отнятым на самом краю удовольствием, не хотело успокоиться так просто.
— Послушной, говоришь? — и не думая скрывать сексуальный голод, который сейчас наверняка полыхал в моих глазах, я медленно прошлась по его телу с головы до ног.
Нахмуренный лоб, требующий все и немедленно прищур льдисто-серых глаз, жадно трепещущие крылья прямого носа, шрам, казавшийся почему-то еще глубже, чуть искривленный в предвкушении рот. Мысленно потерлась щекой о его мощную грудь и оцарапала зубами жесткие мускулы пресса, уткнулась носом в пупок, лизнув уже исходящую влагой головку, и, будто мои мысли могли быть материальны, дыхание Грегордиана стало резче, мышцы живота конвульсивно сократились, а член дернулся несколько раз, роняя тягучие прозрачные капли.
— Эдна! — предупреждающе рыкнул деспот. — Сейчас же иди сюда.
Что, быть тем, кого дразнят, непривычная роль для тебя, милый? Сбросив одежду, я шагнула на постель, но не подумала опускаться. Не отпуская взгляд Грегордиана, прошлась и осторожно поставила ступни с обеих сторон его головы, предоставив ему прекрасный вид, и, чуть наклонившись, уперлась ладонью в стену над изголовьем.
— Хочешь наказать меня, архонт Грегордиан? — промурлыкала с невесть откуда взявшимися искушающими нотками в голосе и чуть раздвинула складки, демонстрируя ему то, насколько влажной была. — А как насчет самому быть наказанным за то, что грубил и намеренно пытался обидеть меня? Разве ты был хорошим архонтом, поступая так?
Я прекрасно помнила, как ему понравилось наблюдать за тем, как я ласкаю себя. В тот раз это было по его приказу, сейчас — по моему желанию. Казалось, Грегордиан даже дышать перестал от моей дерзости, неотрывно глядя, как я погружаю в себя пальцы с сочным, таким громким в неожиданной полной тишине звуком, от которого и у самой в голове мутилось. На лбу, ближе к виску деспота вздулась и запульсировала толстая вена, глаза его сузились до яростно горящих щелок, челюсть напряглась так, что желваки вздулись и побелели. Он скользнул руками по моим ногам и с силой впился в бедра, хотя и не вынуждая опуститься, но и от одного это властного удержания меня снова заколотило, толкая с безумной скоростью к такой желанной грани. Голова запрокидывалась сама собой, все мышцы сотрясались как в лихорадке, жаркий пот лился по коже, а с каждым выдохом наружу рвались хриплые вскрики.