Оригинал (СИ) - Чередий Галина. Страница 89

— Я говорила монне Илве, что ей нужно сменить манеру одеваться, возможно, и предложила вызвать Лугуса сюда и поработать с ее имиджем, — хрипло пробормотала я, даже не представляя, как мне удалось собраться для хоть какого-то внятного ответа, пусть он и звучал как полнейшая бредятина. — Она же ответила мне, что обнажаться передо мной ей некомфортно и Лугусу придется отправиться вслед за ней в ее покои.

Какая же ты бездарная врунья, Аня! Алево, не скрываясь, хмыкнул из-за плеча деспота, а Грегордиан нехорошо прищурился.

— Да неужели? — процедил он, глядя в затылок Илве, будто собирался просверлить там дырку и добраться до истины. — А разве она сама ответить не может?

Илва поднялась медленно и величаво и, опустив глаза в пол, повернулась к деспоту:

— Данная тема является весьма деликатной для меня, мой архонт, — своим вечным безэмоциональным тоном ответила она. — Я ведь росла среди Белых Дев, а тебе, наверняка, известно их отношение к телу, выглядящему подобно моему. Раздеться теперь перед кем-то одного со мной пола трудно и пугающе.

И без того неприветливое лицо Грегордиана помрачнело совершенно, и он шагнул ближе к Илве.

— Кто-то из них касался тебя против воли или причинял вред? — прорычал он. — Они смели питаться от тебя?

Питаться? Господи, да как же это… Ком удушливой тошноты подкатился к горлу. Я почувствовала себя окончательно запутавшейся в хитросплетении своих эмоций.

Восхищение Грегордианом от однозначности его защитных инстинктов, едкая зависть и ревность от того, что в этот момент они были направлены не на меня одну во всем мире, густая тень осуждения от мысли, что он не подумал, кому поручал растить ребенка, по сути, избавляясь до нужного времени, снова раздражение от того, насколько все-таки важна Илва для деспота и смущение за такую эгоистичность. И все это по-прежнему приправлено одуряющим и подавляющим вожделением, которому не было дела до всего остального, и оно требовало начать питать его немедленно.

— Нет, мой архонт, они никогда не смели нарушить условий договора. Но это не значит, что я не видела, как они это делали с другими и не замечала вечного голода в направленных на меня взглядах.

На лице Грегордиана краткой вспышкой мелькнуло замешательство, и будь я на месте Илвы, то торжествовала бы. Все-таки она великолепна! Вот так, парой фраз, переключить деспота из агрессивного режима в защитный, плюс еще и отягощенный тенью вины… И только все понимающая усмешка Алево портила общую картину.

— Монна Илва, я велю Лугусу прийти к тебе и решить вопросы с твоей одеждой. Сообщи ему обо всем, чего бы ни захотела, и это у тебя будет. А сейчас покинь покои монны Эдны! — Ну да, нормальная реакция мужика на дискомфорт от нежеланного чувства вины — щедро откупиться и тут же убрать с глаз долой.

— И как давно тебя, монна Эдна, стал так беспокоить внешний вид невесты деспота? — ехидно поинтересовался Алево, едва Илва бесшумно исчезла.

— Недавно! — огрызнулась я, больше всего на свете желая остаться с Грегордианом наедине.

— Очевидно, с того момента, как принц Раффис стал проявлять к ее персоне повышенное внимание, — продолжил противный асраи. — Не так ли?

— Если и так, это что, наказуемо? — ощетинилась я. — Или невесте архонта запрещено нравиться и другим мужчинам?

— Вовсе нет, — ухмыльнулся Алево. — Если только за твоей заботой о ее привлекательности не стоят некие далеко идущие планы.

— Хочешь обвинить меня в чем-то, асраи? — уже окончательно разозлилась я. Он меня сейчас бесил, безумно просто, уже только тем одним, что мешал добраться до Грегордиана. А мне это становилось нужно все больше и непреодолимее с каждой минутой.

— Кроме того, что ты не упомянула о свойстве интереса драконьего принца и его силе? — поднял свои светлые брови мужчина. — Нет, монна Эдна, в остальном ты безупречна.

Или пока не поймана за руку, прочитала я в его хитрых глазах и ощутила, как от споткнувшегося сердца к коже горячей приливной волной поднимается стыд. Я только что нагло врала Грегордиану. Врала после того, как еще несколько часов назад изо всех сил убеждала его верить мне. Может ли меня оправдать то, что делала я это не в своих интересах? Хотя кому я лгу? Еще как в моих! Илва, при всем сочувствии к ее судьбе, мне как кость в горле. Да, я вроде как желала ей счастья или хотя бы получить ту версию жизни, которую сама для себя выберет, но больше всего я хотела, чтобы она исчезла, перестала быть одним из углов нашего с Грегордианом треугольника. И чертов асраи читал это во мне с легкостью.

— Меня никто не спрашивал о принце и…

— Мне совершенно плевать, что этот драконий выползок запал на мою невесту! — оборвал наши препирательства Грегордиан, который, казалось, до этого пару минут пребывал в глубоком раздумье. — После того, как она родит мне наследника, я могу отдать ему ее, если сама Илва того пожелает.

— Драконы предпочитают девственниц, — насмешливо хмыкнул Алево.

— Если у данного конкретного дракона встает на мое, то он имеет шанс получить это или отобрав силой, или только дождавшись, пока мне будет угодно отдать это добровольно, — презрительно отмахнулся Грегордиан, и от его слов мне будто в лицо горящим бензином плеснули.

— Это?! Вы, черт возьми, говорите о человеке! — заорала я, сжимая до боли кулаки и потрясая ими перед собой, словно собиралась кинуться в драку. — У нее тоже есть чувства, мнение и собственные желания!

Полное минутное безмолвие и два пристальных мужских взгляда подействовали резко отрезвляюще.

— Эдна, ты здорова? — нахмурившись, спросил Грегордиан, подходя ко мне, а я с недоумением уставилась на собственные ладони, на которых ногти оставили кровавые отметины от того, как сильно я их сжимала. Да что меня так переклинило-то? Как будто подобное отношение деспота стало внезапным откровением. Чего же так вскипела как чайник?

— Может это какое-то последствие действия яда? — даже Алево выглядел не на шутку встревоженным.

— Когда, во имя проклятых созданий, уже прибудет этот гоет? — вышел из себя Грегордиан и, пнув со своего пути стул, прижал к моему лбу ладонь. И-и-и-и все! Меня накрыло молниеносно, дико и всепоглощающе.

Вскочив, я прижалась к Грегордиану всем телом, обвивая его шею, как будто хотела удушить, а не обнять, трясясь как в лихорадке. И опьянела окончательно от однозначной его реакции, когда он без малейшей заминки стиснул меня в ответ и прижался губами чуть пониже мочки уха, будто прижигая мою кожу этим прикосновением.

— Ты мне нужен… — взахлеб пробормотала, грубо дергая, как одержимая, ворот его рубахи. — Сейчас же… сию же секунду…

— Тише, Эдна, — прямо-таки замурлыкал деспот, и не думая меня отстранять. — Разве ты не знаешь? Если я тебе нужен, я у тебя есть! Всегда.

Его дыхание за пару секунд из спокойного стало упоительно-рваным, а член у моего живота отвердел и задергался, лишая меня последней связи с собственным разумом.

— Э-э-э-э, мой архонт, — напомнил о себе Алево, и в его голосе отчетливо читалось недоумение. — Ты позвал меня поговорить с монной Эдной о некоем деле.

Казалось, Грегордиан тоже мгновенно забыл, о чем бы то ни было, и раздраженно скривился на жутко неуместное сейчас вмешательство его помощника. Я же буквально взбеленилась от этого вторжения в то пространство безумия, в котором уже погрязла с головой и, заворчав как голодная хищница, прикусила кожу на ключице Грегордиана, и впилась в плечи ногтями, едва он стал поворачивать голову в сторону несносного асраи. Любые гребаные дела подождут, а вот я не могу больше ждать ни единого мгновения.

— Позже! — рыкнул деспот, тут же снова полностью концентрируясь на мне и подхватывая. — Я пошлю за тобой.

— Грегордиан… — вместо того чтобы уйти, Алево, наоборот, шагнул ближе. Он что, совсем тупой или мазохист?

— Вон! — рявкнул Грегордиан так, что стекла звякнули и, развернувшись, усадил меня на стол позади нас.

Ушел ли Алево к тому моменту, когда деспот задрал мое платье и загнал в меня член, я понятия не имела. Потому что ощутив его наконец в себе, я ослепла от первой волны просто вселенского облегчения и могла слышать лишь собственный яростный торжествующий вопль. Но едва оно схлынуло, и тут же мне стало нужно больше. Еще сильнее, глубже, резче. Глаза застилали слезы наслаждения, внутри все заходилось в алчных спазмах, горло саднило от криков в накатывающих раз за разом оргазмах и сумбурных требований, упреков в том, что мне все еще недостаточно. Мало-мало-мало! Мое неистовство заразило и Грегордиана, и он таранил меня остервенело, стискивая бедра, кусая сквозь ткань платья, а я извивалась и насаживалась, не жалея нас ни капли, приветствуя этот безумный, замешанный на боли кайф. Мой деспот хрипел и выстанывал что-то про то, что я могу взять все что хочу, что он готов сдохнуть прямо сейчас, что я его до последнего проклятого вздоха. Я смутно осознавала, что одежды между нами больше не было и под спиной уже не гладкая твердость стола, а мягкая прохлада постели. Но очень скоро простыни нагрелись и промокли, они липли к нашей раскаленной коже, каждая мышца полыхала от изнеможения, но насыщения все не было, и я продолжала цепляться за врезающегося в меня снова и снова Грегордиана, вдавливая жестко в его поясницу пятки. Еще-еще-еще!