Сорвать банк - Гарднер Эрл Стенли. Страница 24
– Утром кинотеатр еще закрыт, – заметил Эндикотт.
– Я звоню домой директору.
Спустя мгновение Клейншмидт произнес в телефонную трубку:
– Фрэнк, это Билл Клейншмидт. Прости, что поднял тебя с кровати, но стакан горячей воды с каплей лимонного сока, а также быстрая пешая прогулка принесут твоей талии большую пользу. Так, погоди, не злись. Я хочу кое-что выяснить у тебя насчет твоих билетов. У меня в руках корешок билета, который был продан вчера вечером. На нем есть номер. Можно как-нибудь определить, когда именно был продан билет? Значит, можно. Погоди, не клади трубку. – Клейншмидт поднес корешок билета к глазам: – Номер шесть-девять-четыре-три. И что это значит? Да, имеются. Две буквы: В и Z. О, ты уверен? Отлично, большое спасибо. Боюсь, вам придется немного пересмотреть расписание ваших поездок, – обратился лейтенант к Эндикотту.
Эндикотт постучал кончиком сигареты по ногтю большого пальца, стряхивая пепел.
– Извините, я не могу этого сделать.
– На этих билетах есть условные обозначения. Их наносит автомат, соединенный с часами, – тоном лектора сообщил нам Клейншмидт. – Буква А значит семь часов вечера, В – восемь часов, С – девять часов, D – десять часов. А X, Y и Z – это пятнадцатиминутные интервалы. Одна только буква В на билете означает, что он был продан в интервале от восьми часов до восьми пятнадцати. В плюс X означает, что билет продан в интервале от восьми пятнадцати до восьми тридцати. В и Y – от восьми тридцати до восьми сорока пяти, а В и Z указывают нам на интервал продажи, осуществленной от восьми сорока пяти до девяти.
– Простите, – прервал лектора Эндикотт, – но я смею думать, что был в кино до восьми сорока пяти.
– Очень хорошо. В таком случае, дождавшись восьми сорока пяти, вы могли встать и уйти из кинозала.
На лицо Эндикотта медленно наползла улыбка.
– Боюсь, лейтенант, что на сей раз я не смогу вам угодить. Мне, выходит, повезло. Но если вы справитесь в кинотеатре о событиях вчерашнего вечера, то выясните, что фильм закончился около восьми пятидесяти пяти, а сразу после него состоялась лотерея. Объявили номер билета. Почему-то я неверно определил свой номер, посчитал его выигрышным и направился к сцене. Потом я заметил, что ошибся. Надо мной посмеялись. Вы можете это проверить.
– Да ну? – иронически заметил лейтенант Клейншмидт.
В голосе Эндикотта появился свойственный воспитанному человеку процент иронии:
– Видите, лейтенант, как вы удачно выражаетесь – да ну.
– Я рассмотрю и эту точку зрения, мистер Эндикотт. Мне снова нужно будет с вами побеседовать.
– Если возникнет необходимость, приезжайте в Лос-Анджелес.
– Вы не уедете в Лос-Анджелес, пока я вам не разрешу.
Эндикотт уже в открытую рассмеялся.
– Сэр, вы еще хотите задать мне вопросы? Тогда спрашивайте сейчас, потому что менее чем через два часа я буду уже держать курс на Лос-Анджелес.
– Подчеркиваете свою независимость?
– Нисколько, лейтенант. Так уж случилось, что во мне глубоко укоренилось убеждение – я не имею права пускать под откос наш бизнес только потому, что кому-то заблагорассудится, хоть и вам, задержать нас в Лас-Вегасе, пока вы не закончите свое следствие... Я вполне понимаю ваше положение, лейтенант, и ваши заботы, но у меня свои заботы и свои обстоятельства.
– В таком случае мне придется использовать право вызвать вас повесткой на суд коронера [2] .
Эндикотт, подумав, отчеканил:
– Я ошибся, лейтенант, у вас действительно есть такое право.
– И вы все же не сможете уехать до окончания следствия... А не пойти ли нам на компромисс? – вдруг предложил Клейншмидт. – Если я не буду сейчас препятствовать вашему отъезду, приедете ли вы добровольно из Лос-Анджелеса по моему вызову?
– Да, при двух условиях. Первое – если это действительно окажется необходимо; второе – если я приведу свои дела в порядок настолько, что смогу уехать. – И Эндикотт направился к двери. И, обратившись к Уайтвеллу, сказал: – Артур, вы не против, если я уеду, не дожидаясь десяти часов утра? Тогда я успею попасть в контору после полудня.
Уайтвелл утвердительно кивнул:
– Да, Артур, вы же хотели написать письмо с одобрением сделки.
– Да, да, – перебил его Уайтвелл, беспокоясь, как бы детали сделки вдруг не стали известны непосвященным.
Эндикотт отвел руку от дверной ручки и кивком указал на письменный стол.
– Да нацарапайте пару строк, Артур. Все, что от вас требуется, – это упомянуть о сделке. Датируйте ее шестнадцатым числом прошлого месяца.
Уайтвелл быстро набросал записку и размашисто расписался. Клейншмидт наблюдал за каждым движением обоих бизнесменов.
– Здесь нет марок, – вдруг сообразил Эндикотт. – Я спущусь в вестибюль и куплю несколько штук. Там стоит автомат...
– Не беспокойтесь, Пол, – сказал Уайтвелл. – Я всегда вожу с собой конверты с марками. Для таких вот случаев. Не такие свежие конверты, может быть. Дядя Сэм на почте все равно отнесется к ним с уважением. – Он достал из кармана авиаконверт с маркой, толкнул его по гладкому столу к Эндикотту: – Напишите адрес. Вы его знаете. И бросьте в почтовый ящик.
Я быстро взглянул на Берту, чтобы убедиться, отметила ли она привычку Уайтвелла таскать с собой авиаконверты с марками. По-видимому, нет.
– Не уверен в здешнем воздушном сообщении, Артур, но даже если письмо отправится в Сан-Франциско и вернется обратно, все равно оно будет на месте самое позднее завтра утром – и защитит ваши интересы.
Клейншмидт стер с лица насупленное выражение и совершенно неожиданно улыбнулся Берте.
– Мне очень жаль, миссис Кул, что я спозаранку причинил вам беспокойство. Ради бога, не обращайте на это внимания и не держите на меня зла. Ах, если бы люди смогли научиться относиться к неприятностям философски, ведь было бы гораздо легче жить, а?
Он решительно подошел к двери, четко повернулся на каблуках и вышел.
Я посмотрел на Артура Уайтвелла. Он более не выступал в роли льстеца-ловеласа либо запутавшегося в неприятностях встревоженного отца; нет, он проявлял себя человеком с быстрым умом и способностью принимать мгновенные решения.
– Хорошо, Пол, – сказал он, – сейчас берите на себя все руководство в Лос-Анджелесе. Я же останусь здесь до тех пор, пока это дело с исчезновением мисс Бурк полностью не прояснится.
Эндикотт внимательно слушал монолог Уайтвелла.
– Я охотно подниму цену до восьмидесяти пяти долларов за акцию, только чтобы приобрести пакет, о чем мы говорили прошлой ночью. Вы понимаете?
– Да, конечно.
– За компанию «Консолидэйтед» больше пятидесяти тысяч я не дам. А в том, гарантированном предложении от Фарго, я думаю, есть хорошие виды на нефть. Тут я готов дать до семидесяти пяти тысяч, но при этом войти в долю последним и первым уйти в тень, предварительно отхватив как можно больший кусок пирога. Понимаете?
– Вы намереваетесь сообщить им...
– Нет. Выслушайте меня. Они совершают ту же ошибку, что и каждая новая фирма, – недооценивают размер первоначального капитала. Вложите двадцать тысяч на их условиях. Поставьте своим условием, что акционеры соберут дополнительные двадцать тысяч. После этого своих позиций не сдавайте. Когда начнутся трудности, они снизят запросы, потребуют вместо пяти тысяч две тысячи долларов. Стойте на своем. Дождитесь, пока они совсем отчаются, а потом выдвиньте наши условия.
– Контроль? – спросил Эндикотт.
– Контроль, но предварительно требование покрыть мои капиталовложения. Я хочу добиться контроля только после этого.
Эндикотт поджал губы.
– Думаю, что это не пройдет.
– Пройдет, если твердо следовать по такому пути. Они просят тридцать пять тысяч долларов. Спросите их, смогут ли они собрать двадцать тысяч долларов, если я вложу свои двадцать тысяч. Они это сделают – и будут думать, что этого достаточно.
– Понимаю, – сказал Эндикотт.
– Не проговоритесь о нашей стратегии, – инструктировал его дальше Уайтвелл. – Что же до моего дела здесь... до вас доберутся репортеры, посмейтесь над «слухами». Отметьте вскользь, что я прибыл сюда за несколько часов до совершения убийства. Другими словами, это чисто деловая поездка. Мой бизнес и Филипп на месте помогают мне, одновременно осваивая некоторые тонкости бизнеса вообще. Понимаете?
2
Коронер – в Англии и США – следователь, ведущий предварительное следствие в случаях насильственной смерти.