Меняя лица - Хармон Эми. Страница 20
Все эти события напоминали Ферн историю о банке жира, которой отец однажды поделился с Эллиотом Янгом. Ферн тогда было не больше четырнадцати, но она ей запомнилась.
Эллиот Янг был совсем не похож на своего сына, невысокий, около метра семидесяти пяти. Его светлые волосы с возрастом поредели так, что в конце концов он решил их сбрить. Глаза у него были светло-голубыми, нос слегка приплюснут. Эллиот всегда улыбался. Всегда, но не сегодня. Под глазами его темнели круги. Наверное, он не смог уснуть.
— Здравствуйте, мистер Янг, — сказала Ферн немного удивленно.
— Здравствуй, Ферн. Папа дома? — Эллиот не спешил входить, хотя Ферн широко распахнула перед ним дверь.
— Пап! — крикнула Ферн. — К тебе пришел мистер Янг.
— Пригласи его в дом! — отозвался Джошуа из глубины кабинета.
— Пожалуйста, входите, — сказала она.
Эллиот положил руки в карманы и прошел в кабинет вслед за Ферн.
В Пенсильвании было много церквей и конфессий. Считалось, что это один из тех штатов, где еще чтят Бога. Здесь жили и католики, и методисты, и пресвитерианцы, и баптисты. Но Джошуа Тейлор служил в своей маленькой церквушке в Ханна-Лейк с такой отдачей и заботой о горожанах, что для него не имело значения, какой ты веры, — он был пастором для всех. Даже тем, кто не сидел каждое воскресенье на скамье, внимая ему, он с радостью помогал в трудную минуту. Джошуа читал Библию, давал простые напутствия, проповедовал так, что его речи находили отклик в любом сердце. И все сорок лет службы он оставался верен своему главному принципу: любить и служить, остальное разрешится само собой. Все звали его пастором Джошуа, вне зависимости от того, какую веру исповедовали. И часто бывало так, что в поисках ответов на самые сокровенные вопросы люди приходили именно в его церковь.
— Эллиот! — Джошуа Тейлор встал из-за стола. — Как поживаешь? Давненько тебя не видел. Чем могу помочь?
Ферн закрыла за собой двери и медленно направилась в кухню. Ей отчаянно хотелось послушать, о чем пойдет разговор. Ходили слухи, будто Эллиот разводился с Лили и та покидала город. Интересно, уедет ли Эмброуз вместе с ней?
Ферн знала, что ей не следует подслушивать, но не смогла удержаться. Прошмыгнув в кладовку, она устроилась на мешке с мукой — так можно было услышать все, о чем говорили в кабинете. Строители, очевидно, пожалели материала для стены, потому что, забившись в угол, Ферн могла не только слышать, но и видеть все через щель. Мама ушла за покупками, так что не сможет ее поймать. Но даже если и поймает, Ферн притворится, что ничего не видела, и продолжит заниматься своими делами.
— …Она никогда не была счастлива. Думаю, она устала. В последние годы… она просто пряталась от меня, — говорил Эллиот. — Я так сильно ее люблю. Я думал, этой любви будет достаточно, чтобы она полюбила меня в ответ. Думал, ее хватит на нас обоих. На нас троих.
— Она точно решила уйти? — тихо спросил Джошуа.
— Да. И она хочет забрать Эмброуза. Я ничего ей не сказал, но это самое трудное. Я люблю его. Если она заберет его, не думаю, что смогу пережить это, пастор. Не думаю, что у меня хватит сил. — Эллиот Янг плакал, и Ферн почувствовала, как у нее на глаза тоже наворачиваются слезы. — Я знаю, что он не мой. Биологически. Но он мой сын, пастор. Мой сын!
— Эмброуз знает?
— Не все. Но ему четырнадцать, а не пять. Он знает достаточно.
— Лили знает, что ты хочешь оставить мальчика, даже если она уедет из города?
— По закону он мой ребенок. Я усыновил его. Я дал ему свою фамилию. У меня есть права, как у любого отца. Не думаю, что она будет настаивать на обратном, если сын захочет остаться, но я ничего ему не говорил. Я все еще надеюсь, что Лили передумает.
— Поговори с сыном. Расскажи ему, что происходит. Просто, без обвинений и осуждения: так и так, его мать уходит. Скажи, что любишь его, что он твой сын и будет им всегда. Он должен понять: у него есть выбор. Если захочет, может уехать с матерью или остаться с тобой. Как пожелает.
Эллиот несколько минут молчал, Джошуа Тейлор тоже, и Ферн забеспокоилась, что разговор закончился. Но потом Джошуа осторожно спросил:
— Это все, что тебя беспокоит, Эллиот? Хочешь еще чем-нибудь со мной поделиться?
— Я не могу отделаться от мысли, что, выгляди я иначе, как он, ничего этого не случилось бы. Я знаю, я не красавец, но я занимаюсь спортом, бреюсь, хорошо одеваюсь, пользуюсь одеколоном… — Эллиот говорил смущенно, и его голос с каждым словом становился все тише и тише.
— Как кто? — мягко переспросил Джошуа.
— Как отец Эмброуза. Мужчина, которого Лили не может забыть. Он не был добр к ней, пастор. Он вел себя эгоистично и грубо. Он оттолкнул ее, когда узнал о беременности, — сказал, что не хочет иметь с ней ничего общего. Но он красив. Я видел фотографии. Броузи — его копия. — Голос Эллиота надломился, когда он произнес имя сына.
— Я часто размышляю о том, что красота смертельна для любви, — задумчиво произнес отец Ферн.
— Почему?
— Потому что порой мы влюбляемся в лицо, а не в душу. Моя мама, когда готовила, сливала жир от мяса в жестяную банку из-под печенья с пралине и ореховым кремом (помнишь такое?) и убирала в шкаф. Не один раз я доставал эту банку в надежде отыскать сладости, а вместо этого, сняв крышку, натыкался на вонючий жир.
Эллиот рассмеялся, уловив смысл, который хотел донести до него Джошуа.
— Коробка на тот момент уже ничего не значила, верно?
— Именно. Мне хотелось печенья, и та коробка обещала мне больше, чем могла дать. Порой с людьми, у которых красивые лица, происходит так же. Многие из нас не удосуживаются заглянуть в душу. Забавно, но пару недель назад я говорил о чем-то подобном в проповеди. Ты слышал ее?
— Простите, пастор. Вы знаете, я работаю по ночам в пекарне. В воскресенье утром я просто без сил, — виновато признался Эллиот.
Как ему стыдно за то, что он редко ходил в церковь, чувствовала даже Ферн.
— Ничего, Эллиот, — рассмеялся Джошуа. — Я тебя не проверял. Лишь хотел уточнить, не слышал ли ты уже все это и не умираешь ли сейчас от скуки. — Ферн услышала, как отец листает страницы, и улыбнулась. Он всегда обращался к Священному Писанию, когда люди просили у него совета.
— В Книге Пророка Исайи, в стихе 53:2 сказано: «Ибо Он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему».
— Я помню этот стих, — тихо сказал Эллиот. — Я всегда гадал, почему Господь не даровал Иисусу красивое лицо под стать душе?
— По тем же причинам, по которым он родился среди угнетенных и был беден. Обладай он красотой или богатством, люди последовали бы за ним, не понимая истинный смысл его учения.
— Да, это верно, — согласился Эллиот.
Ферн поймала себя на том, что кивает в знак согласия. Она не знала, почему не помнит той проповеди. Возможно, отец говорил об этом, когда она украдкой читала очередной роман вместо молитвослова. Ей стало стыдно. Отец так мудр, ей следует чаще прислушиваться к нему.
— С твоим лицом все в полном порядке, Эллиот, — мягко сказал Джошуа. — Ты хороший человек с прекрасным сердцем. А Господь смотрит на сердца, не так ли?
— Да. — Эллиот снова едва не плакал. — Так и есть. Спасибо, пастор.
Когда он ушел, Ферн глубоко задумалась. А потом ушла к себе наверх и села писать любовную историю о слепой девушке, искавшей родственную душу, и уродливом принце с золотым сердцем.
Ирак
— Как бы я хотел увидеть женщину без платка на голове. Хоть одну! И вот бы она была блондинкой или — еще лучше — рыжей! — простонал Бинс.