Спасти Советский Союз (СИ) - Баксаляр Илья Николаевич. Страница 14

– Кто же? – полюбопытствовал я.

– Николай Бухарин. Ему я доверял. Почему он предложил мне именно Сталина, так и не смог понять до конца своих дней. Бухарин был очень порядочным человеком. Я не стал особо упираться. Хотя в душе был против Сталина.

– А Троцкий за кого голосовал?

– Троцкий? – Ленин сделал паузу, в глазах опять промелькнула боль. – Он не относился к Сталину всерьез. Кто такой Сталин? Так, серость. Троцкий умчался на фронт. Меня отвезли в Горки. И практически отстранили от власти. Кругом были люди Сталина. Они сообщали хозяину о каждом моем шаге. Врачи были им запуганы. И как только я хотел поехать в Москву, они всячески отговаривали меня, ссылаясь на состояние здоровья, и давали мне кучу лекарств, от которых лучше не становилось. Сталин часто приезжал в Горки. Был очень заботлив, но я не верил в его искренность. На природе любил проводить время в саду, сидя на лавочке. Сталин незаметно подсаживался ко мне и заводил беседу, а в это время фотограф снимал нас. Потом-то понял, зачем ему это надо было. Он хотел показать всем, что я хочу видеть приемником именно его. Но мне Сталин был неприятен.

– Но почему? – Мне было интересно узнать его мнение.

Ленин, прищурив глаз, горько улыбнулся.

– А ты видел его глаза? Посмотри, какие холодные, сколько там зависти и жестокости. Он хочет власти. У него, видимо, было не самое лучшее детство, да и в юности оказался не у дел, такой, получив власть, покажет себя с худшей стороны, плохо будет всем, кто станет у него на пути. Потом Сталин стал возвеличивать меня еще при жизни. Скажи, для чего? – А ты делился своими мыслями с Троцким?

– Конечно.

– И что он?

– Ох, батенька, Лев был героем революции, ее основателем, и за всеми своими заслугами всерьез Сталина не принимал. «Владимир Ильич, не волнуйся, когда нужно будет, мы его остановим, и потом – ты у нас руководитель и еще долго проживешь». Троцкий был страшно измотан, он только что вернулся с Дальнего Востока. Я смотрел на старого друга, героя революции и Гражданской войны. Как он все же хорошо выглядел, пылал энергией и здоровьем. А я в этих Горках тихо умираю, не ведая, что творится в мире. Сталин запретил иметь в доме радио и даже газеты доставлять не разрешал. Потом начались ужасные головные боли. Терпеть не было сил. Я просил у врачей обезболивающих, но они почему-то мне говорили, что все пройдет, надо просто потерпеть. Я терпел, но боли не отступали. Что-то тут не так. Когда болезнь на время немного отпустила сел писать обращение к съезду, где предупредил товарищей о правильности их выбора. Меня на съезд опять не пустили врачи. Поехала Надежда Константиновна и зачитала мое обращение. В письме я указал, что Сталин сосредоточил чрезмерную власть в руках, и это очень опасно для партии в будущем. Чтобы не подумали, что я враждебно настроен к Генсеку, я затронул и других лидеров, сказав про Троцкого, что это самый талантливый руководитель, но чересчур уверенный в себе человек, досталось и Бухарину, и Пятакову. Я старался быть осторожным и тактичным в оценках Сталина. Но, как оказалось, он заранее узнал о письме и перед съездом в кулуарах распространил слухи о моем плохом душевном состоянии. Крупская зачитала письмо, Сталин изобразил обиду и подал в отставку, но большинство делегатов ее не приняло. Что взять с больного Ленина? Я об этом узнал позже. Мое обращение прочли, но все осталось по-старому. Сталин набирал власть. Теперь ко мне приезжал только он, никого больше не допускали под благовидным предлогом – не беспокойте Ильича. Боли усиливались. Не выдержав, попросил Сталина привезти мне хорошие обезболивающие таблетки. Я заметил, как хищно блеснули при этом его глаза. Через месяц лекарство было у меня. А еще через месяц я умер. Удивительно, но Сталин заранее знал, когда наступит смерть. Я умер без десяти семь вечера, а уже час спустя он был у моей постели и рыдал над моим телом. – Ленин закрыл глаза. – Так я загубил начатое дело. Незадолго до смерти я оставил завещание. В нем просил назначить руководителем партии Троцкого – хотя у него есть свои недостатки, но это будет самый полезный человек. Я покидал свое тело и видел Сталина, Рыкова, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Томского. Поднимаясь над собственным телом, кричал им: «Друзья, не верьте Сталину! Не верьте! Он погубил меня! Погубил!». Но они не слышали. Изо всех сил с надрывом стонал: «Не верьте Сталину! Завтра он погубит и вас!». Быть может, они и услышали меня, но не поверили. Мои старые партийные товарищи не поверили мне, они доверились очень послушному и почтительному к ним человеку, слишком уверенные в собственном могуществе. А где же мой самый близкий соратник, которому я завещал партию? Его нет. Сталин заботливо отправил Льва в Грузию на отдых, заверив, что со мной все хорошо. Теперь у моего тела его нет, как не будет и у гроба. Только Сталин будет безутешно оплакивать меня на глазах всего мира. Кому же, как не ему, и стать моим приемником? – Ленин опять тяжело вдохнул. – Я надеялся, что мое тело похоронят в Петрограде рядом с матерью. Там мне хотелось встретиться со своей семьей, и по ночам мы сидели бы вокруг могилы и как в былые время беседовали о большом мире, о своих маленьких секретах и, конечно, о том, как быстро прошла жизнь и как мы все не берегли то время, которое подарила нам природа. Но Сталин лишил меня такой возможности. Он просчитал все. Вместо того, чтобы предать земле, мое тело забальзамировали, а мощи выставили на всеобщее обозрение, стал подобием святого. Сталин знал, как набожен русский народ. Теперь громили церкви, расстреливали священников, место церквей заменили партийные комитеты, попов поменяли на парторги, а место Бога отвели мне.

– Зачем они это сделали? – удивился я.

Ленин загрустил, его лицо совсем посерело.

– Я тоже ломал голову, для чего меня так возносят? Потом понял. Что русский человек привык ценить, как ты думаешь?

От неожиданного вопроса я растерялся и честно сказал: – Не знаю.

Ленин тихо произнес:

– Русский человек живет верой в Бога и царя. Ну, а кто теперь будет царем, догадаться нетрудно. Все, ради чего я жил, отдавал полностью себя – оказалось страшным обманом. Для чего свергли царя, рисковали тобой, чуть не потеряв тебя, столько людей положили на алтарь революции и свободы? Зачем сломали старую систему, чтобы освободить трудящихся? Я жил только ради этого. И теперь на трон взошел новый царь. Я призывал к миру и мировой революции! Я обещал крестьянам землю, и мы начали отдавать ее людям. Но коллективизация отняла ее у людей, как и надежду на будущее. Я призывал передать фабрики и заводы рабочим, но теперь номенклатура стала хозяином предприятий. Я говорил о свободе. Где же она? Все подавила огромная бюрократическая машина, очень неповоротливая, малоэффективная, но крайне жестокая к людям. Что изменилось? Люди во всем мире смотрели на Россию, как на свою надежду. Именно здесь проходил эксперимент новой социальной формации, где люди были бы счастливы. Но, посмотрев на то, что сделал Сталин, с отвращением отворачивались, с ужасом понимая, как хорошо, что они не совершили подобной революции у себя. Но это чудовище создал не я! Я хотел другого – чистого, честного, справедливого, что привлекло бы людей со всего мира к нашим идеям. Того же хотел и Троцкий, мечтая о мировой революции. Так мы лишились поддержки мирового пролетариата и тем самым невольно раскололи рабочее движение во всем мире. А это всегда приводит к войне. Сейчас я сижу здесь и мучаюсь. Наследники Сталина не хотят отпустить меня к моим родным, продолжают использовать меня как свою икону. А для чего? Для веры в социализм? Но он должен был быть другим, должен служить людям, отражать их чаяния и желания, а не выполнять волю одного человека. Для чего им нужен я? Что бы все ошибки Сталина, его преступления повесить на меня, чтобы будущие поколения проклинали меня. И опять-таки защищая Сталина: видите ли, он всего лишь продолжил дело Ленина… Но я не имеют отношения к этому! Да была кровь и жестокость, но это была Гражданская война. С ней закончили – и больше не воевать, не проявлять жестокость, а протянуть друг другу руки и жить в мире и согласии. Я это хотел, власть должна быть у народа.