Изнанка судьбы - Лис Алина. Страница 72

Перед тем как взбежать по лестнице, коза останавливается, чтобы кокетливо потереться о перила.

— Обязательно кидаться мебелью? — я хотела сказать это ехидно, а получилось весело. Появление наглой козы сгладило повисшие в воздухе напряжение и безысходность.

— Промахнулся. Я метил в козу. Интересно, как она влезла в дом, если ни ты, ни я ее не впускали?

Я краснею, но не спешу опровергнуть его заблуждения.

— Разве это не твоя коза?

— Хейдрун? Нет, она своя собственная.

Элвин улыбается, и вид у него не разгневанный, а даже как будто довольный.

— Этой старушке больше лет, чем мне, — продолжает он как ни в чем не бывало. Как будто не было жестоких слов, которые я только что бросила ему в лицо. — Клянусь, я не встречал твари с более шкодным характером. Среди Стражей одно время ходила байка, что Хейдрун — аватара богини Хаоса. Я начитаю в нее верить.

— Да уж, — я оглядываю холл. На полу опять вода и осколки вазы, в луже лежат уже чуть увядшие цветы и пожеванный шарф, кресло на боку, а на перилах клочья белой шерсти. И все это — меньше чем за минуту.

Он подмигивает:

— Предлагаю поймать ее, пока эта бестия не разнесла нам весь дом.

— Давай попробуем, — отзываюсь я с чрезмерным воодушевлением.

Смешно, но коза как будто сблизила нас разом. О ней легко говорить. Не то что о нашем прошлом, которого я не помню. Или о будущем, которое меня пугает.

Охота на плутовку напоминает детские игры в прятки с Риккардо. Мне удивительно хорошо от установившегося хрупкого мира между нами. Только бы ничего не испортить…

Мы перебрасываемся фразами и даже шутками, с азартом заглядываем в очередную комнату. Маг осматривает помещения медленно, разве что на каждую полку не заглядывает. Словно и не особо спешит найти рогатую бестию.

Я не тороплю Элвина. Если мы ее найдем, все закончится.

Гостиная, столовая, библиотека. Незваной наглой гостьи нет нигде, но, присмотревшись, можно заметить следы ее присутствия почти в каждой комнате: пожеванные шторы, клочья белой шерсти на обивке дивана и царапины от копыт на полированном паркете.

— Вот ведь зараза! — Элвин озадаченно поворачивается ко мне. — Где еще она может прятаться?

— Сейчас… — я порываюсь воззвать к своей кошачьей половине. От нюха Маленькой Фран не скрыться.

Не получается.

Рука касается горла. Почему он его снял?!

…Потому что я сама попросила.

Я тогда подобрала ошейник. Унесла в свою комнату. Даже надевать пробовала, но, когда я сама затянула пряжку, чуда не случилось. Кусок кожи на шее остался просто куском кожи. И я больше не могла превращаться в кошку.

Ну вот как сказать: я хочу, чтобы ты надел его обратно? Это же совершенно невозможно — произнести такое вслух. А сам он никогда не догадается, чурбан деревянный!

У дверей в мою комнату я останавливаюсь.

— Подожди меня, пожалуйста.

Скажу: пусть наденет его, чтобы я нашла козу. А потом не буду напоминать, чтобы снял. Может, забудет?

Ошейника нигде нет. Ни на каминной полке, куда я положила его в первый раз. Ни на туалетном столике возле трюмо, куда я бросила его после неудачной примерки.

Настойчивый стук в дверь заставляет поторопиться.

— Сейчас!

Где же он может быть?! Куда я его дела? Точно помню, что оставляла на столике! Или не на столике? В шкафу тоже нет. Неужели в гардеробной комнате?

— Сеньорита, вы еще долго? — Элвин заглядывает внутрь.

— Не могу его найти, — жалобно говорю я.

— Кого «его»?

Я осекаюсь.

— Неважно.

Ни за что не скажу ему, что искала ошейник.

Он берет меня за руку:

— Фран, что ты потеряла?

Я не зря избегаю его прикосновений.

Как всегда, когда Элвин дотрагивается до меня, между нами словно пробегает маленькая молния. Стук сердца отдается в ушах, и сразу становится нечем дышать, и снова чувства, как соленые морские волны, захлестывают меня с головой.

Гнев, обида, вожделение, нежность, страх, тоска — все сразу и одновременно. Как будто в голове заиграла сотня скрипок разом, и каждая — свою мелодию. Какофония, шквал, девятый вал шторма…

— Пусти, — прошу я звенящим от слез голосом, а какая-то часть меня умоляет: «Не отпускай! Не слушай меня!»

Он мрачнеет и покорно разжимает пальцы.

— Что вы искали, сеньорита Рино?

Я отвожу взгляд:

— Неважно. Мы охотились на козу.

— Что? Ах да! Точно, коза. Как думаешь, где она может быть?

— На кухне. Или в подвале.

Единственные помещения, которые мы не осмотрели.

— Там же брауни… А, ладно, пошли.

Мы идем вниз, все так же переговариваясь, но что-то изменилось. И я не знаю, как вернуть утраченную легкость.

На кухне темно и тихо. Огонь в очаге уже погас. Свет отражается в начищенных до блеска котлах и сковородках.

В подвале, где живут смешные малыши-брауни, я еще не была ни разу.

Или была, но не помню?

Лестница вниз крутая и узенькая, можно спускаться только поодиночке. Каменный свод в дюйме над макушкой невольно заставляет втягивать голову в плечи.

Скрипучая хлипкая дверца. Даже мне, чтобы войти в нее, приходится пригнуться.

Здесь нет светильников, как в остальной башне, а небольшого огонька на ладони мага недостаточно, чтобы разогнать тьму. Глубины подвала теряются в тенях. Но и такого света достаточно, чтобы я могла убедиться — внутри настоящая свалка.

Поломанная мебель, пыльные поеденные молью гардины, обломки облупившихся картинных рам, сундуки — десятки сундуков. Больших и маленьких, старинных и не очень, с резной крышкой и самых простых, неброских. Бочки, огромные стеклянные бутыли, статуэтки и вазы, торшеры и медные тазы.

Из большой кучи хлама в центре подвала, словно пародируя жилище мага, торчит слегка покосившаяся башня напольных часов.

Я, открыв рот, оглядываю этот беспорядок, а в воздухе стоит шепоток и тревожное попискивание. Крышки сундуков приоткрываются, и я чувствую, как из темноты на нас глядят десятки любопытных глаз.

Дрожа от ярости, я поворачиваюсь к магу:

— Как вам не стыдно?!

Он озадаченно приподнимает бровь:

— Я вообще довольно бесстыжий парень. А за что конкретно мне должно быть стыдно в данный момент?

— За это! — я возмущенно киваю в сторону свалки. — Считаете, это нормально?! Совесть не мучает, сеньор?! Хотя о чем это я? Какая совесть, когда у вас хватило наглости привести меня сюда.

Моя обличительная речь его только забавляет:

— Скажете тоже, «совесть». Как известно, это сеньорита — средоточие добродетелей, я же — вместилище пороков.

— Прекрати!

— Франческа, ну что опять не так?

— Они готовят тебе, убирают, обстирывают! А ты держишь их в таких условиях?!

Он сначала изумленно приподнимает брови, а потом смеется. Искренне и заразительно.

— Кто бы мог заподозрить дочь герцога Рино в приверженности модным идеям равенства?

— Слуги — тоже люди!

— Они не люди, — напоминает Элвин. — И честное слово, Франческа, это их подвал. Они сами все притащили. Можешь не верить, но я не спускался сюда лет тридцать, если не сорок.

— Сами? — я еще раз оглядываю ужасную свалку. Невозможно поверить, чтобы кто-нибудь добровольно пожелал жить в таких условиях.

— Сами. У брауни оригинальные представления о домашнем уюте.

— Они просто не знают, как надо, — неуверенно говорю я.

Если я действительно была хозяйкой в этом доме, почему ничего не сделала с этим безобразием?

— Ну, попробуй объяснить им. Глядишь, и правда выкинут барахло, заведут крохотные кроватки и тумбочки, как в кукольном домике.

— Скриблекс?! — неуверенно обращаюсь я к куче хлама.

Крышка ближайшего сундука поднимается, чтобы выпустить моего старого знакомца.

— Лорд? Леди? — пищит мохнатое чудо и кланяется.

— Скриблекс, почему вы так живете?

— Как? — он моргает огромными ярко-синими глазами и смотрит доверчиво, словно ребенок.

Элвин с интересом прислушивается к нашему разговору. На его самодовольном лице снова появляется так раздражающая меня ухмылка.