Вернувшийся к свету (СИ) - Вэдер Ольга. Страница 68

Один раз, когда Стрелок наблюдал за бесшумной поступью девушки, он произнес бесцветным, отсутствующим голосом: "Самое главное в моей работе - уметь ждать. Ждать, несмотря на усталость, злость или азарт, терпеливо ожидать того мгновения, когда можно будет сделать выстрел". Леми прислушалась, а Стрелок продолжал: "Я помню, когда Хозяин приказал мне убить короля Арфара. Я ждал удобного случая пять дней, все это время жил в каменной обсерватории, выгоревшей изнутри во время пожара..." Леми, удивленная тем, что он заговорил о своей работе, спросила, как ему удалось выполнить приказ. Стрелок нервно тряхнул головой, словно очнувшись, коротко глянул на девушку и не произнес ни слова. Леми показалось, что он пожалел о вырвавшихся у него фразах.

С того момента он больше не заговаривал ни о своей работе, ни о себе.

- Они не вышлют сюда отряд? - спросила Леми.

- В данный момент Кайт чересчур напуган, чтобы соображать, - последовал спокойный ответ. - Впрочем, если и вышлют, мы успеем уехать. Они не станут гнаться за нами.

Суматоха в лагере улеглась, однако часовые время от времени продолжали постреливать в сторону мрачного ночного леса. Подняв арбалет, Шайни замер. Леми подумала, что его лицо, должно быть, холодно и непроницаемо, как лик Смерти. Она различала во мраке его фигуру, но лица не видела.

Охотник окинул взглядом лагерь, подумал и повернул голову к дозорной башне. Раздался щелчок, и тетива выбросила вперед смертоносную стрелу. Спустя мгновение с башни рухнуло тело.

- Идем, - проговорил Шайни, отступая в заросли кустарника. - На сегодня охота закончена, к тому же у меня есть еще работа этой ночью, - отозвался Стрелок и забросил арбалет за плечи.

Стрелок знал Кайта и потому правильно предсказал его реакцию: в самом деле, тот был в таком ужасе, что не знал, какой приказ отдать своим людям. Лишь убедившись, что Охотника больше нет поблизости, Кайт пришел в себя. Всю ночь он пил, однако спасительное опьянение не приходило. Страх притупился, а не исчез, как надеялся саанар. Ну, и конечно, утро преподнесло свои сюрпризы: у крайних костров нашли два десятка убитых. Как враги проникли в хорошо охраняемый лагерь было загадкой.

Поразмыслив, Кайт понял, что ему хочется повернуть время вспять. О, будь такое возможным, он не повторил бы своей величайшей глупости. Он никогда бы не сунулся в этот проклятый мир!

Его солдаты отказывались идти вперед, требовали укрепить лагерь и передохнуть, однако Кайт понимал, что поступать так нельзя: в этом случае скоро начнется голод. Он попытался объяснить это своим воинам, но они не хотели слушать, тогда саанар пошел на уступки. Он сказал, что дает сутки отдыха с тем условием, что на рассвете армия выйдет из лагеря и ускоренным маршем пойдет на Оннелан. У него оставалась слабая надежда выиграть предстоящую битву.

Днем их не тревожили, однако вокруг стояла такая звенящая тишина, что она беспокоила Кайта больше ночной охоты Шайни. Он увеличил число часовых; солдаты выходили из лагеря отрядами минимум в пятьдесят человек.

Все было спокойно до вечера.

В лесу потемнело задолго до захода солнца, и если бы Кайт посмотрел на опушку и получше пригляделся, то, вероятно, заметил бы два замерших силуэта. Один из них принадлежал огромному черному волку с горящими красными глазами, другой - изящной золотистой пантере. Звери не отрываясь смотрели на лагерь, потом переглянулись, и пантера услышала, как в голове прозвучал чарующе красивый голос:

Пора начинать.

Пантера пружинисто шагнула вперед и наклонила большую голову.

Надеюсь, мурлыкнула она, и в алой пасти грозно сверкнули белые клыки, ты все предусмотрел.

Волк усмехнулся:

Все предусмотреть не могу даже я. Я сделал что сумел, скажем так. И сам поведу войско в битву .

Они вышли из леса, причем золотистый мех пантеры, освещенной лучами заходящего солнца, стал хорошо заметен на фоне темного леса. Двумя зловещими багровыми огнями запылали глаза волка, стоящего в тени замшелых елей с обвисшими лапами.

Хочешь атаковать со стороны леса?

Нет, Линнель, ответил волк, наши силы равны, я хочу начать атаку одновременно с трех сторон.

Но в таком случае у них останется путь для отступления.

Там глубокий овраг, и он затоплен вчерашней ночью: Шайни по моей просьбе отвел туда рукав Страженки.

- Ты вездесущий, - рассмеялась Линнель, входя в лес в облике женщины.

Ардаггер улыбнулся, тоже мгновенно приняв человеческий облик. Линнель обернулась, пристально посмотрела на него и добавила серьезно:

- Хорошо, что ты на нашей стороне, брат.

Кайт почувствовал непреодолимое желание подняться на дозорную башню и осмотреться. После ночных событий желающих остаться на посту на башне не было, деревянное строение пустовало. Кайт поднялся на смотровую площадку и остановился, глядя на близкий лес, застывший в загадочном молчании. Хотя саанар ощущал ветер, в лесу не шевельнулась ни одна ветка. Кайт положил руки на поручень и выпрямился, вглядываясь в черные деревья, напомнившие ему в этот момент страшный Пограничный лес. Ему показалось, будто глубоко в чаще на долю секунды мелькнула огненная молния. Кайт отвернулся. Ветер стих, и опять наступила неприятная звенящая тишина, которую нарушал шум собственной армии саанара.

А если сдаться, неожиданно пришла ему в голову мысль. Он посмотрел вперед, где над Хребтом Семнадцати загорелась ослепительная звезда с игольчатыми лучами. Да, сдаться можно было бы, сражайся он исключительно против Оннелана. Но Хозяин не примет сдачу бывшего своего саанара, а главным станет его слово. Кайт понимал, что в Харде его ненавидят, знал, что не может рассчитывать ни на кого - никто не станет его защищать. И, продолжая размышлять, он постепенно пришел к выводу, который заставил его содрогнуться. Он понял, что остался один против целого мира.

Ардаггер тоже был один, возразил себе Кайт, но нашел опровергающие доводы. Хоть Кэрхед и разделил пополам этот мир, хоть он сражался против Оннелана, он не стал одиноким. Несмотря ни на что, его уважали, с ним всегда считались враги. Наконец, он был любим.

Кайт впервые задумался - почему так? Хозяин Харда был бессердечен, порой беспощаден, он был хитер и даже коварен, мог лгать, честно глядя в глаза, и легко калечил человеческие судьбы. Но у него всегда были настоящие друзья, хорошо понимавшие его. Он находил их среди смертных в любую эпоху. Ханрат, Миларио, Ниира, Дайгет, Караро, Бартог. Это те имена, которые Кайт смог вспомнить сходу.

Почему, задавал себе вопрос Кайт и не находил ответа. Почему, стоило мне начать войну, я моментально стал врагом для всех? Почему такого не случилось с Ардаггером? Потому что он дан, или было что-то другое, ускользнувшее от внимания Кайта в бытность того саанаром Харда?

Кайт не присматривался к своему Хозяину, не задумывался о причине его действий, о подоплеке приказов. Он видел результаты. Он знал Кэрхеда Бешеного, но не подозревал о существовании создателя мира. Кайту нравилось разрушать, нравилось нести смерть, нередко он действовал на свой страх и риск, не думая о последствиях. Он видел, как работает Шайни, он знал, как действует Байно, и ему хотелось, чтобы его боялись так же, как и этих саанаров. Но добился Кайт неприязни, даже не ненависти. Его никто не уважал, а саанары Харда относились к нему с таким же снисходительным презрением, как к смертным.

Нападение на мир, внезапно решил Кайт, было не просто ошибкой. Я сделал величайшую глупость, и этой глупости мне не простят. Жаль, что понимание пришло слишком поздно.

Он опустил голову и посмотрел вниз, на лагерь. Можно было сохранить более пятидесяти тысяч жизней, если поехать одному в Оннелан. Однако Кайт не мог решиться на такой шаг. Да он и не был уверен, что доедет до светлого замка: саанар ощущал близкое присутствие Шайни. Стрелок мог держать свою жертву в постоянном страхе в течение нескольких дней, а потом, решив, что натешился достаточно, завершал охоту метким выстрелом. Кайт не подозревал о приказе Ардаггера не трогать его и не думал, что Хозяин способен отдать такой странный приказ.