Сказка — ложь! (СИ) - Караюз Алина. Страница 4

— Слушаю вас, господин герцог, — он низко склонил голову, не забыв скользнуть по мне задумчивым взглядом.

Я невольно напряглась. Кто это тут у нас герцог? Этот? С голой грудью? Так он, вроде, по канону, должен быть в меня влюблен! Что-то мне происходящее нравится все меньше и меньше…

— Приказываю отправить эту ведьму в темницу и хорошенько заковать! — произнес герцог таким убийственным тоном, что я чуть не свалилась в обморок. Это он что, серьезно?! — И скажи моему палачу, что после завтрака ему предстоит работа.

— Один момент, мой сеньор!

Ливрейный хлыщ Жако исчез за гобеленом, видимо, побежал звать подручных, а я в ужасе уставилась на хозяина замка.

— К-какой п-палач? — заикаясь, проблеяла я.

— Я тебя предупреждал, ведьма, — мрачно процедил мужчина, сжимая мое запястье с такой силой, что я испугалась за его целостность. — Ты так стремилась окрутить меня, что забыла о собственной безопасности. Теперь можешь начинать молиться своим черным богам.

Через минуту в комнате стало тесно от желающих собственноручно проводить меня к палачу. Это вернулся уже известный Жако, а с ним два мужика амбалоподобной наружности в тяжеленных доспехах и с внушительными мечами на поясе. Я глянула на эти мечи, в голове резко прояснилось, и на меня накатил такой ужас, что я, сама не замечая, начала тихонько подвывать.

— Я ни в чем не виновата! — попыталась я воззвать к голосу разума и надавить на герцогскую совесть. — Вы не имеете права так поступать со мной! Дайте мне возможность все объяснить!

Два амбала подхватили меня под белые руки, ловко застегнули на запястьях и лодыжках ржавые кандалы, не меньше пяти килограмм весом, и дружно потащили вон из комнаты, ничуть не заботясь о сохранности моих конечностей. В дверном проеме, прикрытом гобеленом, я умудрилась зацепиться руками за косяк и заорала благим матом. Герцог брезгливо сморщился, а амбалы с видимым удовольствием оторвали меня от двери, выкручивая мне пальцы.

Вот так меня и волокли через весь замок, такой пустынный ночью, а теперь буквально кипевший жизнью: растрепанную, орущую, со слезами, текущими в три ручья вместе со вчерашним макияжем. В какой-то момент я уперлась ногами, не желая идти, но меня грубо дернули за руки, и я упала, больно ударившись копчиком. Юбка задралась чуть ли не на пояс, открывая красненькие стринги, и мои оголенные ягодицы проехались по каменным плитам пола, сдирая кожу.

— Смотрите! Смотрите! — злорадно тыкали в меня пальцами попадавшиеся на пути люди в средневековых одеждах. — Ведьма плачет черными слезами! Настал твой конец, дочь дьявола! Убьем тебя — и заклятье падет!

— Идиоты! — заорала я во всю мощь своих легких. — Кретины! Это тушь!!!

Меня подтащили к большой двери, окованной железом и закрытой на гигантский засов. Один из этих, в доспехах, снял со стены и зажег факел, другой открыл замок ржавым ключом и толкнул дверь. Мне в лицо пахнуло плесенью и сыростью, я едва сдержала тошноту. За дверью вырисовывались каменные ступени, поросшие мхом, а дальше — все тонуло в абсолютной темноте. Вот по этой лестнице меня и стащили вниз, причем я упиралась на каждой ступеньке, а потому пересчитала их все своей многострадальной попой.

Мы спустились в бесконечный коридор, теряющийся в во мраке. Здесь было холодно до дрожи и слышался звук капающей воды. По обе стороны тянулись ржавые решетки, за которыми, как я подозревала, находились камеры для узников. В одну из них зашвырнули меня.

Поняв, что слёзы не помогут, я грубо выругалась, поразив средневековых мужиков колоритом и эмоциональностью родного языка.

— Гляди-ка, — рассмеялся один из них, — она еще и заклятья свои бесовские бормочет! Недолго тебе здравствовать осталось. Скоро ты заплатишь за все, дьявольское отродье!

Они быстро и ловко подтянули меня к стене, противоположной решётке, задрали вверх мои руки и замкнули на наручниках толстую цепь, крепившуюся меж грубо отесанных плит на такой высоте, что я смогла сесть на колени с вытянутыми руками, но лечь уже не получалось.

— Жди, скоро тобой займутся! — сказали амбалы, брезгливо сплюнув в мою сторону, и спокойно вышли, не забыв закрыть решетку на большой навесной замок.

Я исподлобья проследила за чадящим факелом, который эти гады унесли с собой. Оставшись в темноте, передернулась всем телом от сырости и холода и подергала за цепь.

Ну да, а чего я ожидала? Влюбленных принцев? Благородных эльфов? Наивная дурочка, так только в сказках бывает. И почти всегда с легкой руки какой-нибудь доброй феи. А у меня вместо феи злобная старуха, отправившая меня своим костылем в сущий ад! Сижу теперь здесь, как собака на цепи, и жду, когда по мою душу палач явится. Вот он хоть позавтракает, сволочь, а у меня со вчерашнего обеда капли воды во рту не было!

Когда глаза привыкли к темноте, я обнаружила, что она не такая уж непроницаемая. Прямо над моей головой зияло крошечное окошко, пропускавшее несколько слабых лучей. А еще по стенам стекали капли воды, но я не могла вывернуть шею настолько, чтобы слизать их, и не могла опереться спиной об эту холодную, мокрую, склизкую стену! В животе уныло заурчало. Чувствует, мой хороший, что сегодня его вряд ли покормят…

Не помню, чем занялся узник замка Иф, впервые оказавшись в своей камере, а вот я начала петь «Интернационал» для поднятия боевого духа. Только не подумайте, что я настолько старая, что помню подобное. Просто был у меня парень, помешанный на старых советских фильмах. Ему было все равно, что смотреть: про революцию, про Великую Отечественную, лишь бы стреляли и бежали в атаку с криком «ура!». А у меня музыкальное образование и память на редкость цепкая. Как услышу новый мотив, так и мучаюсь, не могу от него избавиться, а забывшись, еще и напевать начинаю. Пока мы с этим кадром полгода встречались, я не только «Интернационал», я все революционные гимны выучила, а песня из кинофильма «Семнадцать мгновений весны» отскакивала от зубов, как гимн родной державы!

И вот теперь, оказавшись один на один со своими страхами и неизвестностью, я начала перепевать все старые песни, лишь бы не скатиться в банальную истерику. Почему пела именно это? Ну как-то глупо звучала под сводами темницы песня про любовь. А вот что-то типа «Это есть наш последний и решительный бой!» как раз в тему. Тем более что это неплохо отвлекало от урчания в животе, жажды и холода. Поначалу. А потом, когда пересохшее горло уже не было способно ни на что, кроме шепота, я на одном упрямстве продолжала свой концерт едва слышно.

Когда я по третьему кругу завела «А значит, нам нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим», в коридоре что-то скрипнуло, с грохотом отворились двери и через несколько минут предо мною предстал сеньор герцог собственной персоной.

Он стоял напротив железной решетки, за которой кривилась от боли проклятая ведьма, но почему-то не ощущал ни малейшего удовлетворения от этого зрелища. В этот раз Конкордина вновь сменила обличие и, надо признать, сумела вызвать секундный отклик в очерствевшем мужском сердце.

Язон вспомнил свое пробуждение сегодня утром, и пальцы обеих рук рефлекторно сжались в кулаки.

Эту ночь, как и множество предыдущих, он провел без сновидений, и был уверен, что остальные обитатели замка тоже никогда не видят снов. А вот утро, впервые за все время с момента проклятия, встретило его сюрпризом.

Это было как наваждение. Когда-то очень давно (так давно, что он и сам забыл, когда это было) он посмел отвергнуть одну из самых знаменитых куртизанок своего времени. Сказал во всеуслышание, что на такой, как она, можно жениться лишь по большой любви или по большой глупости, а он, мол, не считает себя ни влюбленным, ни глупцом. И свидетелями этого разговора оказалась большая часть придворных, ибо дело было на королевском балу, приуроченном к очередному юбилею. Кто ж знал, что колдовство существует на самом деле, а проклятие оскорбленной женщины может иметь такую силу?!