Укротитель (СИ) - Кутейников Дмитрий. Страница 11
— Пернатые крысы! Ни х** у вас не выйдет! — снова ору, уже матом. Новый шквал атак, уворачиваюсь с трудом, но всё равно прыгаю к телу, ударами когтей и хвоста отрубаю крыло, опять прыгаю от новой волны атак и размахиваю над головой жутковатым трофеем.
— Ну! Кто добьёт тупую п****?! — это правда: вся окровавленная, без одного крыла, сбитая гарпия ещё жива: будто пытаясь улететь, судорожно загребает уцелевшее крыло, дёргаются сломанные ноги… Настю тошнит в укрытии, и Мальвина что-то бледновата… Да и я себя чувствую не лучшим образом. С неба слышится нечленораздельный и нецензурный вой.
— Давайте! Летите сюда, косоглазые суки! Я вас научу Родину любить! — уже неважно, что именно я ору — их бесит сам факт того, что я до сих пор стою, невзирая на все их атаки, да ещё и насмехаюсь над ними. Уже несколько гарпий не выдерживают, срываются в пике — и я встречаю их броском двух копий, с разбега, в прыжке, чуть не оторвав себе руки — и в одну всё же попадаю. А остальных накрывает молнией позабытая ими Мальвина.
В рядах пернатых начинается раздрай — те, что поумнее, видимо, хотят свалить, а те, что погорячее — продолжать.
— Валите отсюда, куры безмозглые! Вам тут ничего не светит! — последняя из сторонниц драки теряет осторожность и немедленно получает молнию. Меня всё-таки задевает вихрем перьев и магии, больно, но чешуя держит, и я стою, гордо и презрительно показывая неприличный жест вслед улетающим гарпиям.
Меня разбудили тихие всхлипы под боком. Слева? Мальвина. Попытка погладить и успокоить не увенчалась успехом — рука не поднималась, как налитая свинцом… Хорошо хоть не привязана… С некоторым трудом удалось повернуть ладонь и погладить тёплый бок. Во избежание, погладил Настю тоже и решительно открыл глаза. Темнота кромешная, не видать ни зги… Чувство пространства — не знаю, как его ещё описать — показало небольшую пещеру, много камня во все стороны, вход узкий, идёт дальше, чем те примерно десять метров, на которые я могу дотянуться…
У Насти на руке лубки — трещина в кости, почти перелом. У Мальвины повязка на левом глазу, разобраться не получается.
— Девочки, я с вами! — пытаюсь звучать бодрее, чем себя чувствую. — Но только духом, тело обещало зайти попозже, не ругайтесь на неё, она честно старалась. — Не бог весть какая шутка, но они старательно улыбаются сквозь слёзы. — Как вы тут без меня?
— Плохо. У меня, кажется, рука сломана, а у Мальвины глаз повреждён, видеть, скорее всего будет, только неизвестно, когда, и шрам, наверное, останется. А ты как упал, так и спишь уже сутки, ни на что не реагируешь, а мы тут переживаем, — говорила Настя, Мальвина молчала, лишь тихо всхлипывала.
— Гарпии? — даже говорить было трудно.
— Улетели и не возвращались. Они шалаш разгромили. Покедекс разбили, — пояснила Настя в ответ на моё недоумение. Покедекс — это плохо, но объясняло состояние Мальвины. Надо было думать, думать очень быстро, а сил не было совсем, хотелось просто лежать и не шевелиться.
— Мальвина, ты стала любить его меньше? Или хуже помнить? — Её единственный глаз наполнился возмущением — как я только мог такое подумать! — Нет? Кто бы сомневался! Твоя память и твои чувства вот тут, — я постучал пальцем ей по лбу, «с помощью лома и какой-то матери» всё-таки приподняв руку. — Мерзкие пернатые сломали всего лишь старую, и так почти дохлую железку. И убью я их не за это.
— Но это всё, что у меня осталось от старого мастера!
— Нет, — говорить становилось всё труднее. — Ещё ты. Ты жива и помнишь… — я уснул, не договорив и не узнав, удалось ли мне утешить Мальвину, потерявшую последнюю связь со своим прошлым.
В следующий раз я проснулся от голода. Самочувствие было в целом нормальным, только неимоверно хотелось жрать. Мальвины в пределах досягаемости не наблюдалось, Настя, судя по запаху, что-то готовила ближе к устью пещеры. Готовка давалась ей пока с переменным успехом, но от сырого мяса она отказалась бесповоротно.
— Кажется, я вовремя! — мне удалось принять сидячее положение, уперевшись руками в пол и прислонившись спиной к стене. — Что у нас на завтрак?
— Тушёный кролик с травами, — соли не было и мы выкручивались, как могли. — Только это не завтрак, а обед.
— Ничего не знаю, у вас, может, и обед, а у меня когда проснулся — тогда и завтрак. — в несколько приёмов мне удалось переползти поближе. В теле по-прежнему была слабость, но не болезненная свинцовая тяжесть, а нормальная слабость выздоравливающего человека. — Как там Мальвина? Наверное, это был сильный удар для неё…
— Мальвина? А про меня спросить ты не хочешь? — Настя, впервые на моей памяти, кажется, обиделась.
— Хочу. Но позже, как и про глаз Мальвины. Телесные раны всегда заживают, раньше или позже, так или иначе, а вот раны душевные могут болеть всю жизнь. Дай сюда, — я указал на её замотанную руку. Она, всё ещё обижаясь, подчинилась. Я сфокусировал внимание на повреждённом участке кости.
— Когда я смотрел в прошлый раз, у тебя была трещина, вот здесь. Сейчас она выглядит уже заметно лучше, ещё несколько дней, максимум неделя — и заживёт окончательно. — притянув её к себе, я поцеловал скулу, где был синяк. — А здесь уже зажило. Видишь — я всё помню! — я прижал её к себе крепче… А потом — осторожно, чтобы не задеть больную руку, уронил на себя и обнял всеми четырьмя руками.
— Пусти! Кролик! — вдруг стала вырываться она.
— Фиг с ним. Не пущу. Не сердись на меня, ладно? И на неё не сердись тоже. — попросил я. — Если я хоть что-нибудь понимаю в колбасных обрезках… — мои идиомы нередко ставили её в тупик, и этот раз не стал исключением. — Короче, нутром чую: у нас впереди — куча всяких гадостей, и справиться мы сможем только вместе… Если повезёт… Знаешь, как я перепугался, когда эти твари сверху всяким кидались, а тебе даже спрятаться некуда было? Будь осторожна, хорошо? Береги себя, ты мне очень дорога!
Мальвина, подошедшая к «самому интересному», тихонько помешала варево в самодельном горшке.
— Иди сюда! — позвал я её, похлопав по свободному месту слева от себя. — Ничего этому кролику не сделается.
Мальвина как-то замедленно подошла и села… Чуть-чуть дальше, чем я ожидал. Видимо, пока я отсыпался, что-то такое произошло… Какая-то кошка между ними явно пробежала. Будем разбираться, а то только этого мне и не хватало. Вытянув обе руки, притянул её к себе, и крепко прижал. Она не вырывалась, а я какое-то время сидел молча, просто радуясь теплу двух живых и дорогих мне людей… да пошли они все, пиджи — тоже люди!
— Эх, девочки, как же хорошо, что вы у меня есть! — не знаю уж, чего они ожидали, но явно не этого. Ну, хоть порадовал их — и то неплохо. — Давайте сделаем так: сначала я вам рассказываю, а потом вы мне. У меня, скорее всего, будет короче.
— Первое. Настя, я, кажется, знаю, кто ты. Ты — гибрид девочки-паука и гениального долбодятла… Это была шутка, — пояснил я в ответ на их затянувшееся молчание. — Знаешь, что ты со мной сделала? Сначала ты почти полностью превратила меня в пиджи, потом отгородила то, что осталось, а всё остальное — почти девять десятых! — превратила в симбионта. Не хило, да? Симбионт, который фактически и есть организм! А когда я окончательно слетел с нарезки — когда МЫ с ней ВМЕСТЕ слетели с нарезки, эта пиджи-симбионт эволюционировала, и «перегородка» между нами исчезла… почти полностью. Полноценного сознания у неё действительно нет, только рефлексы да некоторые навыки, которыми я могу пользоваться почти как своими. Почти — потому что некоторые вещи в человеческой голове в принципе не укладываются… Да и скорость… Когда мы включаем разгон на полную, моё сознание разгоняется тоже, но недостаточно, чтобы успевать за телом. Поэтому телом управляет она, я только задачи ставлю. Но так было и раньше, сейчас просто… чуть проще, чуть эффективнее… А вот чего раньше не было: я теперь могу чувствовать пространство… На небольшом расстоянии я могу различать разные материалы… Если совсем близко — вот, у Насти в кости трещина, я её чувствую, и чувствую, что она заживает, с прошлого раза она стала меньше. — Я подтянул к себе голову Мальвины и сфокусировался на её глазе.