Распыление. Дело о Бабе-яге (СИ) - Зимина Татьяна. Страница 51

— Ага, щас. Шнурки только поглажу… — она применила свой фирменный взгляд. — Если я провалюсь — ты меня вытащишь.

Без дальнейших разговоров она крепко ухватила мою руку и поставила ногу на ступеньку.

— Ну… Раз, два, три. Побежали!

Под моим весом ступеньки жалобно стонали и трескались. От них поднимались тучи искр. В какой-то миг, почувствовав, что вот сейчас всё и обрушится, я подхватил Машу под мышку и прыгнул. Целый пролет позади нас канул в огненное озеро.

Дальше был какой-то ад. Прикрывая рукавом глаза, я метался по коридорам, отскакивая и уворачиваясь от рушащихся балок, кусков горящей дранки и клубов раскаленного удушающего дыма. В голове мутилось.

— Главное, не потерять Машу. — билась одна-единственная мысль. — Главное, не разжать рук, что бы ни произошло…

С потолка упало что-то черное, обугленное, я пригнулся, подставив спину. Почувствовал, как куртка начинает тлеть, встряхнулся и побежал дальше. Ничего, шкура не казенная. Зарастет.

— Сюда! — послышался слабый крик.

У закрытого, чудом уцелевшего окна, лежал мужик с белым хвостиком на затылке. У нас в Москве такой называли "бойцовой рыбкой". Он был в проклепанной черной кожаной куртке и таких же штанах. Щеку его пересекал старый, стянувший кожу, шрам. Взмахом руки привлекая внимание, мужик приподнялся и указал на окно.

— Нужно выбить стекло и выпрыгнуть. — прокаркал он сквозь дым.

Маша, извиваясь, освободилась от моей хватки и сделала шажок к мужику.

— Бабуля? — она, кажется, почти не удивилась. — Ты вернулся? Ты…

— Некогда! Нужно выбить стекло и прыгать. Здесь невысоко.

Я уже поднял тяжелое кресло, собираясь метнуть его в раму, но Маша повисла на руке.

— Обратная тяга, Ваня, обратная тяга! — как сумасшедшая, закричала она.

Я опустил руки. Свобода была так близко: там, за закопченным стеклом, виднелось небо с редкими облачками и ветви зеленого дерева…

— Ты не Бабуля. — сказала Маша, повернувшись к мужчине. — Он бы никогда не допустил такой глупости, даже если б смог вернуться из Нави. Ты Елена. Это ты претворялась Лумумбой, Ванька прав. Ты — Баба Яга.

Мужик ощерился и начал меняться. Лицо удлинилось, уши поднялись к макушке, сквозь кожу проступила отливающая металлом чешуя. В глазах заплясали синие молнии.

— Ты мне не веришь. — прохрипел Зверь. — Я пришел спасти тебя. Я. Пришел. За тобой!

Руки его стали лапами, по полу чиркнули огромные когти. Оттолкнувшись, Зверь прыгнул.

Не помню, как схватил Машу в охапку и рванул из комнаты. Выход нашелся только один: пожарная лестница в узком бетонном простенке. Она была железная и горячая, вверх по простенку, как по печной трубе, шуровал плотный поток жара. Слыша за спиной скрежет когтей и шумное дыхание, я карабкался по раскаленным перекладинам, не обращая внимания на волдыри на ладонях. Маша болталась на плече, как тряпичная кукла. Она потеряла сознание.

Выбравшись на крышу, наконец-то вздохнул полной грудью. Раскаленный, пахнущий гарью, но почти без дыма. Дальний конец "Пеликана" уже просел, крыша там провалилась, и на фоне ночного неба языки пламени смотрелись особенно красиво.

Где-то в дыму лестничной шахты ворочался Зверь — всё еще слышалось его хриплое дыхание. Не теряя больше времени, я рванул к краю. С разбегу вскочил на поребрик… Слишком высоко. Даже до деревьев, которые могли бы смягчить удар. Эх, жалко не пришло в голову прихватить хотя бы горсточки пыльцы…

За спиной раздалось негромкое рычание, и я отошел от края крыши. Зверь, точнее, Елена в его обличье, всё-таки сумела выбраться из шахты вслед за нами, и теперь готовилась к драке. Глубоко утопленные глаза испускали синий кварцевый свет, с оскаленных зубов капала слюна.

Осторожно положив так и не пришедшую в сознание Машу на теплый гудрон, я пригнулся и выставил руки.

— Уйди от костей моих, уйди от волос моих, уйди от сердца моего… — ведьма утробно зарычала.

Сжалось сердце. Вспомнилось, как то же самое говорил Лумумба, защищая меня. Теперь моя очередь…

Прыгнув, она целила передними лапами мне в грудь, стараясь повалить и добраться до горла, как это делают обученные собаки. Подставив плечо и ощутив мгновенную боль, когда зубы впились в плоть, я сделал подсечку. Обхватил её поперек ребер и мы покатились.

Ведьма норовила вцепиться в горло, но я давил и давил, слушая, как трещат кости. А потом вдруг почувствовал, что тело её меняется. Оно становилось мягче, тоньше, податливее…

Миг — и это уже не волосатая зверюга, а голая женщина. Она посмотрела мне в глаза и улыбнулась. Черные волосы разметались по плечам, пухлые губы сложились, как для поцелуя. Даже через куртку чувствовалась мягкая упругость больших грудей. Согнув ногу, она поерзала и прижалась теснее.

— Неужели ты хочешь меня убить? — спросила томно, с придыханием. Волоски на шее встали дыбом.

— Елена…

— Да. — она поощрительно улыбнулась, сощурив синие глаза и взмахнув ресницами. — Я могу подарить тебе неземное блаженство. Могу сделать тебя счастливым.

Я почти поддался. Даже ослабил хватку, собираясь отпустить её руки. В глазах ведьмы мелькнул торжествующий огонек, а улыбка сделалась хищным оскалом. Слишком рано. Слишком рано она начала радоваться. Это меня и спасло…

Перехватив поудобнее, я сдавил её запястья так, что хрустнули косточки. Когти, кинжально-острые, готовые впиться мне в шею, втянулись, оставив кровавые бороздки на её же ладони.

Ведьма плюнула мне в лицо.

— Сука.

— Идиот.

Она вновь начала превращаться, теперь в подобие летучей мыши, с кожистыми крыльями и игольными зубами.

— Ты еще не понял, с кем связался. Я уничтожу тебя. Я уничтожу всех, кто встанет на моем пути… — голос её становился всё менее разборчивым, превращаясь в злобное шипение.

— Так же, как ты уничтожила Кукиша? — я старался поймать её руки-крылья и заломить их за спину. — Так же, как разобралась с Цаппелем и Живчиком?

— Они были никем, пешками, они только путались под ногами…

— А Лумумба? — ярость придавала сил. Мало просто её убить. Нужно предъявить её городу, чтобы снять обвинения с себя и Маши. И с учителя.

Елена отбивалась, пытаясь выскользнуть из-под меня, и, шипя, била крыльями по спине. Но я только крепче прижимал её к крыше, навалившись всей тяжестью.

Она могла стукнуть меня коленом по яйцам. Могла попытаться вцепиться в горло. Но Елена слишком полагалась на магию. Теперь, когда тайна была раскрыта, она больше не сдерживалась. Завеса так и хлопала, то открывая, то скрывая Навь, и ведьма черпала оттуда полными горстями, но не могла толком ничего сделать — я сковал её по рукам и ногам. И не позволял себе ослабить хватку ни на мгновение. Оставалось ждать: кто из нас устанет первым…

— Твой учитель оказался глупцом. — вдруг к ней вернулись грудной бархатный голос и чарующая улыбка. — Таким же, как и остальные мужчины. Ты — не такой. Ты смог меня победить.

— Что ты с ним сделала?

— Не я. — вернувшись в человеческий облик, она слегка пожала плечами, от чего всё её тело соблазнительно всколыхнулось. — Мой помощник. У хозяина свалок полно разных диковин…

Её кожа была настолько чистой, почти прозрачной, ресницы такими черными и длинными, а глаза… Её глаза…

— Говори. Что вы с ним сделали?

— Ростопчий подсунул ему наркотик. — увидев мой недоуменный взгляд, она пояснила: настоящий наркотик, героин. Дитя распыления, ты даже не знаешь, что это такое.

— А вот и знаю. Мы в Академии проходили… — удерживать её становилось всё труднее. Тело ведьмы увеличивалось в размерах. Теперь её запястья едва умещались в моей руке…

— Прилежный ученик. Отличник, наверное. — она чувственно облизнула губы. — Именно такие легче всего переходят на темную сторону… Твой наставник действительно сошел с ума. Героин помноженный на Пыльцу. Он почувствовал себя богом. Но, вот ирония судьбы: богом бессильным. Героин напрочь отсекает возможность творить. Пользоваться силой Нави.