Распыление. Дело о Бабе-яге (СИ) - Зимина Татьяна. Страница 57

Вдохнув полной грудью прохладный медовый воздух, я расслабился. И вдруг понял, что наставник был прав: городок и вправду симпатичный.

На крыльцо вышел Лумумба. Посмотрел на встающее солнце, точно так же, как я, вздохнул, и сказал, не глядя на меня:

— Уж от тебя-то я истерики не ожидал, молодой падаван. Стыдно должно быть.

Мне и вправду было стыдно за вспышку, но я только фыркнул.

— Сами хороши. Хлебом не корми, дай представление устроить. Вам бы, бвана, в бродячий цирк устроиться. Фокусы показывать.

— Спасибо, хоть в клоуны не записал.

Я снова фыркнул, и гордо отвернулся. Иногда так бывает: знаешь, что не прав, а всё равно в бутылку лезешь.

На крыльцо вышла Маша. Посмотрела на меня, на Лумумбу…

— Ну что вы, как маленькие. У меня Близняшки так друг на друга дуются. Дядя Базиль, а вы знаете, что Ванька ваш крестик потерял? Теперь вам придется ему другую подарульку смастерить. Чтоб не волновался зазря.

Лумумба дернул меня за рукав.

— Что, правда, потерял? — я только кивнул. В носу предательски щипало. Ну дурак, сам понимаю…

Вдруг он обхватил мои плечи, и, заглянув в глаза, прижал к сердцу.

— Прости, Ванюха. Я ведь о таком повороте и не думал. Решил, что ты, как всегда, ваньку валяешь…

— Проехали. — я сдержал всхлип и отстранился.

По улице, в нашу сторону, кто-то шел. Кто-то высокий, тощий, одетый во всё черное. Пегие волосы собраны в хвост на затылке — такие у нас в Москве зовут "бойцовыми рыбками". Длинное, немного лошадиное лицо упрямо сосредоточено, а глаза впились в нашу группу.

Маша, как только его увидела, вскрикнула, и побежала. Повисла у этого длинного на шее, и, кажется, заплакала.

— Ну, теперь точно все в сборе. — удовлетворенно сказал Лумумба, и, взяв меня за рукав, потащил к дверям. — Идем, Вань, обратно. Пускай люди поздороваются.

…Река искрилась и переливалась миллионом серебряных чешуек, над водой по-утреннему суетились чайки. То одна, то другая стремительно пикировали, и появлялись с зажатой в клюве килькой.

— И вправду симпатичный городок. — примирительно сказал я Лумумбе. — Может, задержимся на немножко?

Рядом с нами, на высокий гранитный парапет приземлилась здоровущая ворона и принялась прыгать, потешно встопорщивая перья. Балансируя крыльями, она всё время поглядывала на нас желтым круглым глазом. Смотреть на чаек мне надоело, и я стал наблюдать за этим новым чудом природы.

— Кар-кар. Чирик-чирик. — сказала птица, и посмотрела на меня выжидательно. — Дай птичке крошек, хороший человек. Вон, у тебя из кармана баранка торчит. Покорми птичку.

Я покосился на учителя. Может, у меня опять капец мозга от напряжения сделался? Уже с птицами разговариваю…

— Ну, чего уставился? — сказала ворона. — Птиц никогда не видел? Или баранки жалко?

— Бвана, вы её слышите? — спросил я уголком рта.

— Отчего ж не слышать? — пожал тот плечами. — Обыкновенный магический вестник.

— Птица-Гамаюн. — гордо выпятила грудку ворона. — Отличается умом и сообразительностью. Умом. — она со значением посмотрела на меня, — И сообразительностью… Дай птичке баранку, жадина.

Наставник нежно погладил ворону пальцем по черной головке. Та довольно прикрыла глаза.

— Ты откуда, милая? — спросил он так, будто птица была нормальным человеком.

— Летела я через тридевять земель, из тридесятого царства. Из северной страны Мангазеи. К тебе, черный колдун, с просьбой о помощи.

— И кто ж тебя послал? — Лумумба подставил руку, и ворона порхнула ему на запястье, крепко обхватив рукав здоровущими черными когтями со стальными наконечниками.

— Поклон шлет и челом бьет тебе Великая Княгиня… — раскинув крылья, ворона неуклюже поклонилась, да чуть не тюкнулась клювом вниз. Наставник её подхватил.

— Ладно, ладно, гостья чужедальняя. Я понял. Теперь давай по-существу.

— А по-существу… — ворона с облегчением переключилась на деловой тон. — Бывшая жена твоя, Ольга Владимировна, просит помощи. Потому что больше никому доверять не может. Обложили хозяйку со всех сторон, казнить в скором времени грозятся.

— Сроки? — подобрался Лумумба.

— Сроки все давно вышли. А времени до суда — в лучшем случае неделя. Или семь дней. Как тебе больше нравится…

Лумумба посмотрел на меня. Я покорно вздохнул.

— Бежать на вокзал, за билетами?

— Нет времени. На этот раз воспользуемся магическим экспрессом. — он посмотрел на птицу. — Координаты точки выхода есть?

— Как не быть. — ворона чистила клюв о рукав наставника. — Всё давно готово, ваше сиятельство.

— А как же Маша? — вдруг мне стало страшно, что мы, прямо сейчас, сиганем в портал.

— Ну разумеется, ты за ней сбегаешь, падаван. — закатил глаза Лумумба. — Или мне, самому, прикажешь…

Я сорвался с места.

Маша

Под крышей, прямо над запертой дверью, свила гнездо ласточка. Пришлось притащить лестницу, чтобы аккуратно переместить его за стреху, подальше от входа. Яички были крохотные, чуть голубоватые и пестренькие.

А в доме ничего не изменилось, разве что пыль протереть и полы вымыть. Я любила мыть полы в нашем старом доме. От колодезной воды мокрые доски приобретали особенно душистый запах.

Сначала я вымыла верхний этаж. Нашу с Ласточкой комнату, затем детскую близняшек, запасную спальню — её часто использовали для найденышей. Крутую узкую лестницу — Бабуля всё собирался её перестроить, да руки так и не дошли…

В его комнате беспорядка было больше всего. Кровать сломана, покрывало разодрано и скручено, бутылка с парусником внутри — памятка о прошлой жизни, — разбита. На деревянных половицах белеют глубокие следы когтей.

Постояв на пороге, я тихонько закрыла дверь. Бабуля не любит, чтобы совались без спросу в его личное пространство. Пусть уж сам, когда с делами покончит.

Ласточка на веранде выбивала половики. Я присела на перила, не зная, как начать разговор. То чувство неотвратимых перемен, появившееся несколько дней назад, вместе с единорогом, вернулось обновленным и сильным.

— Я замуж выхожу. — неожиданно сказала Ласточка. Я, не удержавшись, брякнулась с перил прямо в крапиву.

Потирая копчик, вновь взобралась на веранду. Подружка, как ни в чем ни бывало, орудовала выбивалкой.

— За Обреза?

— Его, между прочим, Виктором зовут.

— Я знаю. — в груди образовалась пустота. — А как же близняшки?

— Мы… — наконец она повернулась ко мне. — Мы в деревню решили перебраться. У мамы Витюшиной большое хозяйство. Лишние руки не помешают. И Глашке с Сашкой там нравится.

— Ну да, ну да… — я никак не могла собраться с мыслями. — Честно говоря, не представляю тебя в деревне. А как же твои наряды? Танцы? Ножи…

— Как-нибудь. — подружка посмотрела как-то робко, чего раньше за ней не водилось. — Любовь Александровна меня медицине обучать будет. Но ты не волнуйся! — она улыбнулась своей обычной лучистой улыбкой. — Мы будем часто-часто приезжать. Вы с Бабулей и соскучиться не успеете.

— Бабуле предложили мэром стать. Вместо Цаппеля. — сказала я. — Так что ему точно скучать некогда будет. Детдом затеет организовывать, школу… Он уже планы составляет: брошенных зданий в городе полно. Мокий Парфеныч уезжает в Москву — на кладбище, говорит, отдохну. А за себя, начальником Агентства, назначил Таракана.

— Я знаю. — кивнула Ласточка. — Мы поэтому в деревню и собрались. Вите без наставника одиноко будет.

— Понятно…

У калитки послышался дробный топот. Словно несется огромный битюг, запряженный в телегу. Ванька, не иначе.

Перепрыгнув через низкий заборчик, он подскакал к крыльцу и только здесь перевел дух.

— Здрасьте, доброго здоровьичка. — кивнул он Ласточке, и повернулся ко мне. — Там это… Лумумба, в общем, зовет.

— Я… с вами? — даже не верилось, что это на самом деле происходит.