Отпущение грехов (ЛП) - Ловелл Лорен. Страница 9

— Туфли тоже снимать? — спрашивает она.

Нет, чёрт побери.

— Нет. — Я стараюсь, чтобы мой голос оставался размеренным и спокойным и не выдавал моих эмоций. Я держу дистанцию. Все мои действия подчинены определённой цели. И я никогда не прикасаюсь к девушкам, пока они не подвешены.

Мой взгляд очерчивает изгибы её талии и бёдер, идеальную задницу, следует вниз по длинным ногам, обутым в сексапильные туфли на высоких каблуках. А её кожа, её прекрасная кожа, такая белая, кажется нереальной. Я прищуриваю глаза, когда замечаю шрам, чёткая линия поднимается вдоль её позвоночника и исчезает под копной её волос. Шагнув вперёд, я убираю её волосы в сторону. Она вздрагивает, когда мои пальцы касаются её кожи, но больше не делает никаких движений. Даже не смотрит в мою сторону. Теперь, когда ее волосы переброшены через плечо, я вижу, как шрам проходит вниз по шее, а вдоль лопаток его пересекает ещё одна линия. Крест. На её теле вырезан крест. Чёрные волосы, бледная кожа … если бы этот шрам располагался в другом месте, я бы подумал, что это какая-нибудь религиозная эмо-хрень. Но, блин, вы же не можете вырезать что-то на собственной спине. А ещё этот шрам мешает нашей сделке. Мои клиенты всегда точно получают одну вещь — совершенство. Иначе моя репутация поставщика эксклюзивного товара будет разрушена. Странно, но этот шрам добавляет её образу загадочности, однако я всё равно не смогу использовать её. Мне бы сказать ей об этом, отослать её прочь, но я этого не делаю. Я не говорю ни слова, потому что хочу провести её через этот этап. И этот процесс уже не имеет никакого отношения к бизнесу — теперь это моё личное дело. Я закрываю глаза и вдыхаю её сладкий запах.

— Подойди к кресту, — приказываю я ей. — Встань перед ним, лицом к стене. И не смотри на меня.

Она молча кивает и делает так, как велено. Я смотрю на её задницу, когда она отходит от меня, и на моих губах играет улыбка. Она останавливается перед крестом, не отрывая глаз от стены напротив. В моей груди продолжает расти возбуждение, когда я встаю прямо за её спиной, так близко, что ощущаю жар от её тела. Её дыхание сбивается, в позе снова появляется напряжение.

— Ты боишься меня, Эви? — я улыбаюсь.

Её голова медленно двигается из стороны в сторону, и тут она оборачивается ко мне.

— Нет, — шепчет она, не отрывая своих глаз от моих.

Мне следует наказать её за то, что она смотрит на меня, но я не делаю этого, потому что мне нравится то, что я вижу в её взгляде. Страх. Он проскальзывает и в чуть заметной дрожи её голоса, и в её неровном дыхании. И, чёрт побери, может ли мой долбанный член стать ещё твёрже?

Она ахает, когда я прижимаюсь к ней всем телом и толкаю ее на массивный деревянный крест.

— Значит, будешь, маленькая убийца, — шепчу я ей на ухо обещание.

Мои пальцы лёгкими плавными движениями скользят по её коже: от талии к плечу, а потом по всей длине руки. Её дыхание учащается, и по венке на шее я вижу, как бешено колотится её пульс. Схватив её за запястье, я резко поднимаю её руку вверх и закрепляю её в кожаной манжете наручников. Потом повторяю весь процесс с другой рукой, а затем немного ослабляю их, чтобы она свободно могла стоять. Убрав волосы с её шеи, я нежно провожу губами по обнажённой коже.

— У меня такое чувство, что ты окажешься выносливой, — шепчу я ей на ухо.

Эти слова я говорю каждой, кто оказывается здесь. Почему? Потому что именно эти слова вызывают в них желание быть выносливыми. А почему они так желают угодить парню, которого видят впервые в жизни? Потому что я хорош в том, что делаю. Мне достаточно задеть несколько стратегических точек, и они уже чувствуют связь со мной. Это дар.

Мысль о том, что я буду смотреть, как её кожа становится розовой, о том, как буду слушать её рыдания и мольбу, заставляет мой член вдавиться в ширинку. Я хватаю её за бёдра и одним рывком прижимаю её задницу к своей эрекции.

— Не оборачивайся. Не пытайся снова посмотреть на меня.

Она, собравшись, продолжает смотреть на стену и притворяться, что ей не страшно. Но я практически слышу, как гулко бухает в груди её сердце. Этот звук — музыка для моих ушей. Но мне не нужна бравада. Мне нужны слёзы. Мне нужны крики.

Я хватаю её за волосы и дёргаю назад.

— Я собираюсь причинить тебе боль, милая. — Я чуть касаюсь зубами нежной кожи на её горле. — Ты будешь умолять меня остановиться, но я не сделаю этого.

Я скручиваю её волосы в небрежный пучок, и она резко вздрагивает. Легонько поцеловав её подбородок и проведя пальцем по её шраму на спине, я отворачиваюсь.

Я расстёгиваю свой ремень и вытаскиваю его из петель на джинсах.

— Ты будешь рыдать для меня, Эви, — мурлычу я и замахиваюсь ремнём.

В ту же секунду, когда он касается её кожи, из меня чуть не вырывается стон. Это не БДСМ, не какое-нибудь дерьмо для неженок. Здесь нет правил и нет стоп-слов. Мне не нужно её добровольное подчинение. Нет, я хочу вытащить из неё всё, чтобы она кричала и плакала. Мне нужна полная власть над ней, и пока она здесь, в этой комнате, вместе со мной, я хочу владеть ею, её телом и её душой.

Когда ремень обжигает спину Эви, она даже не вздрагивает, из неё не вылетает ни звука. Я ударяю ещё сильнее, и снова не дёргается ни один её мускул. Сжав челюсти, я бью с ещё большей силой — ещё чуть-чуть и прольётся кровь. Но опять никакой реакции. Та часть меня, что жаждет власти, рычит, чтобы я сломал её, даже если мне придётся бить до тех пор, пока из неё не вытечет вся кровь.

Глава 5

Эви

— Ты будешь умолять меня остановиться, но я не стану, — рычит он в мою шею.

Его грубый голос и утончённый британский акцент превращают эту угрозу в нечто прекрасное. Я стараюсь дышать, изо всех сил пытаясь подавить желание закричать. Из-за внезапной тишины моё лихорадочное сердце начинает биться ещё сильнее, и меня охватывает паника. Повинуясь инстинкту, я дёргаю за ремни, и жёсткая кожа врезается в моё тело.

Я напоминаю себе, зачем делаю всё это, и вызываю воспоминания о ней.

На Ханне дорогое красное платье. Новые украшения. Она улыбается мне, её глаза блестят.

— Ты можешь удивиться, но я получила повышение.

И что за повышение может получить проститутка? Обдумывая варианты, я тяжело сглатываю.

— Эвелин, я буду зарабатывать пять тысяч долларов за одну ночь. За ночь! И к тому же те мужчины, к которым я получу доступ, они… — она усмехается, — настоящие грешники.

И сейчас я нахожусь с тем же самым мужчиной, который предложил Ханне работу за пять тысяч за ночь — те же самые условия, которые сейчас он предлагает мне. И эта работа стала причиной её смерти.

— Ты будешь умолять меня, Эви, — шепчет он, и я слышу хлесткий удар о мою спину за мгновение до шокового разряда. Боль растекается по всей моей спине, вызывая слёзы. Удар ремня вновь эхом отдаётся в ушах, и я готовлю себя к новой волне пронизывающей боли. Он бьёт меня с такой жестокостью! Я боюсь, что он сломает меня, убьёт, но грешница внутри меня наслаждается каждым безжалостным ударом. Я закрываю глаза, когда ремень снова обрушивается на меня, но улыбаюсь, потому что уже целую вечность никто не отпускал мне мои грехи. «Прости меня за мои грехи». И в этой боли я нахожу прощение. Молитвы никогда не сравнятся с болью. Все мои грехи за последние четыре года словно смываются с меня. С каждым ударом, с каждым жалящим укусом его ремня я ощущаю себя всё свободнее. Этот мужчина дарует мне то, чего я так страстно желаю, и я чувствую привязанность к нему, которую не должна чувствовать.

Ещё один щелчок, и кроме него в тишине до меня доносится лишь его ровное тяжёлое дыхание. Хотя моё тело сжимается от каждого удара, мне нужно ещё. Мне нужно отпустить так много грехов, а этот мужчина… он может даровать мне освобождение, которое я искала годами. Я выпрямляюсь, развожу ноги шире и готовлюсь к удару. Я хочу, чтобы он ударил меня, мне нужно, чтобы он ударил меня. Меня воспитывали с осознанием того, что боль означает прощение, и каким бы ненормальным бредом не казались эти слова, я верю в них большего всего на свете. Это единственное в моей религии, что имеет для меня смысл: ты совершаешь грех — тебя наказывают. Наказание учит тебя повиновению, ну, или, по крайней мере, ты расплачиваешься за то, что сделал. Я думаю о том дне, когда убила своего отца. В моем сознании всплывают воспоминания о его окровавленном теле, лежащем на кухонном полу, и мне хочется, чтобы Эзра ударил меня сильнее.