Мусорщик. Мечта - Щепетнов Евгений. Страница 12

А потом встал на ноги, чтобы проверить, может ли идти.

Может. Кости не сломаны. По крайней мере не все кости в ногах сломаны, а значит, может передвигаться. Должен передвигаться! Главное – не разбили колени.

Ник знал эти места. Он знал все тропки, которые вели мимо старых кораблей. Он знал проходы между кораблями, которых никто не знал. И потому, если Ник не смог бы спрятаться в этом лабиринте, было бы удивительно.

Его мозг работал будто сам по себе – выбирал дорогу, рассчитывал, куда шагнуть. Босые ноги, изрезанные в кровь осколками металла и камнями, уже не оставляли следов – кровь запеклась, превратившись в грязно-коричневую корку, так что выследить его теперь было бы проблематично. Да Ник и сомневался, что кто-то будет его выслеживать – зачем? Им главное хабар, а то, что недобитая жертва сбежала, ничего не значащая чепуха.

Но, вообще-то, происходившее сегодня было странным. Избить, ограбить – да, бывает. Но чтобы убивать простого мусорщика, забравшегося в корабль, опередив остальных? Раньше такого не было. Хабар бы забрали, да, но чтобы забирать даже одежду?! Где это видано?!

Правильно мама говорила – все меняется. Что-то уже изменилось. И добром это не кончится. Дело идет к тому, что ни одного свободного мусорщика уже не останется. Только банды. Или – одна банда, которая подомнет под себя всю мусорку.

Вроде бы такое уже бывало – не раз и не два. Ник читал о подобном по видону, проскальзывали статьи на эту тему. Но, вообще-то, все это всегда заканчивалось одним и тем же – банда распадалась, главарей кто-то убивал. И почему это происходило, догадаться нетрудно. Зачем Внешке одна единая банда, которая будет диктовать свои условия сразу всем скупщикам? Мусорщик-одиночка и цену может пониже сделать, и отдать вещь совсем за бесценок, не зная ее подлинной цены. Банда на такое не пойдет никогда. А значит, прибыль упущена. И значит, объединение, укрупнение банд Внешке совершенно не нужны.

Это не он придумал, это мама ему говорила. Ну и сам читал, да.

Шаг, еще шаг… еще… Ватные ноги несут его вперед, и довольно резво. Не бегом, но уже быстрым шагом. Тело болит, горит, как если бы его ошпарили кипятком, но живое. Пока живое.

Он добирался до своего «дома» несколько часов. Кружным путем, запутывая следы, опасаясь привести преследователей к надежному логову. Голый, в крови, грязный и несчастный. Ник запрещал себе думать о том, что потерял все – и одежду, и обувь. Даже видон – и тот потерял. Теперь придется покупать. Хорошо еще, что есть деньги на счету, а если бы не было?! Если бы не было, пришлось бы брать в кредит у того же скупщика, заплатив за видон пятикратную цену, и отрабатывать эти деньги долгие, долгие месяцы и годы. Обычный видон стоит триста-пятьсот кредитов, скупщик продал бы его за полторы-две тысячи. За риск! Отдать деньги мусорщику, который может в любой момент пропасть в недрах мусорки? Просто так? Нет уж… риск должен быть осмысленным. Риск должен что-то приносить! Точнее, не «что-то», а хорошую прибыль, иначе и рисковать не стоит!

Но самое обидное, от чего Ник просто хотел рыдать – рюкзак! Антигравитационный рюкзак! Тот, за который они с мамой вывалили столько денег! За который отрабатывали целый год! Гады и его забрали!

Мрази! Твари! Чтоб он взорвался у них на спине! Чтобы он унес их на высоту и там сломался!

Ох, до чего же обидно… черт подери! Нет, не ожидал Ник такого. Ну да, банды всегда были недовольны, что кто-то их опережает. Но он всю свою жизнь провел на этой территории! Это не та территория, на которую принимают «свежие» корабли и которую банда объявила сферой своего влияния! Это же несправедливо! Ну, забрали бы хабар, так зачем раздевать догола?! Зачем отбирать последнее?!

И, кстати, откуда Сегвар взял станнер? Где-нибудь нашел? Вряд ли… хотя всякое бывает. Купил, наверное. Вообще-то, Внешка не любит, когда кто-то имеет на руках боевое оружие, уж не говоря про Город! Руками дерись, ножами тоже можно. А вот боевым оружием – это только для Города. И охранников. Так что станнер в руках бандита – это неправильно со всех сторон.

Когда забрался в свое логово, сил хватило только для того, чтобы притащить мамину постель. Он ее давно не трогал – от постели плохо пахло… мама, когда умирала, уже не могла себя контролировать. Но теперь ему было все равно – лишь бы подстелить под себя, а пачкать хорошую постель не хотелось. Так что плюхнулся на дурно пахнущий матрас и забылся тяжелым, болезненным сном. Единственное, что сделал перед этим, – достал Шарик и прижал его к груди. А потом положил под щеку, коснувшись гладкой, теплой поверхности окровавленными губами. И уснул.

Снилось Нику, что он здоров, что на нем тот самый ужасно дорогой комбез, который нашел в пассажирском транспортнике, и что рюкзак у него никто не забирал.

А еще – Шарик носится вокруг, веселый такой, шустрый! Как маленький звереныш, которого Ник видел на экране видона!

Во всех мирах у людей принято брать в дом каких-нибудь зверьков. Некоторые несут охранную службу – подают сигнал, когда появляются чужие, или даже набрасываются на них и кусают.

Другие просто живут с людьми, и те гладят их по шерсти или по гладкому бесшерстному боку – и людям это доставляет радость.

Ник понимал такое – он и сам был бы не прочь завести себе зверюшку, с которой можно поговорить и которая так сладко сопит в подмышку. Но это дорогое удовольствие. Домашние зверюшки есть только в Городе, и то не у всех. В отличие от домашних роботов, с успехом заменяющих этих живых существ. Но робот – совсем другое. Живое существо у тебя в доме – это только для богачей, это престиж, это признак того, что ты чего-то добился в жизни.

А еще приснилось, что мама жива. И живет он с ней… нет, не в Городе! В другом месте! У них красивый дом на гравиплатформе, который парит над океаном! Да не над этим мерзким, зеленым, воняющим дерьмом и покрытым зелеными пузырями – нет! Над океаном голубым, чистым-чистым, прозрачным, с белым песком пляжей, с лодками, которые качаются на его волнах!

И лодки – не какие-то там глайдеры, трещащие, искрящие разрядами, а настоящие старинные – с парусами, веслами – все, как видел Ник в фильмах видона!

И остров! Остров, весь покрытый зеленью! Нет, не тухлой зеленью Сируса – это настоящие деревья! Огромные, красивые, а между ними – цветы. И бегают среди цветов Шарики – круглые такие, мягкие, и мама гоняется за ними и хохочет, весело, заливисто! И под ее босыми ногами взметается песок… и жарко, солнце, пахнет чем-то сладким, вкусным… так пахнет настоящее, не из конвертора, печенье! Ник пробовал такое – мама купила настоящей муки, настоящего сахара, еще чего-то, а потом испекла им печенье. И они откусывали по маленькому кусочку и мечтали о том, как заработают много денег и купят себе проход в Город! И станут там жить. А может, вообще улетят с Сируса! Будут купаться в море, загорать на солнце, и никто, никто не посмеет их выгнать!

А может, и не мечтали. Может, и не было никакого печенья. Может, Ник это все придумал… Может, ему просто хотелось вот так – сидеть с мамой, откусывать кусочки печенья и мечтать.

Они никогда так не сидели. Потому что не могли себе позволить ни настоящей муки, ни сахара, и даже печки у них не было, в которой можно испечь это самое печенье.

Нику во сне стало так горько, так больно… даже во сне он не может забыть, что все это только сон! Даже во сне! А мамы давно уже нет…

Он застонал, и слезы, которые нельзя было выжать из него бодрствующего, даже если резать его или жечь, потекли из-под прикрытых, затекших от кровоподтеков век. Ник еще сильнее прижал к щеке Шарик, и ему вдруг показалось, что тот лизнул его в щеку, как маленький зверек. Теплый такой, родной зверек, которого хочется гладить и гладить…

И тогда Ник вдруг улыбнулся рассеченными, опухшими, черными от побоев губами и крепко заснул – снова заснул, на этот раз без снов и кошмаров.

Впрочем, уже давно для него сны и кошмары были одним и тем же понятием. Когда живешь в Аду, тебе не могут присниться хорошие сны. Только кошмары.