Аркан душ (СИ) - "Девлин Джэйд". Страница 32

Он продолжал говорить,  для большей убедительности  сжимая лежащую на столе руку в кулак каждый раз, когда делал паузу, словно ставя точку в предложении. А я, осмыслив уже сказанное, бессильно обмякла на своем месте.

Я не прошла через ритуал! Я никакая не гарантия! И эльф это прекрасно знает - знает, что никакой власти у орков над ним нет. Мой муж собирается прямиком в смертельную ловушку...

Мне было очень страшно. И разрывало на части - я должна вернуться к детям, а значит, и к эльфу. Но... Лешка... орки... ловушка... сказать им? А меня оставят в живых? А успеет ли вмешаться мой муж, точнее, поверит ли настолько быстро, чтобы успеть вмешаться, если разгневанные степняки решат уничтожить неудачную заложницу на месте? Он здесь командует, но насколько далеко простирается его власть?

Звенело в ушах, противная дрожь сотрясала тело, а у меня было всего несколько минут, чтобы принять решение - я видела, что на переговоры орки собрались идти не когда-то позже, а вот сейчас, из этого зала. И значит...

Как загипнотизированная, я встала со своего места и впилась глазами в лицо мужа. Незнакомое, чужое, нечеловеческое и такое родное одновременно. Охраняющие меня воины заметно напряглись, да и не только они. Лешка, негромко обсуждающий что-то с пожилым седовласым орком, восседающим слева от него, тоже что-то почувствовал, нахмурился, потом обернулся и поймал мой взгляд.

Медленно, как во сне, я подняла сжатую в кулак правую руку к плечу, потом накрыла ее ладонью другой руки, немного неловко перебирая пальцами вниз, к локтю, попеременно выстраивая дорожку из знаков. Немых знаков языка спецназовцев нашего мира, который мы однажды, вскоре после рождения дочери, разбирали вместе, посмотрев какую-то передачу по телеку. Я любопытствовала и приставала, Лешка отмахивался, смеялся и объяснял...

“Опасность. Ловушка. Я тебя прикрываю. Срочное сообщение. Свои.”

Часть 21

Лешка... Лешка это Лешка. Только я, наверное, видела, как расширились его зрачки, как на секунду окаменели массивные плиты оливковых мышц. Но больше он ничем не показал своего потрясения. Отвел глаза, сделав вид, что внимательно вслушивается в негромкое обсуждение. Убрал со стола до белизны в костяшках стиснутый кулак.

- Я принял решение, - минут через пять мучительного обоюдного ожидания заявил он. - Эту женщину необходимо допросить. Вдруг удастся узнать еще что-то важное, из-за чего мы не сможем обменять ее на безопасность переговоров, или, возможно, нам н стоит сразу возвращать ее хозяину... - тут его голос на короткую миллисекунду сбился, словно он только осознал мое положение до конца.

- Ты наш Шаман, ты рискуешь, - согласился пожилой орк, судя по всему очень авторитетный среди местных. - Тебе решать. Можешь допросить ее сам, а можем позвать мудрых. Ее магия заперта, ее связь с хозяином закрыта, пока след от древнего камня не сотрется с ее тела окончательно. Она безопасна.

Судя по всему, согласны с этим утверждением были не все, я опять поймала несколько горящих ненавистью и подозрительностью взглядов. Особенно пылала возмущением та самая орка, что конвоировала меня в рабском караване. Но, похоже, решения Боевого Шамана здесь не обсуждалось.

И вот мы уже идем по утоптанной тропинке, прочь от Общего Дома. Лешка, не оглядываясь, вышагивает шагах в десяти впереди нас, а я в сопровождении стражей смирно плетусь следом, стараясь не упасть в обморок. Ничего, мы сильные, мы сможем.

- Можете идти к своим очагам, - кивнул Лешка, когда мы, попетляв среди раскаленных на солнце каменных юрт, добрались до одной из самых дальних. - Я сохраню для рода ценную заложницу.

Мои стражи молча развернулись и пропали за ближайшим выпуклым боком соседнего дома. Орки вообще немногословный народ, как я погляжу.

Шагнув через порог, я дождалась, пока там, за спиной лязгнет что-то вроде засова, отрезая нас от чужого мира. Рвано выдохнула и обернулась.

- Наташа?

И все... я не выдержала и с тихим вскриком, почти стоном упала в руки мужа.

Когда тишина беспамятства рассеялась, я почувствовала, что меня очень бережно держат сильные теплые руки, и через секунду, еще не открывая глаз, я поняла - знакомые, родные!

- Лешка, Лешенька, - слезы градом хлынули из под плотно сжатых ресниц, я боялась, боялась открыть глаза, а вдруг это неправда, вдруг сон, вдруг...

- Не плачь, Кнопка, - чужой тембр уже не мешал мне слышать родные нотки в этом твердом и все равно чуть задыхающемся от эмоций голосе. - Ты же у меня сильная.

- Лешка-а-а! - Я распахнула глаза и, повиснув у мужа на шее, зарыдала в голос.

Он стиснул меня так крепко, словно нас могли разлучить вот сию секунду, вырвать меня у него из рук и унести неведомой силой в пустоту. Собственно, так уже однажды случилось... ведь это я знала и верила, что он жив. Я нашла детей. А Лешка... бедный мой, родной, любимый, такой сильный... как он выдержал все это время, как не сошел с ума от боли, от невыносимой потери?

Сама не поняла, в какой момент начала лихорадочно целовать его руки, лицо, короткими, словно испуганными касаниями, просто чтобы почувствовать, выразить, чтобы... а потом он перехватил меня так, что дыхание вон, и поймал мои губы своими.

Наверное, весь ужас наш, вся боль, неверие в то, что произошло, отчаянье и невозможная, лишающая рассудка радость узнавания вылились в этот поцелуй. Как в первый и в последний раз, как никогда...

Я опомниться не успела, как Лешкины сильные руки подняли меня в воздух, и короткий полет сквозь поцелуй окончился на какой-то шкуре, брошенной на груду ковров. Мы оба как с ума сошли. Срывали друг с друга одежду, забыв обо всем, уже не видя ни чужой внешности, ни окружающего... ничего. Только он. Только я. Только мы вместе.

Я и думать забыла о том, что мой муж теперь не человек. Меня не волновало, что, возможно, из-за этого могут быть какие-то проблемы... но их и не было. Мы всегда идеально подходили друг другу, и даже в чужом мире, в чужих телах это не изменилось.

Фантастическим образом я по прежнему знала, что если поцеловать его в ямочку между плечом и шеей, лизнуть, чуть прикусить, Лешка с рыком откинет голову назад, а потом сорвется в каскад жадных ласк, целуя, покусывая, поглаживая меня всюду, где я позволю. А я позволю везде... и буду выгибаться в его руках, и пропускать сквозь пальцы жесткую гриву, совсем вроде бы не похожую на его прежний короткий ежик, но все равно, все равно... как будто так было всегда.

Мы были вместе более пятнадцати лет. Конечно, наша любовь за это время не стала меньше, но она изменилась, превратилась из бурного водопада в полноводную равнинную реку, спокойную, уютную, родную и необходимую, как воздух.

А сейчас нас снова бросило в теснину между горных отрогов, разбило о камни на мелкие брызги и снова слило в один поток, так остро, так нежно, до боли, до обморока...

И когда он вошел в меня, я не сдержала вскрика, обхватила его бедрами за талию и двигалась навстречу не менее жадно, торопливо, насаживаясь до упора, чтобы слышать звук соприкосновения тел, чтобы ощущать как можно полнее. А он, подмяв меня под себя, одной рукой упирался в звериную шкуру, нависая надо мной, а второй лихорадочно ласкал мою грудь, именно там, именно так, как мне больше всего нравилось, до хриплого стона, до вскриков сквозь поцелуи.

Этот бешеный ритм нес нас как горный поток сквозь скалы и все быстрее, быстрее... а потом мы упали в пропасть. Вместе.

Часть 22

Мы лежали на ковре, тесно прижавшись друг к другу, и Лешка скупыми, легкими движениями гладил мое лицо, то обводя кончиками пальцев контур губ, то брови, то вообще вырисовывая одному ему ведомые узоры на коже. И смотрел, смотрел, словно не мог насмотреться.

Я просто растеклась в его руках и затихла, впитывая немудреную ласку, такую домашнюю и почти забытую и знакомую до мурашек. Блаженствовала без единой мысли в голове, пока вдруг не увидела, как его глаза, скользнувшие по моему телу вниз, к животу, наливаются горечью.