Женщина-кошка - Асприн Роберт Линн. Страница 28

Бонни скорчила рожицу. «Один взгляд на эту дверь, и становится ясно, что здесь кто-то был, тебе так не кажется? Разумеется, он не узнает, кто и не осмелится заявить в полицию — потому что, если они придут сюда и увидят все эти штуки, у него появятся очень большие проблемы. Послушай, я знаю, ты говорила, что мы не должны ничего трогать, что все доказательства будут у нас на снимках, но мне кажется — поскольку ты так или иначе отметилась у него на двери — нам стоит пойти дальше и слегка его припугнуть.

Передвинуть вещи. Я имею в виду, что парень, который сделал себе такую комнату, должен быть анимистом. Клянусь, он полагает, что у всех этих вещей есть мана. Представь, он сидит здесь на стуле из тигриных костей, работает за столом из тигриных костей, окружает себя тигриными чучелами.

Ей-Богу, он думает, что он сам — кот. Ну, не так, как ты, конечно. Но во всяком случае у него точно крыша поедет, если он увидит, что все эти вещи передвинуты. То есть, он тогда и сам сдвинется. Начнет думать, что все эти кошки ополчились против него.

— Ты так думаешь? — медленно сказала Женщина-кошка, покусывая свой стальной коготь. У Бонни была привычка говорить такие вещи и использовать такие слова, которые не очень-то понятны людям, без толку отсидевшим своё в школе. Анимист? Анимация? Какое отношение мультики имеют к Эдди Лоббу?

Но, как это уже случалось раньше, Женщине-кошке пришлись по душе умозаключения Бонни. — Ты думаешь он действительно чокнется, если мы тут все передвинем?

— Ну да. Подожди. Я придумала кое-что получше. Вместо того, чтобы просто передвинуть, мы передвинем их со смыслом. Видишь, тут все расставлено так, чтобы они смотрели на его стол? Так давай поставим так, чтобы они смотрели в другое место — на дверь. Дверь, на которой ты оставила свои царапины. Как будто все тигры повернули головы и ждут, когда он войдет. О, это будет здорово. Хотелось бы мне посмотреть на его физиономию! Впрочем, мы и так когда-нибудь увидим его физиономию, потому что от этих снимков у наших Воинов кровь закипит. Я тебе обещаю. Они наймут адвокатов, судей, всех, кого надо. Этот Эдди Лобб — к тому времени, как мы с ним разделаемся, он будет жалеть, что родился на свет.

Женщина-кошка не слушала. Она была занята воплощением плана, поворачивая все головы к двери, пока Бонни их фотографировала. Это занимало много времени, но дело того стоило. Вдруг Женщина-кошка услышала звук, исходящий от входной двери.

Ночь-заступница — Эдди Лобб возвращается!

Бонни уже упаковывала камеры. Ее западные глаза побелели, а дыхание сделалось панически-прерывистым, но она продолжала двигаться.

Женщина-кошка опустилась на колени рядом, торопливо передавая ей линзы и коробочки с пленкой.

— Я боюсь, — прошептала Бонни как можно тише.

— Ты умница, — выдохнула Женщина-кошка, услышав звук металлического болта, выскакивающего из металлического гнезда. — Иди в холл, вылезай в окно. Доберись до пожарной лестницы и лезь на крышу — так же, как мы пришли сюда, только наоборот. Сможешь?

Из глаз Бонни катились слезы, но она уверенно кивнула.

— Давай. У тебя все получится. Жди меня на крыше.

Женщина-кошка погасила свет, закрыла дверь и стала прислушиваться.

Второй болт выскочил из гнезда. У них еще было время. Никто, даже сам Эдди, не мог попасть в эту квартиру быстро. Она услышала шорох занавесей и невольный вскрик, когда Бонни вылезла из окна. Женщина-кошка задержала дыхание, ожидая следующего звука и надеясь, что это не будет звук удара чего-то тяжелого обо что-то твердое. Но нет. Она начала отступать назад по коридору. Она была в спальне Розы — черт, им не удалось снять шкатулку из уссурийского тигра, с которой все и началось, — когда входная дверь открылась. Когда та захлопнулась, она уже передвигалась по карнизу под окном.

Она догнала Бонни на крыше. Новенькая сидела, дрожа от ужаса.

— Эй, все кончилось. Дело сделано, — Женщина-кошка пыталась поставить ее на ноги, но та была как свинцом налита. — Ты все сделала отлично, Бонни. У нас теперь достаточно снимков для того, чтобы — как ты сказала? — у них кровь закипела, — по-прежнему никакого ответа. — Ну представь себе — вот он стоит перед дверью. Видит царапины. Пытается открыть замок. Не получается, он нервничает, роняет ключ…

Бонни подняла голову и слабо улыбнулась. «Да уж, увидеть бы его лицо, когда он включит свет, а? Ослепить его вспышкой. Попался, Эдди Лобб!» Это было соблазнительно. Очень соблазнительно. Теперь, когда Бонни здесь в безопасности, Женщина-кошка легко могла бы спуститься вниз с одной камерой.

— С ними ведь не так уж сложно работать, а? Просто наводить и снимать?

— Не совсем, но почти. Вот, я тебе покажу. Дай-ка я вставлю новую пленку…

Минуту спустя, Женщина-кошка уже спускалась по пожарной лестнице.

— Удачи! — прошептала ей вслед Бонни.

Какое странное, теплое чувство — слышать как тебе желают удачи.

Женщина-кошка быстро стряхнула его. Удача — совсем не то, на что она привыкла полагаться.

Эдди был в тигриной комнате. Женщина-кошка услышала его крик задолго до того, как влезла в окно.

— Ну отмените же это, прошу вас. Пропади пропадом эти чертовы бессарабы со своими грязными картинками! Говорю вам, кто-то вломился в мою квартиру, пока меня не было.

Женщина-кошка подкралась к двери спальни и выглянула оттуда. Она слышала, как он расхаживал по комнате, и вспомнила, что на столе лежал радиотелефон, Бонни еще уронила его на пол.

— Ну и пусть остаются там. Им полезно немножко понервничать. Я уже слышал, что они возбуждают весь город. Это только на пользу грязным пастухам…

Наступила тишина; шаги прекратились. Женщина-кошка поняла, что Эдди получает выволочку от своего босса. Снова на нее накатило теплое чувство, на этот раз она позволила ему остаться.

— Да, правильно, — голос стал вежливее, шаги помедленнее. — Броуд 208. С Десятой. Через час. Да, я там буду, — еще одна пауза, покороче. — Нет, я не знаю, взяли ли они что-нибудь. Не похоже. Скорее какие-то хулиганы, шпана, забрались в квартиру и переставили все вещи, ну, знаете, босс, мои личные вещи… Нет, нет, не через входную дверь… Черт, я не знаю как — Роза?.. Черт, нет. А, может быть. Я не смотрел.

Женщина-кошка побежала по коридору. Она хотела сфотографировать картину, где фоном служила тигриная шкура. Она держала камеру перед собой, как ружье или щит, пальцы застыли над кнопкой, которую Бонни велела нажать и подержать.

— Попался, Эдди Лобб, — прорычала она из двери. Он был по меньшей в пяти футах от нее; Бонни сказала, что для камеры достаточно пяти футов, если и Эдди, и фон попадут в фокус. Она нажала на кнопку. Из рук вырвался сноп света. Эдди словно пригвоздили к месту. Рот раскрылся, телефон выпал из рук.

— Кошка. Господи Иисусе, это огромная дикая черная кошка.

Он оцепенел. У Женщины-кошки не было никаких проблем с отступлением.

— Такой мерзкий хлыщ, — сказала она, отдавая камеру Бонни. — У него такие же шрамы, как те, что я оставила на двери, — ну, ты увидишь, когда проявишь снимки.

Задернув все молнии и застегнув все пряжки, Бонни объявила, что готова идти домой. На черно-белые снимки можно будет посмотреть через час.

Цветных придется подождать до утра.

— Ты одна доберешься до дома, детка? Я помогу тебе спуститься на улицу, но мне надо еще кое-куда смотаться… — Броуд 208 с Десятой через час, но говорить об этом Бонни было не обязательно.

Бонни сникла, но не захныкала. «Да. Я, наверное, доеду на автобусе. А ты… ты скажи Селине, чтобы зашла ко мне, я ей покажу снимки, ладно?» — Конечно, детка. Пошли.