Велик (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна. Страница 12

И если он ничего не путал…

Анчар поднял голову и глянул на небо: солнце почти в зените[27]. Это значит, что первые бои в Аренах начнутся не раньше, чем через два-три часа.

Дрожа от нетерпения, он вскочил, протянул по привычке руки, чтобы активировать точки самостоятельного перемещения голема и задать конечные координаты или режим следования за ведущим, но заколебался.

Какого шакала!.. Изделие теперь должно было реагировать на все голосовые команды — вот и посмотрим!

Горящий взор экспериментатора, оказавшегося лицом к лицу с великим открытием, устремился на голема:

— Слушай внимательно. Сейчас ты пойдешь со мной. За мной. Ты меня понимаешь?

Маленькая каменная голова кивнула один раз:

— Да…

Губы Анчара растянулись в победной улыбке.

Просто, как всё гениальное. Беспрекословное подчинение голосовым командам — еще одна функция, заслуживавшая изучения в первую очередь.

— …А. Зачем?

Глаза волшебника недоуменно расширились, точно о цели похода спросил сундук или шкаф.

— Что — зачем? — повторил он, еще полагая, что неправильно расслышал.

— Зачем. Пойдем.

— Чтобы заработать деньги, — нетерпеливо бросил маг, натягивая вместо домашних соломенных тапочек ботинки.

— А. Зачем?

— Чтобы я мог купить то, что мне надо.

— А. Зачем?

Анчар, раздраженный повторяющимся вопросом, смысла которого, кажется, изделие не понимало, дернул шнурок — и тот остался в руке.

— Кабуча… Запомни правило: големы не должны задавать человеку дурацких вопросов! Понял?

Глаза Каменного Великана моргнули — так же медленно, как открывался и закрывался рот — и уставились в пол.

— Понял. Отец.

«Есть… есть еще тут над чем поработать…» — предвкушая недели и месяцы исследований, мысленно потер ладони атлан, бросил шнурок под кровать и бодро поднялся, забыв на время даже про зудящую головную боль.

— За мной! — строго и четко скомандовал он — чтобы не было больше ни вопросов, ни недопонимания и, не оглядываясь, вышел на улицу.

И поэтому не увидел, как дверной косяк и большая часть стены вышли за ним — вместе с Каменным Великаном.

Услышав треск и хруст позади, Анчар моментально развернулся — и взору его на фоне стены с проломом в форме огромной человеческой фигуры предстал покрытый щепками, глиняной пылью и штукатуркой подопечный.

— Ты что, не мог пригнуться?!

Под гневным взглядом творца голем втянул голову в плечи, и без того сутулые, и стал похож на нашкодившего мальчишку — если бы существовали мальчишки ростом под три метра и шириной с двух богатырей в полном снаряжении. Но Анчару, в одно утро лишившемуся не только крыши над головой, но и стены за спиной[28], было не до педагогических наблюдений.

— Запомни еще одно правило! Голем не должен портить имущество человека! Понял?!

— Понял. Отец, — пробормотал Каменный Великан.

— И это — существо, у которого я спрашивал про сумму квадратов диагоналей параллелограмма!.. — дивясь собственной наивности, сокрушенно покачал головой атлан и зашагал к калитке.

Открыв как можно шире плетеную из побегов молодого бамбука дверь, он обернулся и сурово зыркнул на подопечного.

— Следуй за мной. Не отставай. Пойдем! Понял? — тщательно проговорил он старый новый приказ

— Понял. Отец.

— И не называй меня «отец»! — спохватился волшебник.

— «Почему». Это. Дурацкий. Вопрос?

— Чрезвычайно! — убежденно ответил маг, и голем умолк.

То ли жалость, то ли сочувствие неожиданно шевельнулись в душе Анчара при виде огромной понурившейся фигуры, и, следуя порыву, он добавил:

— Не называй меня так при людях, по крайней мере. Ни к чему подпитывать лишний раз сомнительные слухи о научных сотрудниках нашего факультета. Кхм… Понял?

— Не. Понял. Но. Не. Буду. Называть, — пророкотал голем и покорно двинулся за волшебником.

Который, если бы потрудился оглянуться еще раз, смог бы прочитать по натужно шевелящимся каменным губам: «Сумма. Квадратов. Диагоналей. Параллелограмма. Равна. Сумме. Квадратов. Его. Сторон».

Седой узамбарец лет пятидесяти, одетый в длинную пеструю рубаху, увешанную золотыми цепями и амулетами — Буру Ганджу, хозяин портовой Арены — еще раз глянул вниз из окна своего кабинета, и веки его поспешно опустились, прикрывая восхищение и зависть, заново вспыхнувшие в глазах.

Какой экземпляр, какая мощь, какой дизайн!..

Неохотно, словно расставаясь с кровно заработанным, узамбарец отвернулся и физиономия его сморщилась, тщательно выражая высшую степень сомнения — на тот случай, если посетитель окажется недогадливым и не поймет простой тонкий намек. Губы, покривившись с сожалением пару раз, издали короткий неприличный звук.

— Больно здоров, — изобразив всё, что считал нужным, сокрушенно покачал головой Буру Ганджу. — У меня его не с кем поставить в пару. Самый большой — два двадцать пять в высоту, класс четыре. По массе — пятый. И боевое искусство — тоже класс три самый сильный. А твой два-один-один, небось?

— Три-один-один. Высота — два пятьдесят. И ростовки на высоких уровнях, по большому счету, не имеют решающего значения, как и масса, — упрямо произнес Анчар. — В схватке главное — искусство, помноженное на скорость. Маленький рост, как и высокий, может быть использован бойцом как преимущество. И десять серебряных бегемотов за бой плюс двадцать процентов со ставок…

— Ты говоришь о големах, словно о людях! — хохотнул хозяин, поигрывая сплетенными на животе пальцами. — Использован! Это же истукан! Ходячий меч — или дубина! Как он может использовать что-то — или не использовать?! Что вы в него заложили, то они и показывают! Вы, большеголовые, все там психи в своем училище, не в обиду вам будет сказано…

Атлан сконфуженно ухмыльнулся: мысли о грядущем триумфе науки — не со вторым, так с третьим поколением разумных говорящих изделий, и впрямь унесли его далековато от обыденной реальности.

— Твой три-один-один вколотит любого моего, даже четыре-пять-три, по шею в песок за полминуты, а зрители хотят увидеть схватку, а не избиение младенца. И могут потребовать возврат денег, поставленных на схватку. Или вообще за билет.

Анчар недоуменно смотрел на узамбарца и молча ждал развития мысли.

— Короче, пять бегемотов за бой — и ни павианом больше, — Буру Ганджу, отчаявшись дождаться понимания оттуда, откуда оно, похоже, являться и не собиралось, оторвался от созерцания Каменного Великана и перевел подчеркнуто равнодушный взгляд на собеседника. — И один процент от ставок.

— Пять?! — возмутился атлан, и тут же другая цифра поразила его воображение. — Один?!..

— Пять, — непреклонно подтвердил хозяин Арены. — И один. Все, как только узнают про один-один, будут ставить только на него, и я от грошовой прибыли букмекеров получу не деньги, а крокодиловы перья!

— Но в Центральной Арене владелец стороннего голема получает двадцать процентов!

— Ну так и ступай в Центральную, — ласково улыбнулся Буру Ганджу и, чуя, что гость его никуда не пойдет, спокойно продолжил:

— Значит, договорились. Пять и один. И не расстраивайся, бвана. Другой бы на моем месте и четырех бы не дал. Но если будешь продавать своего мордоворота — дам двадцать… нет, двадцать пять жирафов. Сразу. Потому что глянулся ты мне, правда! И родную науку мне, как честному бизнесмену, грех не поддержать — хоть и вид у тебя какой-то… бледноватый для родного. Но вот такой уж я простодырый… Себе в убыток моя доброта всегда идет, себе в убыток, бвана, как старящаяся луна!

Позвякивая талисманами и украшениями, хозяин Арены полез в обитый железом ящик на столе и зачерпнул пригоршню монет.

— Не хочешь за двадцать пять отдать? Давай за двадцать семь! И пусть тебе будет стыдно! От детишек отрываю!

Волшебник скользнул хмурым взглядом по сочащейся сиропом и медом физиономии узамбарца, подумал, стоит ли говорить, что двадцать семь жирафов стоит только одна дорожка на схеме экспериментального голема, самая короткая — и не стал.