Велик (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна. Страница 61
[28] Они и вправду не дрожали. Они тряслись.
[29] Или стариком, не знающим дорогу.
[30] Но, принимая во внимание, что у него было всего два варианта ответа: «Главное, чтобы нас откопали из сугробов до утра» и «Постарайся, чтобы провалился только этот этаж — до первого нам не спуститься» — может, оно и к лучшему.
[31] А еще лучше отобрать таз и колотить им звонаря, пока не заречется звонить. Или придушить его этими подушками.
[32] «Завтрак, обед и ужин», опять же по словам Агафона.
[33] При этих словах Анчар невольно поежился, заново ощущая недолгое, но запоминающееся стояние босиком в сугробе по пояс.
[34] И, как слабо надеялся Анчар, единственной.
[35] Не при Анчаре будь сказано.
[36] А для начала сложить пазл из дюжины элементов.
[37] Подразумевая вполне конкретного идиота.
[38] На всякий случай.
[39] «И не дамся», — договорил он мысленно.
[40] То есть, еще более подозрительного, чем любой из присутствующих в этом переулке: паранойя — болезнь хроническая.
[41] Вообще-то, два пижона могли выйти из лавки минут на семнадцать раньше, но один из них потратил это время на то, чтобы убедить второго, что крашеные волосы, торчащие в разные стороны — самый писк моды в Забугорье в этом сезоне, а если даже и нет, то кто в Слоновьем королевстве об этом знает, а если кто-то не хочет быть модником, то может стать модницей, ибо покрывало на голове забугорской женщины смотрится гораздо естественнее, чем куфья из дерюжного полотенца на голове забугорского же мужчины, ну а на совсем крайний случай на шпоре имелось простенькое заклинание иллюзии… Надо ли говорить, что второй модник ответил в том духе, что пока на него не наступила Уагаду или ее братец, случай не настолько крайний.
[42] Полтора года назад изображавшей Большого Полуденного Жирафа, а теперь, после небольшого косметического ремонта — Уагаду. Причем косметического — в буквальном смысле: одежда и тело статуи были оставлены прежними, а было изменено лишь лицо и прическа — ловкими гипсовыми нашлепками, покрытыми после золотой краской, как весь истукан.
[43] По его словам. По понятным причинам Велик, если бы даже и захотел, не смог бы отличить на вкус половую тряпку, политую чернилами, от антилопьего рагу под соирским соусом.
[44] Посыльному со счетом от ремесленника, который это чудо смастерил. По законам королевства, сакральные символы государственной религии мастеровые должны были изготовлять бесплатно. Законопослушные служители богини пользовались этим безбожно, хотя иногда им составляло немало труда объяснить, в чем именно проявляется сакральность партии кресел, морепродуктов или комнатных туфель для верховного жреца. Впрочем, в конце концов, им это удавалось. Убойным аргументом теологического спора становилось предложение упрямому горожанину лично явиться к Уагаду и изложить ей свою точку зрения.
[45] Редкой пальмы, приносящей синие ягоды с малиновой мякотью размером с кокосовый орех, по вкусу напоминающие черный хлеб с селедкой и луком. Мужские деревья имеют синий окрас древесины, женские — малиновый. Если бы на сооружение помоста пошло черное и красное дерево с отделкой из слоновой кости, он стоил бы раз в пятнадцать дешевле.
[46] Ветки, не долетев, упали на двух караульных. Коллективный выдох сочувствия заглушил даже не прекращавшийся речитатив жрецов.
[47] Или, скорее, в свободный полет.
[48] Свидетелями чему стал не один десяток послушников и слуг, получавших наказания за неосторожно брошенное поодаль от нее слово.
[49] Карабкаться по выступам и занимать места.
[50] Три человека. Причем один из них, ушибленный камнем, просто перепутал направление.
[51] По крайней мере, жрецы на это надеялись.
[52] Конечно, для полного сходства не хватало букмекеров, но в толпе их не возникло по единственной причине: никто не поставил бы на взбесившийся монумент и гнутого фируна.
[53] Как класса — и как супового набора: по специально изобретенному проклятию на каждый орган и конечность.
[54] Если не считать несколько медяков, полученных по дороге в качестве милостыни, и арест городской стражей у стен храма за осквернение святыни неприличным видом. Чтобы доказать, что они — жрецы Уагаду, а не развратные нищеброды (интенсивно-розовый цвет волос Анчара едва начал становиться просто розовым), им пришлось превратить в крокодила стол начальника караула и перекрасить волосы схватившего их патруля во все оттенки голубого. Хотя вернее было бы сказать не «пришлось», а «дорвались с удовольствием» — но это уже детали.
[55] Несколько секунд разглядывания солнца — пусть заходящего — и актерское мастерство отдыхает.
[56] «Не только всё живое не любит жару», — отстраненно подумал Узэмик.
[57] Втрое.
[58] Ежесекундно готовый в случае неприятного развития событий превратиться из арьергарда в авангард. При условии, что движение будет осуществляться в сторону, противоположную опасности.
[59] Послушник, не выдержав психической атаки, удалился вприпрыжку еще на «прирастут к заднице».
[60] Никто из присутствующих не сомневался, к чьему. Каждый подумал, что именно к его.
[61] «…и убирается сама» — читалось между строк.
Часть третья. Путь в Мангангедолу
«Кабуча габата апача дрендец!» — хотел сообщить Анчар окружавшему миру, едва пришел в себя, но всё, что вырвалось из губ, залепленных какой-то вонючей гадостью, было:
— Капут… тьфу!
Ощущая под ладонями нечто подозрительно мягкое и склизкое, он встал с двадцатой попытки, покачиваясь, сплюнул еще с десяток раз, яростно вытирая лицо ладонями[1] от субстанции, отдающей прелой травой и обезьяньим навозом, и разлепил глаза.
И еще раз.
И еще.
Нет, ничего не менялось: непроглядная тьма вокруг дышала влажной гнилью, скрипела насекомыми, хрипела лягушами, цыкала птицами, чавкала грязью, воняла болотом, и вообще вела себя как брюзгливый хозяин, выпроваживающий незваного гостя.
Впрочем, будь его воля, чародей и сам бы засиживаться в таких гостях не стал ни минуты — но как раз воли-то и не оставалось. После схватки со Старухой он чувствовал себя едва ли энергичней выжатого лимона[2]: ни мыслей, ни четких воспоминаний — лишь сухая жара, вспышки, напряжение, крики, грохот, бег… подмышкой Великана…
Великан!
Одним слепящим воспоминанием к чародею вернулось всё: их с Агафоном план пробраться с обозом к месту строительства храма, Оламайд и мальчишка, выскочившие невесть откуда, битва со Старухой, завершившаяся их поражением — и Великан, спасший их и успевший в невероятном для голема броске проскочить в закрывающийся портал.
Портал в пустыню.
Над ухом Анчара что-то заржало гнусным голосом, шаркнуло по кончику носа, просвистело мимо и пропало. Над головой, как оседающая кипа мокрого пергамента, шелестели листья.
Джунгли!
— Кабуча… копата… лопата… — атлан сделал вторую попытку.
Джунгли! Да в радиусе сотни километров от города, не говоря уже о храме, уже несколько сотен лет не было никаких джунглей! Или Велик неплохо приложил его головой обо что-то, когда уносил от Старухи, или…
Волшебник ущипнул себя за руку, повозил ногой, вдохнул-выдохнул…
Нет, он не спал. И да, кругом был лес.
— Каменный Великан? — прохрипел чародей, но не расслышал собственного голоса за хохотом какой-то невоспитанной птицы. Откашлявшись, он попробовал позвать голема еще раз, но устыдился результатов и смолк. Решившись идти на поиски — если не друзей, то более комфортного места для ночлега, он шагнул вперед, но какой-то корень дал ему подножку, и маг повалился поперек толстой валежины. Та под его животом ожила, зашипела возмущенно, Анчар отпрянул, падая в грязь — да так и остался лежать в изнеможении. Но не успел он подумать, что хорошо было бы сейчас просто уснуть, а утром стало бы и светлее, и яснее, и проще, и может даже, кто-нибудь из товарищей нашел бы его, а еще лучше, оказалось бы, что всё это — лишь дурной сон, как…