Велик (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна. Страница 8

— Есть?.. — срывающимся от волнения голосом вопросил Делмар, и Анчар кивнул, слишком взволнованный, чтобы говорить.

Волшебник приподнял изуродованный — или модифицированный, как посмотреть — генератор эхосигналов типа «корзина раскуроченная», выудил из-под ведра камидию и, не поворачивая головы к радостно подпрыгивающему за его спиной узамбарцу, протянул руку:

— Следующая.

Парнишка сунул в раскрытую ладонь второго моллюска.

Полминуты — и волшебник покачал головой:

— Эта пустая.

— Ну и что, хорошо, что пустая! Разбивать все равно жалко! — расплылся в щербатой улыбке клиент.

— Угу, — атлан смахнул с потного лица черные пряди волос и снова заговорил — все еще не оборачиваясь: — Теперь незаметно пометь как-нибудь одну, запомни, какую, но мне не говори. И давай снова.

— Будет сделано, бвана белый шаман, — пропел Делмар, и спустя минуту в протянутую руку волшебника легла раковина с нарисованным кетчупом крестиком.

— Мальчик!.. — прорычал атлан. — Я сказал — незаметно пометь! Чтобы я не знал!

— Я и пометил незаметно… — сконфуженно пробормотал парень. — Одну. А одну — заметно. Вы же не говорили, чтобы я пометил незаметно обе… Если обе пометить незаметно, так ведь пометку можно и не заметить…

— Дитя природы… — прорычал атлан, но сердиться больше не смог, потому что исследовательская душа его, окрыленная неожиданным успехом, готова была петь и приплясывать не хуже Делмара.

Еще через минуту волшебник уверенно ткнул пальцем в непомеченную камидию:

— Эта с жемчужиной.

— Точно!!!

— Давай еще раз! Стирай свои… незаметные метки…

Но и еще один раз, и еще другой и еще третий безошибочно указывали на раковину с сокровищем внутри.

— Бвана белый шаман? Можно ее доставать? — обеими руками прижимая к груди моллюсков, юный узамбарец благоговейно воззрился на чародея.

— Можно, — кивнул атан.

«Только не я» успело сорваться с губ мальчика первым.

Маг одарил клиента кислым взглядом, поморщился, отыскал нож в куче подарков, усилиями Делмара снова занявших поставленный на ноги стол, и осторожно попытался вставить лезвие между створками камидии.

Раздался легкий хруст — словно раздавили яичную скорлупу — и в ладони Анчара оказалась многоцветная горка осколков. А напряженную, испуганную тишину заполнила нежная проникновенная мелодия — словно Лазурный Пастух Вечер выманивал своей дудочкой русалок из океанских глубин: посидеть с ним на прибрежных камнях, проводить закат и подумать о бескрайнем.

Люди растерянно переглянулись, ощущая, как тихая радость и умиротворение зарождаются и медленно расцветают в их сердцах. Чувствуя, как с каждой прошедшей секундой беспокойство, страхи и обиды вымываются из их душ, словно прозрачным хрустальным ручьем, они дышали свободнее — и невольно улыбались. В глазах Делмара блеснули слезы — печаль то ли о беспутном отце, то ли о погибшей красоте…

Дверь хижины скрипнула вдруг, разрушая невесомое чудо, и отворилась.

Парнишка опомнился, спохватился, схватил уцелевшую камидию, другой рукой сгреб с ладони волшебника жемчужину и бросился к выходу, едва не сбивая с ног нового посетителя.

— Да благословит вас Большой Полуденный Жираф!..

— Что это было? — опасливо оглянувшись по сторонам, не несется ли на него еще кто или что-нибудь — в жилище мага-экспериментатора и не такое можно иногда встретить — Мокеле Мбембе отлепил себя от стены и недоуменно приподнял брови.

— Клиент, — вложив в ответ столько ехидства, сколько у него обычно хватало на три года и еще неделю, ответил атлан.

— А я вижу, ты преуспеваешь! — хитро прищурился завкафедры, окинув взглядом заваленный трофеями стол, и потянул носом. — И поесть приготовить успел… Рыбка… М-м-м-м… с корочкой… Ты просто волшебник! А я как раз пообедал… целый час назад. Можно бы уже и подкрепиться перед ужином. Если ты понимаешь мой намек.

Анчар вспомнил про самопроизвольно поджарившегося тунца, подумал, что креветки тоже могли бы как-нибудь самостоятельно почиститься и свариться, но нет в жизни счастья, кто бы сомневался — и пригласил друга присесть, пока он в куче даров отыщет что-нибудь, что могло бы сойти за тарелки.

— Ну, рассказывай, белый шаман, — хихикнул Мокеле, энергично потирая руки. — Как прошел день?

Анчар прервал раскопки и яростно тряхнул головой, попутно обнаружив, что боль уже не топчется подкованными сапогами по измученным мозгам.

— По-идиотски!

— Это как? — заинтересованно хмыкнул старый маг.

— Они все тут сумасшедшие! — взорвался атлан. — Представить невозможно, какой ерунды я сегодня еще не налепил — за что мне отдельный позор, но пусть это будет на твоей совести!..

— Какой ерунды? — откинувшись на спинку стула и предвкушая нечто феерическое, спросил Мокеле.

— Средство для попадания в цель гарпуна мужа одной торговки! — сердито принялся загибать пальцы Анчар. — Заклинание для сбора сладкой ягоды в колючих кустах! И нет, эта глупая курица упорно не желала понимать, что толстая одежда и рукавицы — самая лучшая защита! Заклинание для другой торговки, чтобы меч ее мужа-стражника не гнулся в бою! Да покупка нового обошлась бы дешевле! Вправить вывих мозга молодому пьянчужке, хотя перестать давать ему деньги и заставить отрабатывать уже пропитые было бы лучшим выходом!.. А средство для привлечения красивых бабочек к старому розовому кусту для богатого деда?! Пчел — и к фруктовым деревьям — я бы еще понял! Но бабочек? К розам? Зачем?!

Узамбарец издал странный звук — словно подавился, хоть и не успел еще положить в рот ни кусочка — и придушенно выдавил:

— И что… ты им дал?

Атлан прервал филиппику и уставился на него, точно на слабоумного.

— Конечно же то, что они просили. Хоть это и абсолютно идиотские пожелания, но они их четко и недвусмысленно сформулировали и были готовы за них заплатить… А что это ты так на меня смотришь? Что мне еще оставалось?! Ты сам повесил эту дурацкую доску мне на дверь!

Мокеле Мбебме утер глаза рукавом, внимательно поглядел в лицо своему приятелю — нет, зря надеялся, ни тени юмора, сплошная серьезность и негодование — и вздохнул.

— Ты знаешь, бвана… Конечно, ты можешь обижаться… хотя на твоем месте я бы не стал… Но мне кажется… теперь… в смысле, еще больше, чем раньше… что работа городского… а равно и сельского ведуна не для тебя.

Анчар поразмыслил, а не стоит ли ему и вправду обидеться, но вспомнил прошедший день — и передумал.

— А что же мне теперь делать, Мокеле? — потерянно глянул он на друга. — Ты же прав. Я не знахарь. Я ученый. Как ты думаешь, кстати, есть у меня шансы вернуться в училище? Не сейчас, я понимаю… Но может, когда всё подзабудется?..

— Лет через десять, ты имеешь в виду? — невесело хмыкнул завкафедры. — Да и тогда я бы не обольщался надеждами, бвана. По крайней мере, пока его ослепительное величество Абимбола Абиой Нкозана Тафари Мози Квеку будет сидеть на троне Соиры, я бы на твоем месте попытался все-таки переквалифицироваться в шептуны. Или уехать отсюда.

— Куда?!

— В свою Атланду, в Шатт-аль-Шейх, в Вамаяси, в Бхайпур — да хоть к гиеновой бабушке! Потому что пока он жив, обратно тебе в училище вход закрыт.

Прошло уже с полчаса, как закрылась дверь за Мокеле Мбембе.

Огонь в жаровне догорал, сонно рдея красными угольками. Цикады на улице затянули свою бесконечную скрипучую песенку, убаюкивая ночь. Звезды на высоком бархате неба стали из бледных ярко-золотыми, да и сам бархат, еще недавно прозрачно-индиговый, налился чернильной синевой… А Анчар все сидел неподвижно за столом, усыпанным останками креветок и шахматными фигурками, уронив голову на ладони, и думал, думал, думал…

Как ни крути, а Мокеле был прав. Узамбарского знахаря-шептуна из него, атлана, хоть и прожившего долгие годы в Соире, не получится. Если даже он и будет справляться с нелепыми просьбами клиентов, то морального удовлетворения — такого, какое он получал от исследовательской работы, от проектирования, строительства и отладки изделий на кафедре големостроения, пока каждый из них не становился идеальной бойцовой машиной — ему не получить никогда. Самое лучшее, что может случиться с ним сейчас — он привыкнет, смирится, и выносить бестолковых визитеров и их нелепые пожелания станет чуть легче. Но просыпаться каждый день, вспоминать, кто ты теперь такой и чем занимаешься… тоскливо желать, что лучше бы вчера настал конец света… — и терпеть дальше…