Босс знает лучше (ЛП) - Старр Матильда. Страница 18

Крепко обнимая ее, бережно прижимая к себе, как что-то самое дорогое, Дмитрий тоже уснул, а проснулся от того, что кто-то целовал его в губы, мягко и нежно…

— О чем задумался? — она целует его в висок, мягко скользит пальцами по груди.

— Да так, о всяком приятном, — он хватает ее в охапку, с силой прижимает к себе.

Уже сколько месяцев прошло, а он все не может поверить, что эта женщина — его, и каждый день влюбляется в нее заново.

— А знаешь, о чем я думала? — спрашивает она.

— Нет, не знаю, — с улыбкой отвечает Дмитрий. — Ты для меня загадка. Всегда. Как Джоконда, только красивая.

— Тогда, помнишь, на складе… Ты ведь нарочно подстроил, чтобы дверь захлопнулась?

Как удивительно, что мысли у них сходятся… Говорят, так бывает, если вы по-настоящему близки.

— Я? Что ты? Как бы я мог? Она сама, нечаянно. Или… А может, вообще это ты подстроила? — он целует ее и поцелуи становятся все жарче и настойчивее, — Я так и думал! Решила меня соблазнить и сломала дверь?!

— Делать мне больше нечего, — фыркает она, и он снова ее целует.

Губы, плечи, шею. Спускается ниже, захватывает губами сосок, точно зная, что уже через секунду она не сможет думать не только о складе и о том, что там произошло, а вообще ни о чем.

Некоторым секретам лучше оставаться секретами.

Бонус 2

— Горько, горько! — громко кричали люди — знакомые, малознакомые и совсем-совсем незнакомые.

Сначала мы хотели большую свадьбу, а сейчас уже, кажется, совсем не хотим. Наши губы сливаются в поцелуе — нежно, страстно, как только и может такое быть. А когда мы тяжело отрываемся друг от друга, я шепчу на ухо моему любимому — теперь уже моему мужу:

— Отвратительный, варварский обычай. Как вообще мы в это впутались?

Нет, ну правда — когда люди целуются, почти растворяясь друг в друге, когда у них кружится голова от близости, от нежности, от того, что они вместе, — что нужно делать дальше? Правильно! Немедленно срывать друг с друга одежду, ласкать, обнимать, гладить, приставать. Прикусывать, стонать и наконец — сливаться в одно целое. А уж точно не садиться на места и не ковыряться от отчаяния в салате.

Дима ловит мой печальный, умоляющий взгляд и кажется, без слов понимает, что бы я хотела сказать. О чем-то перешептывается с официантом… Может быть о том, чтобы добавить мне в шампанское брома? Надеюсь, что это не так…

— Пойдем подышим свежим воздухом, — говорит он мне, нежно сжимая мою ладонь, — Гости гарантированно заняты. В ближайшее время мы здесь не очень нужны.

И я вижу, как гостям разносят горячее. Ну да, есть надежда, что, увлекшись хлебом, они на какое-то время забудут про зрелища.

Мы осторожно выходим из-за стола, оставляя свидетелей и тамаду отдуваться за нас: невесте срочно нужно попудрить носик. Но идем мы не туда, где обычно пудрят носик, а в противоположном направлении. Мой теперь уже муж открывает какую-то дверь и мягко вталкивает меня в темное помещение. Рядом что-то гремит, падая. Что-то деревянное.

— Что это? — спрашиваю я.

— Подсобка. Неважно.

Он порывисто прижимает меня к стене, впивается в мои губы, будто нестерпимо долго не целовал их, и задирает пышные юбки свадебного платья. Голова кружится, а я задыхаюсь, прекрасно понимая, что сейчас нас ждет.

— Ты невозможен, — я жарко шепчу, игриво прикусывая его подбородок.

В этой темноте и не видно ничего. Лишь ураган ощущений, эмоций, что кружит, забирая с собой куда-то далеко отсюда. Туда, где нет нашей свадьбы, где нет неугомонных гостей. Туда, где только мы и наша любовь.

— Если ты скажешь, что не хочешь того же, я тебя просто покусаю. — отвечает Дима, а его ладони жадно изучают мои чулки, подбираясь к подвязкам.

— Какое интересное предложение…

— Бессовестная!

Губы клеймят, завоевывают из раза в раз — каждым новым днем, каждой ночью, каждым поцелуем. Целый мир давно сузился до одного единственного человека, который никогда не перестает меня удивлять. Секс в подсобке. Кто бы сказал мне, что я буду хотеть его не меньше, а может быть даже больше.

Мои пальцы очерчивают его скулы, ноготки царапают шею, и вот я уже нетерпеливо расстегиваю его рубашку, стараясь быть аккуратной. Нам ведь еще к гостям возвращаться…

— А давай сбежим? — шумно шепчу, глубоко вдыхая любимый запах — аромат его тела и терпкого парфюма.

— Обязательно сбежим. — отвечает он также порывисто.

Его губы изучают мои ключицы, целуют грудь, что частично выглядывает из корсета, а ладони гладят ягодицы, чуть сжимают, тогда как кончики пальцев едва касаются края белья. Нестерпимо хочется, чтобы прикоснулся к самому сокровенному, подарил ласку, от которой сводит ноги, а колени слабеют.

— Люблю тебя. — выдыхаю, чтобы найти его губы, чтобы прижаться плотнее, очертить ладонями его грудь, живот, поцарапать спину и вонзиться в плечи.

Шаловливые пальцы пробираются под белье, гладят влажные складки, пощипывают клитор. Кружат совсем рядом от входа во влагалище, точно зная, что там у меня самое чувствительное место. Играет, дразнит, но недолго, иначе знает, буду возмущаться. Буду возмущаться и обязательно мстить, едва касаясь головки члена губами. Медленно очерчивая ствол языком до самого основания.

Жар удушливой волной ложится на плечи, сжимает сердце, оставляя и легкие без воздуха, когда его пальцы мягко проникают внутрь. Ощущаю, что он старается держаться из последних сил, но страстные острые движения выдают его нетерпение. Он тоже хочет поскорее соединиться, будто у нас одно чувство, одно желание на двоих — быть вместе и морально, и физически. Всегда.

Пальцы отодвигают стринги в сторону, а я уже сама расстегиваю пуговку на его брюках, пробираюсь к молнии. Даже ремень не расстегиваю, не трачу время на штаны. Так еще интереснее. Возбуждение острой волной пронзает лоно, тянет не болью, но чем-то похожим. Ну же, скорее!

— Люблю, люблю, — громко вторят его губы, и я накрываю его рот поцелуем.

Не хочу, чтобы нас услышали. Просто не переживу, если кто-то нас прервет. Убью, как есть придушу и даже сожалеть не буду.

Чертово платье мешается. Приходится поддерживать слишком пышную юбку. Сама подаюсь вперед, едва твердый член касается лона. Не могу сдержать стон облегчения. Ствол трется о клитор каждым рваным движением. Адреналин прошивает вены — ведь мы же в подсобке, в которую в любой момент кто-нибудь может войти! А и наплевать! Главное, Дима рядом. Главное творится именно здесь.

Мои ягодицы ударяются о его ладони. Языки сплетаются в страстном танце, в настоящей войне, в ежедневном сражении, в котором я так люблю проигрывать. Ощущаю его силу, мощь и наслаждаюсь каждым действием. Ему нравится, когда ловлю кончик его языка, немного прикусывая. Хоть и злится, рычит, но это напускное. Это наша игра. Игра длинною в жизнь.

Горячая волна собирается внизу живота, сворачивается в тугой ком, готовый взорваться в любую секунду. Каждый толчок натягивает пружину все сильнее, но Диме будто мало того, что я уже еле стою на ногах. Мало того, что мои ногти вонзаются в его спину, оставляя красные полосы на коже. Мало моих стонов, что наверняка слышны даже за пределами этой каморки.

Подушечкой пальца он гладит мой анус. Мягкими движениями собирает влагу и неожиданно проникает внутрь, а меня пронзают такие эмоции. Задыхаюсь, не то возмущением, не то… Просто не понимаю, как может так быть. Давление усиливается, а я непроизвольно сжимаюсь, ощущая стенками его палец. Так страстно, волнующе, дико, безумно и невероятно хорошо.

Уже не контролирую собственные мышцы. Они сжимаются и расслабляются будто в панике, а я не способна даже отвечать на поцелуи. Только рот приоткрыт, но воздух не касается легких. Тело немеет, ноги слабеют, а дрожь захватывает полностью. Жарко настолько, что хочется лечь прямо на пол, но Дима удерживает, продолжая вонзаться в самую суть.

Его рык становится наградой и освобождением. Движения замедляются, а я цепляюсь за его плечи, чтобы не упасть.