Регина(СИ) - Домогалова Елена. Страница 2
— Ну, как тебе сказать, — усмехнулся Бюсси, — в их затеях я никогда не участвовал. Если только они не отвечали моим интересам. Вообще-то я ночью спешил к тебе, чтобы оплакать безвременную кончину своего кузена.
— Антуан Клермон? — Филипп начал догадываться, какая нелёгкая понесла Бюсси в охваченный безумием ночной город.
Весь Париж был в курсе этой семейной распри, вылившейся в судебную тяжбу. Два этих кровных родственника были настолько разными, насколько это вообще может быть среди людей. С одной стороны, католик, поэт, дамский угодник, законодатель мод, виртуозный фехтовальщик, неисправимый дуэлянт, идеальный образец парижского дворянства красавец Луи де Бюсси, чьим манерам и нарядам не подражал только ленивый. С другой — гугенот Антуан де Клермон, воплощение провинциальной безвкусицы и мужланства, не имеющий ни малейшего представления о приличиях, но! — столь же виртуозный боец на судейском поприще, сколь и его кузен на поле брани. И, пожалуй, единственным его талантом было знание всей судебной софистики и красноречие в судах. Поговаривали, что он пустил по миру не меньше своих недругов, чем Бюсси — заколол на дуэли.
В течение последних трёх лет кузены судились, оспаривая друг у друга права на маркизат Ренель, довольно лакомый кусочек богатых земель. В отличие от хитроумного кузена, Луи был совершенно некомпетентен в дебрях крючкотворства и сутяжничества, а посему шансов переиграть Антуана на его территории у Бюсси не было, и Антуан уже примерял к своему родовому имени титул маркиза де Ренеля. И совершенно напрасно.
Никто не мог упрекнуть Бюсси в жадности, да и дело было не столько в наследстве, сколько в природном упрямстве графа. Он не терпел, когда кто-либо переходил ему дорогу. А уж когда хамоватый, неотёсанный родственничек начал повсюду кичиться своим громким именем и к месту и не к месту упоминать о своём близком родстве со знаменитым Бюсси, Луи взбесился окончательно и поклялся любой ценой убрать с дороги несносного кузена.
События Варфоломеевской ночи оказались для него как нельзя кстати. Луи соображал быстро, особенно, если дело касалось его личных интересов, и умел ловить нужный момент. К тому же, Антуан, на счастье Луи, был гугенотом, подданным Генриха Наваррского. Удача сама шла в руки, просто просилась в них! Так что граф всего лишь воспользовался случаем.
И теперь с невинным видом опустил ресницы, пряча дьявольский блеск глаз за непроницаемым длинным занавесом.
— Ты его убил?
Луи пожал плечами:
— Я бы не стал этого утверждать. Мало ли кого сегодня ночью убили. Вот и мой несчастный родственник погиб, геройски сражаясь за свою веру.
— Антуан? Геройски сражаясь?
— Ну, нельзя сказать, что он проявил чудеса героизма, но какое-никакое сопротивление попытался оказать…
— А у тебя откуда такие сведения? Ты же, вроде как, непричастен к его смерти? Он погиб в стычке с папистами, верно ведь?
— Вот что меня всегда в тебе восхищало, друг мой, так это твоя проницательность! Да, бедный маркиз де Ренель убит папистами. Он до конца отстаивал свои ложные убеждения. Мир его праху и давай выпьем за помин его души!
— Охотно. Только одно ты упускаешь из вида — все знали о вашей тяжбе и уже завтра ни у кого не останется даже тени сомнения в том, кто убрал с дороги беднягу Антуана, воспользовавшись всеобщей резнёй гугенотов.
— Плевать! — беспечно отмахнулся Луи, — Никто ничего не докажет. Кому сейчас интересен очередной дохлый гугенот, сам посуди?
— И всё же королева-мать не упустит такой козырь. Луи, ты играешь с огнём!
Он призадумался. Несколько минут он озадаченно завязывал и развязывал золотые шнуры, украшавшие его колет, потом резко дёрнул один из них и вскинул на Филиппа торжествующе сверкнувшие глаза.
— Эврика! Я откажусь от наследства кузена в пользу своей сестры.
— Какой сестры? У тебя разве есть сестра? — удивлению Филиппа не было предела.
Бюсси всеми воспринимался как единственный в своём роде наследник гордого имени Клермон-Амбуазов и никто даже не подозревал о существовании приложения в виде сестры.
— У меня есть младшая сестра, Регина де Клермон. Ей сейчас лет тринадцать, она воспитывается в монастыре.
— В монастыре? Но… Если ты не намерен забирать её оттуда, то всё её имущество рано или поздно станет собственностью Церкви.
— Ты рехнулся? — Луи скептически скривил губы, — Когда это Клермоны отписывали свои земли монастырям? К тому же, кто тебе сказал, что она станет невестой Господней? Я выпишу её в Париж и выгодно отдам замуж. Если она хорошенькая и не очень глупая, может, мы с тобой породнимся?
— И ты отдашь маркизат в приданое? — недоверчиво протянул Филипп.
Луи снова опустил глаза долу, так что совершенно невозможно было угадать, что у него на уме.
— Ну, ты же не станешь избавляться от неё, как от первого претендента на земли Ренель?
— Что-то у тебя сегодня шутки неудачные. Сам-то сейчас понял, что сказал? — в голосе Луи дрогнула обида, — Я за меньшее убивал на дуэли. Неужели ты всерьёз мог подумать, что жалкий клочок земли для меня дороже родной сестры?!
— Ничего себе жалкий клочок! Однако ради него ты легко избавился от кузена и не спешишь замаливать грех, — хмыкнул Филипп и тут же смолк под негодующим взглядом Бюсси.
— Далась тебе эта земля! Как будто в ней дело! Да я бы этого остолопа Антуана не тронул, если бы он не бесил меня своими деревенскими замашками и хамством. Меня раздражало то, что подобный ублюдок назывался повсюду моим родственником.
— А какая она, твоя сестра? — дипломатично сменил темы Филипп.
Луи затих, посопел, опять потеребил шнуры и рассмеялся:
— Чёрт тебя дери, Филипп, с твоей манерой вечно ставить меня в тупик! Я не помню её совсем. В последний раз, когда я её видел, она была трёхлетней пигалицей, отчаянно рыжей, с капризным голосом и вечно испуганными круглыми глазами. Она таскалась хвостом за кормилицей, хлюпала сопливым носом и просила есть. Я её не особенно любил. И знаешь почему? Мой любимый конь и два охотничьих пса, как и вся остальная живность в доме, ползали перед ней на пузе от умиления. Кони, собаки, кошки, соколы — все поголовно её обожали, словно она имела над ними необъяснимую власть. Надеюсь, с возрастом эта маленькая ведьма утратила свои способности, иначе весь королевский двор, весь этот позолоченный бестиарий потеряет последний рассудок, когда Регина там появится.
— Боишься, что в её присутствии померкнет твоя слава? — проницательные синие глаза графа откровенно смеялись.
— Чёрт возьми, Филипп! В этот раз ты не угадал. Я боюсь, что ко всем моим неприятностям и хлопотам добавится самая большая проблема по имени Регина де Клермон, маркиза де Ренель.
— Так ты её лет семь не видел уже?
— Ну да. С тех пор, как покойный отец отдал её в монастырь урсулинок. Он и так-то её не любил никогда, а после смерти матери и вовсе видеть её не мог.
— Почему?
Луи пожал плечами:
— Да кто его знает. Я сам ещё сопляком был в то время, что я понимал? Слышал, что отец часто ссорился с матерью, ревновал её. А тут ещё дочь уродилась рыжей — ни в мать, ни в него. Он вообще долго не признавал её, потом уже бабка кое-как уладила всё это, мол, сама по молодости согрешила, да и скандала побоялись. Ну, а мать у нас слабенькая была, чувствительная… Болеть начала, после родов долго не могла оправиться, отец тут со своими ревностями. Она умерла, ты знаешь, совсем молодой. Отец озверел, начал во всём Регину обвинять. Хотя, если разобраться, она-то при чём? В общем, убрал он её от глаз подальше, у него не то сестра, не то тётка в этом монастыре настоятельницей была, вот Регину к ней и отослали.
— А ты?
— А что я? Говорю же, я тогда совсем мальчишкой был. Ну, а потом не до неё как-то стало. Письма, правда, из монастыря приходят. Настоятельница жалуется. Говорит, в этой девчонке сидит легион бесов и нет-де никакой управы на неё. Я так и не понял, что она там натворила в последний раз, не то монастырь чуть не сожгла, не то какую-то ведьму привела. Франсуаза меня до сих пор поедом ест, что я девочку не забрал. А куда я её заберу? Сам видишь, в Париже чёрт знает что творится: то мы с гугенотами дружим, то мы их режем, Гизы то со старухой Медичи лобызаются, то глотку перегрызть готовы друг другу. Куда я ребёнка привезу? И что я с ней делать буду?