Регина(СИ) - Домогалова Елена. Страница 27

Регину передёрнуло и она с раздражением бросила им обоим:

— А не проще ли оставить меня в покое раз и навсегда? По-моему, за пятнадцать лет в монастыре я прочитала молитв на всю оставшуюся жизнь, а заодно и во всех грехах заранее покаялась. Ну, в конце концов, куплю себе десяток индульгенций и папа римский успокоится, я думаю.

От такого проявления немыслимого вольнодумства Филипп растерялся. Луи выразительно посмотрел на друга: мол, убедился?

— Я решительно не знаю, что мне с ней делать, — сокрушался на другой день Луи, когда они с Филиппом гуляли по набережной, щеголяя модными нарядами.

— Какой сюрприз она преподнесла тебе, мой друг, на этот раз?

— Что тебе на это сказать? Она сама и есть сюрприз. Бог мой, как всё понятно и ясно было в моей жизни до её приезда! Друзья и враги, любовницы и просто хорошие приятельницы. Мир делился на чёрное и белое. Любовные интрижки, особенно с небезызвестной тебе особой королевской крови, и дуэли были всего лишь острыми приправами к раз и навсегда уготованному для меня, первому дворянину Франции, образу жизни. Я знал, что, когда и как нужно сделать. Правила игры были определены раз и навсегда. Возможно, это блюдо было несколько пресновато, раз уж меня так тянуло пройтись время от времени по лезвию ножа, подразнить королевское семейство или ввязаться в драку. И вдруг появляется она. Юная восторженная девочка, которая за один вечер покоряет Лувр, порти кровь королеве-матери своей надменностью и независимостью и, подобно лёгкому ветерку, гуляет по улицам города, болтает с прачками и пляшет на гуляньях за городом с рыбаками и студентами. Держит железной хваткой всю прислугу в доме, смеётся над священниками и кормит бездомных ребятишек и собак со всего квартала. Третьего дня я ей непременно захотелось прокатиться по Сене именно на барже. Разумеется, она выбрала самую большую и грязную. Там, видите ли, был чудный кормщик маленького роста, но с огромной, как у гнома, бородой. И что ты думаешь? Она уговорила его взять её на борт и полдня болтала с ним бог весть о чём, хлебала из одного котла с грузчиками рыбную похлёбку и хохотала над их солёными шуточками. Что я должен был обо всём этом думать?

— Что Регина не такая, как все известные тебе женщины, — мягко улыбнулся Филипп, — по крайней мере, я что-то с трудом себе представляю, как твоя обожаемая Марго запросто беседует с простолюдином.

— Обожаемая Марго, — хмыкнул Луи, — до недавних пор я ведь действительно думал, что Марго — бесценный бриллиант. Я много о чём думал раньше по-другому.

— Пока не появилась Регина…

— Да, пока не появилась она. Умеющая так легко нарушать правила и устанавливать свои законы. Осмеливающаяся делать то, чего ей на самом деле хочется. Удивительно храбрая и… настоящая. Да, она настоящая. И я рядом с ней становлюсь настоящим. Браню её на весь дом, швыряю бешеные деньги на любой её каприз, нагло смеюсь на придворными клушами, которые пытаются ей подражать, смеюсь во всё горло и не скрываю своего страха за неё.

— И тебе это не нравится?

— Меня это пугает. Да-да, мой добрый друг, ты не ослышался. Бесстрашный Бюсси боится. Боится того, что годами выстраиваемая жизнь вот-вот перевернётся с ног на голову и я запутаюсь сам в себе.

ГЛАВА IV. Лувр

"Под чужую музыку женщины лишь исполняют танцы… А танцуют только под свою".

Б. Васильев "И был вечер, и было утро…"

И всё же Регине было легче — у неё началась новая жизнь. Роскошные балы во дворце, наряды и драгоценности, галантные поклонники, бесконечные споры и беседы с Екатериной-Марией, прогулки по городу. Каждый день она узнавала для себя что-то новое, в мире, открывшемся ей теперь, была не только тоска и недозволенная любовь к Луи. Были рассветы и закаты, Сена и рынок, сонеты и танцы, друзья и недоброжелатели. Последними, надо сказать, Регина умела обзаводиться с той же лёгкостью, что и её брат. Особенно невзлюбил её "Летучий эскадрон любви" королевы-матери и, если начистоту, то было за что. Во-первых, поразительная красота её затмевала всех прелестниц Летучего эскадрона вместе взятых. Стоило Регине появиться в обществе, как большинство мужчин дружно поворачивали головы в её сторону, порой рискуя свернуть шею или нарваться на грозный взгляд Бюсси. Поистине, внешность юной графини была сущим наказанием для её брата: он и восхищался ею, и сходил с ума от ревности и беспокойства, и, как и все почти, пугался необъяснимой власти её чар. Во-вторых, Регина была прекрасно осведомлена и о своих достоинствах, и об истинных размерах своего немалого состояния, и о том, что и кто говорил о ней в Лувре, и потому поглядывала на королевских фрейлин свысока. Беря пример с брата, она вела себя, как королева, и каждый раз склоняясь в поклоне перед королевской четой или принцами крови, делала это столь снисходительно, что её надменности мог позавидовать даже Луи. И к тому же красота графини сыграла с ней самой злую шутку: это была не та тонкая, притягивающая взгляды и сердца, прелесть, и не радующая глаз тёплая земная красота, нет — это был удар, ожог, яркая и завораживающая вспышка, внушающая, скорее, необъяснимый трепет и слепую страсть, лишающую воли и рассудка. Да, у неё было много поклонников, многие мужчины желали сделать её своей любовницей и почти все они скорее ненавидели её, чем любили, потому что — боялись и сами себе не хотели сознаваться в своём страхе. Исключением были Луи, Филипп и Шарль Майенн. Луи — потому что был слеплен из того же теста и в жилах его текла та же кровь. Шарль был достаточно легкомысленным и избалованным жизнью, чтобы всерьёз страдать или переживать по какой бы то ни было причине. А Филипп — просто любил её.

Но главной бедой для Регины, как ни странно, оказалась не её красота и вызываемые ею желания, а самая банальная вещь при дворе — язык веера. Как говорится, беда пришла, откуда не ждали. Первой заподозрила неладное Екатерина-Мария, обучавшая подругу различным светским премудростям.

— Итак, запоминай, — медленно объясняла и показывала герцогиня, — ответ "да" — касаешься открытым — запомни, открытым! — веером правой щеки. Веер держишь в левой руке! Ни в коем случае не перепутай! Если открытым веером в правой руке касаешься левой щеки — это значит "нет". Поняла?

Регина, всё до мелочей схватывавшая на лету, кивала головой и запоминала каждое слово подруги. Но стоило ей услышать голос Луи или просто его имя, упомянутое кем-то в разговоре, и все её мысли и чувства устремлялись к нему. Веер тогда оказывался не в той руке или же закрывался не вовремя. Екатерина-Мария злилась, рычала и шипела и заставляла Регину зубрить снова и снова.

— Если ты подаёшь веер нижним концом, значит, ты этого человека презираешь. А если верхним — принимаешь его любовь. И не вздумай перепутать! Над тобой весь Лувр смеяться будет!

Присутствовавший при этих уроках Шарль покатывался со смеху.

— Графиня, я бы на вашем месте или вообще веер в руки не брал, или очень осторожно обмахивался им, не более. Любые манипуляции с ним в ваших прекрасных руках рано или поздно приведут к катастрофе!

Регина злилась, швыряла веер в Шарля и грозилась обратиться к королю с просьбой запретить веера при дворе. Учитывая склонность Генриха III к разного рода реформам (разумность которых признавали даже Гизы!) и сверхъестественную власть над мужчинами, которую при желании использовала Регина, в это нетрудно было поверить.

Герцогиня объясняла эту рассеянность тем, что после монотонной и размеренной жизни в обители контраст оказался чересчур разительным и некоторые вещи никак не могли упорядоченно поместиться в юной головке Регины. Она не догадывалась, что по сравнению с бурей, бушевавшей в душе девушки, тонкости придворного этикета и даже последние сплетни и новости двора — разумеется, если они не касались Луи, — казались Регине не стоящими внимания пустяками. Но порой подобные "мелочи" могли оказаться гораздо значительней, в чём однажды Регине пришлось убедиться на собственном опыте.