Регина(СИ) - Домогалова Елена. Страница 31

Шарль потрясённо замолчал, а потом выдохнул:

— Хорошо сказал! Ронсар бы повесился от зависти. Только, знаешь, по-моему дело обстоит гораздо проще. Графиня в кого-то влюблена.

— Я знаю.

— В кого?!

— Я не знаю. Не в меня.

— И не в меня.

— Может, в нас, — подали голос обделённые вниманием красавца Филиппа близняшки Мари и Лили.

Филипп по очереди трогательно поцеловал их в виски:

— Нет, мои ангельские птички. Эта женщина влюблена не в вас.

— Граф, а что ты будешь делать, если узнаешь имя человека, которого она предпочла нам?

— А что я смогу сделать? Останусь её другом и сделаю всё, что от меня зависит, чтобы она была счастлива с этим мужчиной. Чтобы он её не обидел.

Шарль от изумления открыл рот:

— Ну ты даёшь! А я вот вызвал бы его на дуэль и заколол к чертовой матери. Чтобы под ногами не путался. От соперников нужно избавляться.

— А если Регина полюбит меня? Тоже вызовешь на дуэль?

Неожиданно для себя самого Шарль крепко задумался. На лице его отразилась усиленная работа мысли, а рука сама собой скользнула в декольте Анетты. Думал он долго. Рука его успела исследовать и содержимое декольте, и перебрать завитые чёрные локоны, и нырнуть под юбку. Наконец, Шарль сказал:

— Нет. Тебе бы, пожалуй, уступил. В память о сегодняшней попойке. А если серьёзно, то я и без графини проживу. И даже очень неплохо проживу. А ты, дружище, без неё пропадёшь. Она тебе нужнее, чем всем остальным.

— Это так заметно?

Герцог кивнул головой. Это было не просто заметно — об этом знал весь Париж. Филипп умирал без Регины. Она заменила ему и воздух, и воду, и сон. Она неслышно вошла в его душу и вытеснила из неё Бога, заполнила собой его жизнь и стала Вселенной.

— А ты заметил, — после минутного молчания продолжил Филипп, — что графиня очень несчастна? Ей больно дышать, больно улыбаться. Она живёт на пределе своих сил.

— Лучше этого не замечать. Ей ты не поможешь и сам с ума сойдёшь. Она не такая беспомощная, как ты думаешь. Клермоны все такие: со всем и со всеми справляются самостоятельно.

— С Бюсси тоже что-то неладное.

— Вот уж кто меня меньше всего волнует, так это твой лучший друг. Ты меня извини, Филипп, но твой несравненный Бюсси слишком высокого о себе мнения и если кто-то, наконец, заставил его приспустить флаги и поднять щит, а не меч, то я только рад этому. И уж его-то настроение объяснить легче лёгкого: Луи выбрал орешек не по своим зубам. Какая-то Великая женщина дала ему от ворот поворот, вот он и бесится. Это не мы со своей несчастной любовью. Это его больное самолюбие. Помяни моё слово, как только крепость сдастся, все болезни графа пройдут как не бывало.

— Мне, конечно, не очень приятно выслушивать от тебя такие речи о своём друге, но, по большому счету, ты прав.

— Давай лучше выпьем ещё бутылку этого чудесного бургундского и развеселим наших пташек, а то они от этих разговоров совсем приуныли.

Товарищи по несчастью звонко сдвинули бокалы и обняли своих случайных подруг. Кабак они покинули на рассвете следующего дня и посмели показаться на глаза графини де Ренель только через два дня, когда следы бурной попойки, драки в квартале Тампль и бурной ночи с сестрицами д'Астрэ полностью исчезли.

Регина тем временем решала, что ей делать: пытаться ли забыть о своей страсти (но это было невозможно и она это знала), добиваться ли желаемого всеми способами несмотря ни на что или просто жить, плыть по течению и не сопротивляться судьбе. Но любовь её была столь велика, что со временем Регина перестала ощущать боль её невозможности, она привыкла к ней и боль эта стала уже частью её жизни, её души. И тогда она научилась заново дышать, смотреть, двигаться, смеяться, радоваться жизни. Она не смирилась — она просто остановилась в ожидании чего-то, что подскажет ей ответ, ускорит развязку.

Луи выбрал другой путь — он день за днём, минута за минутой неустанно повторял себе, что Регина — его родная сестра и никаких чувств, кроме родственных, он к ней не испытывает. И для того, чтобы окончательно убедить себя в этом, он пробовал любые средства: от бурных пиров с друзьями и азартной охоты до любовных авантюр. Больше всех пострадала в итоге ни в чем не виноватая Ортанс, которую он сначала сделал своей любовницей, из-за чего она чуть не попала в немилость к Маргарите, а потом оставил сразу же, как только она ему наскучила. Он не собирался прекращать свои встречи с Маргаритой, а в качестве отвлекающего манёвра то вновь возвращался в Ортанс, то находил себе новое увлечение, разбивая подчас юные девичьи сердца. Но что ему было до их слёз, когда его сердце рвалось на части от тоски!

Во время очередной пирушки в "Лилии и мече" кто-то упомянул имя новой любимицы Екатерины Медичи — некой Франсуазы де Шамбе, урождённой де Меридор. Красотка эта лет пять назад блистала в Летучем эскадроне и королева-мать возлагала на неё большие надежды, однако Франсуаза имела глупость влюбиться в Жана де Косме и выскочить за него замуж. А потом так же скоропостижно овдовела, потом вышла замуж за Шарля де Шамбе, а после его трагической гибели — за его брата-близнеца Карла. Видимо, по привычке. Сидеть безвылазно в провинции ей наскучило и она потащила влюблённого мужа в Париж. На её счастье, Летучий эскадрон как раз нёс невосполнимые потери — больше десятка красоток (а всего их было две сотни под началом Медичи) неосторожно допустили "вспухание живота" после любовных утех и были отправлены с глаз долой. Так что вернувшуюся опальную красавицу простили и она вновь заняла своё место в рядах "привилегированного борделя", как называли в глаза и за глаза весь Летучий эскадрон.

— Эта не та ли белокурая красавица, которая так умудрилась разжечь пламя страсти в своём собственном муже, что он умер в супружеской постели, не выдержав пылких ласк этой сирены? — хохотнул Бертран.

При словах "красавица" и "пламя страсти" у Луи всегда была одинаковая реакция:

— Я её знаю?

— Нет, — качнул головой Филипп, — когда она в первый раз появилась при дворе, ты как раз был в Польше. Хотя… не знаю, как ты её не заметил третьего дня. Она была в каком-то совершенно ослепительном наряде.

— И я её не заметил? Вы что-то путаете, друзья. Возможно, она не так красива, как вы говорите. Иначе я просто не мог её не запомнить!

— Да где тебе, — протянул изрядно пьяный Робер, — ты же мечешься между постелью Маргариты и юбками сестры. Тебе же как-то надо успевать ублажать одну и охранять другую.

Филипп со всей силы наступил другу на ногу и тот заткнулся. К счастью, Луи не обратил внимания на грубую шутку Робера.

— Так как, ты говоришь, её зовут?

— Франсуаза де Шамбе. Приехала в Париж из Анжу неделю назад. Луи, если ты собираешься сделать то, о чём я сейчас подумал, то это совершенно напрасная трата времени.

Филипп единственный из компании практически никогда не пьянел. Робер смеялся по этому поводу, что, мол, у графа свои виноградники и он с детства вместо молока матери пил молодое вино. Вот и на этот раз Филипп мгновенно уловил перемену в настроении Бюсси. Луи, видимо, почуял новую добычу, Маргарита и её наперсницы ему давно наскучили и теперь он искал новых приключений на свою голову.

— Луи, её муж, граф де Шамбе, редкостный по нашим временам ревнивец, по слухам, он помог ей овдоветь в первый раз, а затем убрал с дороги своего родного брата-близнеца. К тому же он обласкан королём и его вот-вот назначат главным ловчим. Не связывайся с его женой. Это ведь всего лишь одна из красоток Летучего эскадрона, так что ничего особенного ты для себя не найдёшь.

Бюсси откровенно расхохотался:

— Тебе не кажется, что ты сам себе противоречишь? Ревнивый муж — и закрыл глаза на то, что его жена сверкает прелестями в небольшом борделе нашего королевства? Бьюсь об заклад, не успеет этот де Шамбе получить регалии главного ловчего, как уже начнёт пугать своими рогами оленей в королевском лесу.