Миссия выполнима - Гарфилд Брайан. Страница 32

Трое из них подняли крышку. Он мог различить их силуэты, но не больше того, – яркий свет его ослепил. Он попытался сесть. Чей-то голос, странно натуженный и приглушенный, спокойно произнес:

– Не спешите, Фэрли.

Двое других помогли ему сесть. Он почувствовал головокружение, и его глаза начали закатываться; ему пришлось бороться изо всех сил, чтобы не потерять сознание. Снова раздался голос, на этот раз обращенный не к нему:

– Выньте кляп и дайте ему чего-нибудь попить.

Потом голос прозвучал ближе.

– Фэрли, вы меня слышите? Если да, кивните.

Он поднял голову и снова уронил ее на грудь. Этот жест стоил ему больших усилий.

– Хорошо, послушайте, что я вам скажу. Здесь вы можете кричать до хрипоты, и никто вас не услышит. Но я хочу, чтобы вы не кричали. Понимаете? Вы будете молчать, пока вам не прикажут заговорить. Иначе мы причиним вам боль.

Он замигал, пытаясь что-нибудь разглядеть. Предметы покачивались в ярком свете, понемногу становясь отчетливей, набирая цвет и форму. Он увидел, что находится в каком-то гараже. Большое помещение, где могли бы поместиться несколько машин. Но их было только две: маленький европейский седан и черный автокатафалк.

Катафалк.

Это была старая модель, возможно «ситроен», со сношенными шинами. Вот на чем они его везли. Над капотами обеих машин поднимался пар.

Он увидел черного лейтенанта, переодетого в шоферскую форму. Тот все еще жевал резинку.

Кроме него, было четверо других. Все в арабской одежде, лица скрыты под бедуинскими чалмами, оставлявшими открытыми только глаза. Один из них подошел ближе и стал снимать с лица Фэрли липкую хирургическую ленту. Она отрывалась с болью, похожей на порезы острой бритвы.

Маленькие руки действовали проворно и умело; он понял, что это женщина, и очень удивился.

Женщина работала молча. Черный лейтенант принес оловянную чашку с водой.

– Пей маленькими глотками, парень. И глотай осторожней.

Он поднес чашку к губам Фэрли.

Тот начал жадно пить. У воды был металлический привкус; возможно, это был вкус его собственного страха.

Человек, которого он услышал первым, заговорил снова. Чувствовалось, что он намеренно искажал голос, но все-таки в нем слышался легкий славянский акцент.

– Развяжите ему ноги и вытащите наружу.

Он стоял в тени, и Фэрли его почти не видел.

Женщина развязала проволоку, которой были обмотаны его лодыжки.

– Руки тоже развязать?

– Пока не надо.

Женщина и черный лейтенант подняли его на ноги. Он стоял в открытом гробу на полу посреди гаража. Они поддерживали его за локти. Кровь резко отхлынула от головы, и он опять едва не потерял сознания; он стал усиленно бороться с обмороком, понимая, что скоро ему понадобятся все его бойцовские качества.

Он почти не чувствовал своих ног, лодыжки онемели, и он не мог их контролировать. Женщина сказала:

– Выходите. Только осторожно.

В ее речи слышался немецкий акцент, но, скорей всего, это была подделка. Он подумал, что, так или иначе, ей хорошо удается скрывать собственный голос. Он видел только ее руки, глаза и верхнюю часть скул. Она была дюймов на восемь ниже Фэрли.

Они медленно провели его по комнате. Он чувствовал себя, как марионетка с порванными нитками. Ноги были как чужие, и при каждом шаге он беспомощно шлепал ими об пол.

У задней стены стоял верстак. Инструменты и мусор были сдвинуты в сторону. На полу лежало несколько перевернутых ящиков, и человек со славянским акцентом произнес:

– Садитесь.

Локти у него были свободны, но руки стянуты в запястьях; он сел, нагнувшись вперед и поставив локти на верстак, глядя поверх костяшек пальцев, оказавшихся у его лица. Сейчас для него было очень важно узнать, где он находится, – жизненно важно, хотя он и сам не знал почему. Он попытался разглядеть номера машин, но они были нарочно залеплены грязью.

Славянин спросил:

– Вы можете говорить?

Он этого не знал – надо было попробовать. Он открыл рот и издал нечленораздельный хрип.

– Попробуйте еще раз. Кляп не так уж долго был у вас во рту.

– Недолго?

Теперь вышло лучше, хотя по-прежнему казалось, что в язык вкололи новокаин.

– Всего несколько часов. Сейчас начало вечера.

Значит, это тот же самый день. Понедельник, десятое января.

На верстаке стояла заржавленная лампа – из тех, что вешают при работе на стену, с крюком и зарешеченной лампочкой. Славянин поднял и включил лампу.

– Абдул.

– Да.

– Выключи свет.

Абдул, которого на самом деле наверняка звали по-другому, подошел к выключателю. Верхний свет погас, горела только лампа в руках славянина. Он направил ее на Фэрли.

– Вы помните, как вас зовут?

– Не смешите.

– Как вас зовут?

– Какого дьявола?

– Назовите ваше имя, пожалуйста.

Свет бил ему в лицо и заставлял отводить глаза. Он мигал, вертел головой и щурился на темные углы комнаты.

– Имя.

– Клиффорд Фэрли.

– Хорошо. Можете звать меня Селим.

Селим и Абдул. Все это выглядело неубедительно, но, может быть, они и не хотели заботиться о правдоподобии.

– Абдул. Магнитофон.

Шаги по бетону. Через секунду из темноты снова раздался голос Селима:

– Фэрли, поговорите со мной.

– О чем?

– У вас должны быть вопросы.

Имена, подумал Фэрли. Селим и Абдул. Они скрывали свои настоящие имена, они искажали голоса, они прятали от него свои лица. Значит, для них важно, чтобы он не понял, кто они. Внезапно он почувствовал прилив надежды. Они не стали бы предпринимать такие меры предосторожности, если бы собирались его убить.

Но он знал черного Абдула. Впрочем, его знало и еще с полдюжины людей на Пердидо. Нет никакого смысла убивать его за это.

Однако он не был ни в чем уверен, и его бил озноб. Селим продолжал:

– Наверно, вы хотите знать, что с вами произошло.

– Полагаю, что я похищен.

– Совершенно верно.

– С какой целью?

– А вы как думаете?

– Вероятно, с целью выкупа. Я угадал?

– Более или менее.

– Что это значит?

– Я думаю, вы хорошо знаете, для чего делаются такие вещи. Похищение политических лидеров всегда было очень эффективным оружием в освободительной войне, которую мы ведем с силами империализма.

– Я очень в этом сомневаюсь. Можно подумать, что вы хотите завоевать себе как можно больше врагов, а не друзей. – Фэрли вытер губы тыльной стороной руки. – Можно мне чего-нибудь поесть?

– Разумеется. Покормите его.

Фэрли услышал в темноте женские шаги.

– Мы все еще в Испании?

– Это имеет какое-то значение?

– Наверно, нет.

Между Фэрли и лампой внезапно появилась фигура Абдула. Он положил какой-то предмет на верстак рядом с рукой Селима. Это был небольшой кассетный магнитофон.

Селим к нему не притронулся. Фэрли посмотрел на вставленную в магнитофон кассету. Она не крутилась. Аппарат не был включен.

Селим сказал:

– Продолжим разговор.

– Что вам от меня нужно?

– Немного добровольного сотрудничества. Оно вам ничего не будет стоить.

– О чем конкретно идет речь?

– Не надо волноваться. Как вы думаете, чего мы от вас хотим?

Девушка – судя по ее рукам и глазам, это была девушка или молодая женщина – принесла ему еду, разложенную на большом лоскуте ткани. Черствая булка, разрезанная на две части, и ломтики холодной ветчины.

Селим вдруг протянул руки к Фэрли. Тот резко откинулся назад; Селим, ничего не сказав и лишь издав горлом какой-то звук, снова наклонился вперед и начал развязывать проволоку вокруг его запястий.

Когда руки стали свободны, Фэрли с силой растер затекшие запястья.

– Это все ваши люди? Все, кто у вас есть?

– Мы повсюду, Фэрли. Объединенные народы всего мира.

– Допускаю, что для вас и для ваших друзей-революционеров эти слова что-нибудь значат. Но для меня они звучат, как пустая тарабарщина. Впрочем, вряд ли вы притащили меня сюда только для того, чтобы вести нелепые дискуссии.