Батальоны вступают в бой - Свиридов Александр. Страница 27

Его 9-я и 17-я пехотные дивизии прочно зацепились за левый берег Днепра, и столкнуть их в реку не так- то просто. Пленный солдат Отто показал, что у них много и орудий, и танков.

Ставка вермахта еще на что-то надеялась: плацдарм сохранялся для «решающего контрнаступления на Донбасс».

Однако ни приказы Гитлера, ни мощные укрепления, ни февральская грязь — ничто не спасло фашистов. Они были сброшены в Днепр.

Правда, первая наша атака не принесла успеха. Мы понесли большие потери и отошли. Комдив предоставил нам ночь на подготовку. Но солдаты рвались в бой вечером. Я обратился к комдиву с просьбой разрешить повторить атаку с наступлением темноты. Он не стал возражать.

Ночные удары решили исход борьбы в нашу пользу.

Верховный Главнокомандующий за ликвидацию никопольского плацдарма объявил благодарность всему личному составу фронта, который теперь именовался 4-м Украинским.

Вечерняя зорька уже догорала, когда лейтенант Кучерявый, забравшись на голый тополь с разбитым скворечником, радостно закричал:

— Вижу Днепр! Товарищ подполковник, Днепр! Рукой подать…

Под деревом повар Володя, орудуя финкой, вскрывал консервную банку. Он попросил Василия:

— Так принеси водички к чаю!

Со стороны чудом уцелевшей хуторской хаты донеслась раздольная украинская песня:

Это запел Петр Сигал. Ему подыгрывал на гармошке Масюк. Они явно настроились отдохнуть. Да все мы не против плотно поесть, побаловаться чайком и как следует выспаться.

Однако не успел Володя накрыть «стол» под крышей полуразрушенного сарая, как прибежал радист и передал мне срочную радиограмму от нового командира дивизии Сергея Николаевича Кузнецова. Энергичный слог приказа подсказал мне, что теперь ни нам, ни врагу не будет передышки.

Вот его текст: «Преследование противника не прекращать. Вперед стремительно. Направление — Зеленая Вторая, Малая Лепетиха, Ново-Александровское, Предусмотреть средства для форсирования Днепра с ходу. Захватить на правом берегу плацдарм, на участке Н. Рогачик и сев. Каиры».

Начальник штаба быстро развернул карту. В указанном районе ширина реки до семисот метров. А у нас никаких переправочных средств.

— Один выход, — заключил Иван Алексеевич Алехин, — навалиться на плечи противнику…

Я думал об этом же. И как ни соблазнял нас Кучерявый подогретыми консервами, мы с начальником штаба, хотя и были голодны, немедленно вызвали вернувшегося в полк после ранения командира 2-го батальона Александра Ивановича Смолякова и втроем стали разрабатывать план преследования.

Из хаты с разбитыми стеклами все еще доносилась песня.

Пели минометчики, которые будут поддерживать батальон Смолякова. Внезапно мелодия оборвалась. Видимо, ее прервал командир, чтобы сообщить бойцам задачу.

«Ничего, — подумал я, — допоют на правом берегу Днепра».

А германское командование и Днепровский вал объявило неприступным.

Что говорить, водный рубеж в самом деле размашистый. А тут еще погода подкачала. Мы рвемся к Днепру, каждая минута на счету, а дождь все дороги размыл. Кругом грязь, бурные потоки. Было легче ногу вытащить из сапога, чем сапог из грязи. Шинели тяжелым грузом давили плечи. Их выжимали, выкручивали. Машины буксовали. Липкий чернозем забивал ходовую часть танков.

Начальник артиллерии майор Овтин доложил мне, что темп продвижения орудий пятьсот метров в час.

Чувствую, что с утра не сумеем форсировать Днепр. День уйдет на поиски скрытых подходов к реке, подтягивание подразделений, сбор переправочных средств. Пока у нас было всего восемь полупонтонов, захваченных батальоном Смолякова у немцев.

Алехин сказал, что полковой инженер нашел в Верхнем Рогачике местного жителя, который знает, где спрятано около двадцати лодок рыболовецкого колхоза.

Этих средств мало. При таком положении форсировать Днепр лучше было ночью. Со мной соглашаются замполит Олейник и начальник штаба Алехин. Сказал им, что надо сделать в первую очередь, а сам на «виллисе» направился к балке, где бойцы Смолякова вышли к Днепру. Через каждые триста — четыреста метров машина застревала, и автоматчики помогали ее вытягивать.

Наконец добрался до берега реки. Там увидел новенькие трофейные лодки. Командир саперного взвода лейтенант Шерстнев, вытирая рукавом мокрое лицо, познакомил меня со своим «хозяйством».

— Товарищ гвардии подполковник, если вода тихая, то, пожалуй, каждая по пятнадцать бойцов выдержит…

Я подсчитал, и вышло, что нужны еще переправочные средства. Распорядился добыть. Затем вошел в широкую полосу камыша. За сухими желтыми стеблями проглядывала вода. На ней всплески от автоматной очереди. Пули не долетали до зарослей. Это неплохо, но какая тут глубина? Лодка сразу пойдет или придется тащить по мели?

Комбат тоже не знает. Он еще не замерял. Подползаю к группе бойцов и выясняю, кто из них умеет плавать.

— Я бывший моряк, — отозвался солдат с крупными чертами лица и, не поднимаясь, слегка козырнул: — Гвардии рядовой Бобров.

— А ну-ка разведай, где тут по шею, а где с головой, — поставил я ему задачу и удивился тому, с какой быстротой Бобров разделся.

Противник держал наш берег под обстрелом крупнокалиберных пулеметов. В полный рост идти было рискованно. Бобров, нагой, перевалился через бруствер и, как бревно, скатился к урезу воды. Он немного прополз по мелкому месту, потом скрылся с головой. Но вот показались его руки, за ними — черная голова.

— Ну как? — нетерпеливо спросил я.

— Метра два с половиной, — ответил Бобров.

— А ну давай дальше, метров на пятьдесят.

Несмотря на стужу, он, набрав воздуха, снова скрылся под водой. Морская закалка пригодилась воину. Он добросовестно обследовал довольно большой участок. Место оказалось подходящим для отвала переправочных средств.

Бобров приполз в окоп весь измазанный суглинком. Друзья растерли его. Когда он стал одеваться, шальная пуля попала ему в бедро. Мы оттащили Боброва в укрытие, где ему оказали первую помощь, затем отправили в медпункт. В тот же день Бобров был представлен к награде.

Весь день мы готовились к ночным действиям. Мне вспомнилась осень сорок первого года, когда наши подразделения переправлялись через Днепр и разбили в Горностаевке румынскую бригаду. Прошлый опыт пригодился…

По моему указанию полковой инженер капитан Бакунов разобрал два сарая и саперы сделали небольшой паром для переправы батальонной артиллерии.

В полдень над нами пролетела «рама» — верная предвестница артобстрела или бомбежки. Я приказал— всем батальонам соблюдать предельную маскировку. Командир 1-го батальона капитан Страшевский не успел увести подразделение с полевой дороги, и оно попало под обстрел вражеской артиллерии.

Справа от нас к Днепру вышли части 50-й гвардейской стрелковой дивизии. Утром один из полков соседей попытался форсировать реку, по безрезультатно. Враг встретил его с берега и острова массированным огнем. Мы к этому времени завершили рекогносцировку. Выяснилось, что в этом месте в Днепр вливаются Конка и Писпильня, а между ними находится остров, который противник превратил в боевой форт.

Правда, обойти его нетрудно, но с правого берега он прикрывался подразделением, расположенным в Михайловке. Я попросил комдива помочь нам — блокировать огнем этот населенный пункт.

С. Н. Кузнецов усилил наш полк 234-м гвардейским артиллерийским полком. Им командовал Владимир Васильевич Роскошный. Он еще на реке Миус и на Саур-Могиле показал образцы взаимодействия с пехотой. Рослый, с крупными чертами лица и темными волосами, он одной своей внешностью вселял веру в «солидную поддержку». Характер у него был веселый. В тихие минуты Владимир Васильевич любил попеть. Особенно хорошо исполнял он песни «Темная ночь» и «Давай закурим».

Майор Роскошный отлично знал этот край. До войны он объездил всю Украину, часто бывал в Крыму, где жила его мать. С ним я часто советовался, как лучше приспособиться к местности.