Враг - Лисина Александра. Страница 38

Разумеется, из его речи не исчезла некоторая настороженность по отношению к эльфам, но прежнюю пугающую ненависть он надежно спрятал. И теперь ее можно было разглядеть, только если всматриваться в пронзительные, временами вызывающие оторопь голубые глаза. Или подметить в прохладном тоне, когда речь заходила о Таррэне и темных вообще, однако далее тогда он если и бросал в сторону эльфов неприязненные взгляды, то старался делать это как можно более незаметно.

Донна Арва тоже не могла нарадоваться на неутомимого помощника: Белик ни разу не изменил своему правилу и с готовностью выполнял все, что от него просили. Принести воды, вырыть яму для костра, оттащить подальше пищевые отходы — все это, на удивление, не составляло для него никаких проблем. А на вопрос о причине удивительного рвения, который как-то в шутку задал неугомонный Аркан, Белик спокойно ответил, что каждый делает в походе то, для чего лучше всего пригоден, и если он может хотя бы таким образом отблагодарить прекрасных женщин за ежедневную заботу, то считает нужным это выполнять. За такие слова он заслужил море признания, ежедневный горячий ужин, мягкий тюфяк для спокойного сна и самые лучшие куски, которые размякшая за время пути повариха вдруг начала для него незаметно откладывать.

Радость ее была неподдельной еще и потому, что Белик ни разу не сделал попытки увести ее молодых подопечных из-под бдительного надзора. Не распускал руки и не порывался остаться с кем-то из них наедине. Проторчать весь день возле медленно катящейся повозки, развлекая скучающих дам, — что может быть проще? Проводить до реки и обратно — пожалуйста! Рассказать интересный случай из жизни — пара пустяков! Насмешить — легко! Но выразительные взгляды девушек, поддавшихся очарованию его удивительных глаз, Белик будто не замечал.

Таррэн с некоторой подозрительностью воспринял такие внезапные перемены. Вдруг подвох? Опять подстава? Очередная пакость замедленного действия? Он даже приобрел дурную привычку проверять присутствие пацана в лагере перед сном, чтобы быть уверенным, что не пропустит никакой каверзы. Однако Белик больше ни словом, ни делом не напомнил о том, что было, и день за днем оставался спокойным, сдержанным на язык и временами слегка задумчивым.

Дядько, по обыкновению, ни во что не вмешивался. Кажется, доверял племяннику целиком и полностью. Только внимательно следил, чтобы Элиар не приближался к Каррашу и Белику, а те, в свою очередь, обходили затаившего обиду эльфа стороной.

Танарис постоянно держался рядом с братом. Тот, но вполне понятным причинам, стремился оставить между собой и смертными как можно большее расстояние, а другие в обозе старательно делали вид, что ничего не замечают. Вот и вышло, что светлые постепенно сдвинулись в голову каравана, в конце концов, оставшись в полном одиночестве; купец, напротив, стал держаться поближе к обожаемым дочерям; а молчаливый Страж теперь частенько оказывался возле Таррэна, который не только не возражал против такой компании, но и поддерживал разговор, весьма живо интересуясь Серыми пределами.

Разумеется, Белик не обрадовался такому соседству, но вслух опять же протестовать не стал. Ограничился тем, что благоразумно придержал Карраша, чтобы держать темного в поле зрения, но ему самому при этом на глаза не попадаться. И вскоре Таррэн заподозрил, что предусмотрительный пацан ни при каких условиях не повернется к нему спиной.

— Где вы нашли Карраша? — вполголоса спросил эльф, в очередной раз поравнявшись со Стражем.

Дядько, не поворачивая головы, улыбнулся:

— Это он к нам заявился. Однажды увидел Траш и больше не ушел.

— Кто такая Траш?

— Подруга наша, — усмехнулся Страж. — Любимица Белика. Я бы даже назвал ее красавицей, но, боюсь, со мной немногие согласятся. А вот Карраш от нее без ума. Будь он человеком, я бы с уверенностью сказал, что малыш втрескался без памяти, а так… не знаю. Похоже, сперва они несколько месяцев переглядывались с разных холмов, прежде чем он рискнул подойти познакомиться. Траш — девушка суровая и резкая, но отходчивая. Белик как-то обмолвился, что сначала она чуть не пришибла нового знакомца сгоряча, а потом все-таки смягчилась. И для Карраша это, поверь, большая удача. Он горд, обидчив и любит всякие каверзы, но с его габаритами это бывает опасно для окружающих, поэтому Траш боялась, что он кого-нибудь поранит. Она долго приучала его к людям — поначалу издалека, заставляя привыкнуть к мысли, что с нами можно иметь дело, потом постепенно подводила поближе, знакомила и только последние пять лет разрешила жить рядом.

— А как же Белик?

— О! — загадочно улыбнулся Страж. — Траш перегрызет глотку любому, кто рискнет на него косо взглянуть. Какое-то время назад Карраш был действительно не слишком покладист — то когти выпускал и шипел по любому поводу, то зубы показывал. Ну, стадный инстинкт требовал выхода. Знаешь, какой тогда вой стоял? Страх один, аж уши закладывало. Едва он клыки выпустит, Траш ему сразу по морде! Ла… в смысле рука у нее тяжелая. А когда Карраш решил как-то с Беликом силой помериться (приревновал, конечно!), то так его отходила, что на ногах стоять не мог.

— Интересная у вас компания… А сколько Карраш с вами живет? — полюбопытствовал Таррэн, решив отложить расспросы про воинственную подругу Белика на другое время.

— Да лет десять точно будет.

— Ого!

— Да, — подтвердил седовласый. — Они с Беликом сперва фыркали друг на друга, но потом привыкли, притерпелись. Даже спелись, я бы сказал, зато теперь Карраш без него никуда. Даже вон что удумал — в дорогу с нами напросился, хотя раньше не решился бы ни за что.

Темный слабо улыбнулся:

— Я гляжу, у твоего племянника завидный талант — находить себе необычных друзей.

— Как и врагов.

— Гм…

— Не бери в голову, — правильно понял его мудрый Страж. — Со временем малыш привыкнет.

Эльф кинул за спину быстрый взгляд:

— Кто-то из наших его обидел?

— Обидел? — Дядько вдруг горько усмехнулся. — Не думаю, что ты выбрал правильное слово. Это… Не знаю даже, как объяснить. Просто когда на твоих глазах умирают близкие люди; когда тебя делают игрушкой в чужих руках, не спрашивая, хочешь ли ты того, что для тебя уготовили; когда смерть кажется благом, но упорно не желает приходить, а потом ты каким-то чудом остаешься жив и в какой-то момент понимаешь, что больше себе не принадлежишь… Я не знаю, как это можно назвать. Обида, ты говоришь? Возможно. Ненависть? Конечно, но не только. Что бы ты сделал, если бы уничтожили твою сущность? Начисто стерли все, что было дорого? Все, чем ты жил и чем дышал? Убили твое прошлое, забрали настоящее и лишили будущего? Что, если бы кому-то удалось вырвать из тела твою душу, но при этом оставить тебе жизнь?

— Глупый вопрос, — тихо ответил эльф. — Я бы убил. Прости, но я не буду добр к кровному врагу, как того хотели бы ваши боги.

— А если он уже мертв? Если ты убил его много лет назад? Если теперь твой самый страшный враг — это память, бесконечно повторяющиеся сны и время, которое, как назло, тянется слишком долго?

Таррэн обернулся, проследив глазами за гаррканцем и его беззаботно улыбающимся хозяином: кажется, Белик затеял очередной спор с одним из караванщиков и теперь с жаром доказывая, что гномья сталь гораздо лучше переносит перепады температур, чем хваленые эльфийские клинки. И что наносимые ушастыми руны направлены именно на то, чтобы нивелировать (откуда слова-то такие знает?!) это воздействие. Охранник возражая, что гномы слишком много времени проводят в душных подземельях, а работают с сырьем в столь жутких условиях, да с такими ингредиентами, что это не может не сказаться на стойкости их металла к холоду. В то время как эльфы предпочитают использовать специальные отвары для окончательной закалки, отчего клинки приобретают изумительную прочность и умопомрачительную остроту… Этот спор был давним, всем известным и, как следовало ожидать, безрезультатным: гномов поблизости не виднелось ни одного. Да даже если бы и были, то они, как и эльфы, разумеется, не позволили бы глумиться над своими мечами, чтобы подтвердить или опровергнуть мнение одной из сторон.