Выстрелы в Сараево (Кто начал большую войну?) - Макаров Игорь. Страница 25
Начальником штаба дивизии был назначен подполковник А. И. Верховский. Довольно молодой (всего 30 лет), худощавый, подвижный, несколько даже суетливый, в очках, он не был похож на строевого офицера и не производил делового впечатления. В дивизии он бывал редко, в основном — в штабе командующего, в Морском собрании. Вообще, как видно, был из тех людей, которые любят бегать по начальству [126].
Из показаний полковника Н. Н. Кришевского, предшественника Верховского на этом посту:
В конце января приехал подполковник Ген. Штаба Верховский, стяжавший со временем известность как военный министр при Керенском. Я сдал должность начальника штаба и был назначен командующим 7-м Морским полком.
По приезде Верховский не произвел ни на кого сколь-нибудь яркого впечатления: очень молодой, худощавый и подвижный, с лицом семитического типа, в очках, фразер, любящий позу и крикливые эффекты, он не вызывал к себе доверия как офицер Генерального Штаба и не производил делового впечатления.
Прибыв, проявил колоссальный интерес к своей будущей квартире и очень хлопотал о возможно больших удобствах, заинтересовался формой, знаменами, но на жизни дивизии его приезд ничем не отразился, и по-прежнему везде и во всем чувствовалась уверенная рука генерала Свечина… [127]
В общем, офицеры вынесли впечатление о Верховском как о болтуне, умеющем ловко и подчас красиво сказать речь с эффектно брошенной парой фраз, проявлять оживленную деятельность в области личных почтительных бесед со всевозможными высшими начальниками, но в деловом отношении было ясно, что дивизия вовсе не имеет начальника штаба. К тому же в штабе дивизии его никогда почти не было.
После скороспелого отречения Государя карьера бывшего царского пажа резко пошла в гору. В марте он уже товарищ председателя Севастопольского совета рабочих депутатов, разработчик Положения о местных солдатских комитетах, член партии эсеров.
…Верховского в штабе не было, — продолжает Н. Н. Кришевский, — он пропал со дня революции и всеми мерами и всюду «углублял» ее. Оказалось, что со дня переворота он стал «старым революционером», нашлось у него и революционное прошлое…
Мне сказали, что его часто можно видеть на балконе Морского Собрания, откуда он говорит речи… и действительно, подойдя к Морскому Собранию, я увидел толпу матросов и солдат, а на балконе, среди группы офицеров и штатских, сильно жестикулируя, что-то выкрикивал Верховский.
Я подошел ближе.
— Товарищи! — говорил Верховский. — Я офицер, но, невзирая на это, я ненавижу царский режим, который скинули рабочие и солдаты Петрограда. Я был разжалован в солдаты и горжусь этим… Этот крест— солдатский крест, он добыт мною на полях Манчжурии, а в эту войну из солдат я стал офицером Генер. Штаба. Я революционер! Я знаю народ, верю в него, я за свободу, за свободную армию и флот…
26 апреля 1917 года на фоне слухов о готовящемся заговоре монархистов подполковник Верховский по поручению Севастопольского совета возглавил «карательную экспедицию» на крымское побережье (по его словам, «это была масса в 1500 человек солдат, матросов и рабочих»). Ссыльные великие князья и их домочадцы подверглись бесцеремонному обыску, угрозам, оскорблениям и тривиальному ограблению.
Первого мая Верховский (уже полковник!), согласно свидетельству того же Кришевского, появился на большой матросской маевке на Куликовом поле в Севастополе:
Недалеко от меня показался на белой лошади — метивший в Наполеоны — полковник Верховский с огромным красным бантом на груди и что-то кричал о своей революционности [128].
В конце мая назначается командующим войсками Московского военного округа. В июле, с согласия Совета рабочих и солдатских депутатов, подавил бунты запасных полков в Н. Новгороде и других городах. Во время выступления Л. Г. Корнилова объявил округ на военном положении, отстранив от должностей всех его сторонников.
По показаниям генерала Корнилова Чрезвычайной следственной комиссии, 26 августа 1917 года Верховский обсуждал с ним в Ставке вопрос об установлении диктатуры в России, выступая за «коллективную диктатуру» с меньшими потрясениями. Но уже 30 августа выделил пять полков для нанесения удара по Могилеву, где находилась Ставка Верховного главнокомандующего. В тот же день назначен военным министром с производством в чин генерал-майора, очевидно, в знак благодарности. Газеты тех дней давали о новом министре наспех собранные сведения:
Назначенный указом Временного правительства генерал-майор А. И. Верховский род. в 1887 году. В 1905 году он был исключен из Пажеского корпуса и разжалован в рядовые за революционные идеи. Вольноопределяющимся принимает участие в Японской войне и за ряд разведок и уничтожение неприятельской заставы получает солдатский Георгий.
В 1908 году поступает в Академию Генерального штаба и идет первым из года в год. Ему присуждается высшая отметка за сочинение «Революционные войны Франции». Он окончил курс Академии первым и получил заграничную командировку в Сербию. В 1912 году Верховский напечатал свою первую научную работу «Техническое управление корпусом в Японскую войну» (помещена в «Известиях Академии Генерального штаба»)… В 1913–1914 годах он назначается в заграничную командировку в Сербию и наблюдает на месте сербско-турецкую и сербско-болгарскую войну.
А. И. Верховский пишет большой труд «История сербско- турецкой войны». Издать этот труд Академия Генерального штаба не успела вследствие войны с Германией. (Война и мир, 5.09.1917).
Миф о его балканском опыте тиражирует и другая газета:
Во время сербо-болгаро-турецкой войны в был прикомандирован к русской миссии… В текущую войну в чине адъютанта исполнял обязанности старшего адъютанта штаба дивизии. Во время одного из боев был ранен в ногу. За отличие получил Георгиевское оружие и Георгиевский крест. Будучи произведен в подполковники, назначен начальником Черноморской дивизии. (Известия ЦИК и Петросовета, 1.09.1917).
1 сентября введен в состав Директории во главе с Керенским, куда также вошли Никитин, Терещенко и Вердеревский. На посту военного министра безуспешно пытался разгрузить тыл и усилить войсковые части; выступил против выборного начала в армии.
В середине октября военный министр Верховский (его заслуги заключались лишь в резком неприятии Корнилова) наложил запрет на демобилизацию из армии трех возрастов: обнажится фронт. Но в то же время он провозгласил, что «дисциплина в русской армии должна быть добровольной, на основе общей любви к Родине; необходимо, чтобы дисциплина перестала носить в себе неприятный характер принуждения» [129].
В его уме было больше выдумки, чем мысли, в его энергии— больше натиска, чем стойкости, в его правильных взглядах какое-то искажение правды. К тому же в нем чувствовался честолюбивый карьерист, который в стремлении к своей цели не будет слишком разборчив в средствах. По своему внешнему облику — аристократ, по своему внутреннему стилю — большевик, Верховский начал свою деятельность как типичный демагог. Его план, очевидно, заключался в том, чтобы опираясь на левый фланг революционной демократии, стать тем диктатором, которым Корнилов стать не сумел… В связи в этой идиллической программой Верховский обещал товарищам новую чистку офицерского состава с целью замены всех старорежимных служак, как бы они ни были ценны с профессиональной точки зрения, безоговорочно преданными делу революции и демократии начальниками [130].
18 октября на заседании Временного правительства выступил за заключение мира с Германией, но поддержки не получил, в связи с чем на другой день подал рапорт об отставке. Получив двухнедельный отпуск, выехал на Валаам.