Выстрелы в Сараево (Кто начал большую войну?) - Макаров Игорь. Страница 60

Как мне рассказал бывший советник президента Сербии Триво Инджич, в распоряжении Дедиера был очень большой штат помощников, а свою знаменитую книгу он писал на вилле в Словении, не имея недостатка в средствах и пользуясь благосклонностью Тито, главного балканского эпикурейца. Однако ему так и не удалось добраться до шпионских связей новоявленного Ивана Калиты. Что и говорить, Натансон не хуже Троцкого умел прятать концы. Вот и саратовский историк Т. Михалкина, автор кандидатской диссертации [351], симпатизирующая сему «революционному демократу» (ох уж эта святая простота русской души!), особо отмечает его чрезвычайную конспиративность.

На достопамятной встрече в Тулузе имя Натансона тоже упоминалось:

Главную речь на встрече держал Гачинович. Он считал, что нужно сформировать специальную организацию для исполнения покушения. Образцом для него служила такая же организация у эсеров, нити от которой сосредотачивались у его друга Натансона [352].

Вероятно, именем отца идеи «центрального террора» главный младобоснийский заговорщик и звал соратников пролить кровь «тирана». Не только Франца Фердинанда, но и других виднейших деятелей Австро-Венгрии. Для начала можно прихлопнуть и Потиорека. Это поручили Мехмедбашичу и даже дату определили — 24 марта. Затея, правда, провалилась: при возвращении поездом в Сараево мусульманин испугался полицейского наряда и выбросил врученный ему отравленный шведский нож в окно клозета.

В. Дедиер и протянул первые ниточки от Натансона к Сараеву. Этот респектабельный историк был знаком с письмами Гачиновича своему брату из Нью-Йорка, Чикаго и Фрибура (1916-17), в которых тот упоминает о своих связях с Натансоном. В одном из писем Воиславу (дата не указана) Владимир спрашивает, есть ли вести от Натансона, и просит дойти до его дома и узнать, не пришла ли какая-нибудь телеграмма.

К чести Двдиера, он позволил себе усомниться в светлом натансоновском лике:

Существует теоретическая возможность, что Натансон-Бобров или кто-то из его сторонников советовали Гачиновичу организовать покушение на Франца Фердинанда. Но доказательств этой гипотезы не имеется, хотя можно было бы заключить, что Натансон-Бобров что-то знал о подготовке покушения. Гачинович после 28 июня писал, что его русские приятели советовали ему немедленно покинуть Швейцарию, поскольку австрийские власти могут потребовать его экстрадиции, на что швейцарские власти, возможно, согласятся. И Милован Проданович, приятель Гачиновича, в одном из писем писал, что как-то раз, до 28 июня 1914 года, Гачинович вернулся с Альп с ожогами на руках, потому что со своим русским другом тренировался в метании бомб.

С другой стороны, как в доверительном разговоре с ко Максимовичем, вернувшись в конце лета 1913 года из Швейцарии, рассказывал Данило Илич, русские социал-революционеры, с которыми он встречался в той стране, отказались дать какие-то советы относительно акции в Боснии и Герцеговине, подчеркивая, что это дело самих наших революционеров [353]. Нужно иметь в виду, что социал-революционер Лебедев, который после 1918 года работал над книгой о Принципе, не упоминает в своих статьях и записках о том, что социал-революционеры были замешаны в сараевском заговоре, хотя говорит о связях Гачиновича и Натансона-Боброва.

Только в одном месте Лебедев упоминает о своих разговорах с Павле Бастаичем, со слов которого, весной 1914 года Владимир Гачинович отправился в Париж к Владимиру Львовичу Бурцеву в надежде получить от него оружие для планируемого покушения на губернатора Потиорека. Но, похоже, что получить оружие не сумел [354].

Ехать к Бурцеву за оружием — совершенно абсурдная затея! Что это — невероятная наивность Гачиновича или помешательство в голове Бастаича?.. Дедиер не задается таким вопросом, а лишь констатирует:

Бурцев сначала был социал-революционером и активно участвовал в разоблачении Азефа, но позднее кинулся в другую крайность и начал подозревать всех и каждого в том, что они шпионы и провокаторы [355].

VI. АРХИВА НЕТ, И КОНЦЫ В ВОДУ

Тень на Натансона бросает и история с пропавшим архивом знаменитого швейцарского студента. Д. Любибратич отмечает:

Перед отъездом в Америку /Гачинович/ оставил у брата свою доверительную корреспонденцию, в которой были письма о сараевском покушении, настаивая, чтобы он хорошо ее хранил. Вслед за тем из Америки поручил ему спрятать корреспонденцию, так как боялся, что она попадет в руки австрийских агентов. Его брат поговорил о том с Натансоном, который принял корреспонденцию на хранение [356]. Несколько иначе трактует этот эпизод В. Лебедев:

Перед отъездом в Америку Влада Гачинович оставил весь свой архив на хранение у Марка Андреевича Натансона.

Из Америки он часто пишет своему брату, Воиславу, о «noble vieillard» — о благородном старце — и просит Воислава бывать у Натансона и слушать его советы.

По возвращении из Америки Гачинович селится на Chailly под Лозанной, на той же улице, где и старый Натансон, на rue Pont de Chailly, 99. Старые Натансоны жили на Chailly, с левой стороны моста, немного выше церкви [357].

27 июня 1961 года Воислав Гачинович подтвердил в письме В. Дедиеру, что Натансон некоторое время хранил у себя корреспонденцию его брата [358]. Остается только гадать, куда вероломный Марк дел эти бумаги: вернул ли Владимиру Гачиновичу после его возвращения из США, уничтожил, спрятал в каком-то другом месте или же вывез в Россию.

У моего берлинского друга Златомира Поповича, бывшего парижского хиппи, эта история вызвала свои воспоминания: Когда в начале 60-х годов я жил в Париже, мне довелось несколько раз встретиться с Воиславом Гачиновичем. Он был почетным гражданином США вплоть до времен Маккарти. При нем Воислав был изгнан из Америки за симпатии к коммунистам и переехал во Францию. Встречались мы всегда в обществе Петара Галеши, тоже боснийского серба, который совсем юным ушел в леса к титовским партизанам, но после войны разочаровался в Тито и эмигрировал. Воислав тогда говорил о корреспонденции своего брата, о том, что она частично потеряна, но, к сожалению, в то время я не смог оценить значимости этой проблемы и не запомнил детали этих разговоров.

Из современных сербских ученых наибольший интерес к судьбе загадочного архива проявил Предраг Палавестра. Много лет назад он обратился в тогдашний Институт марксизма-ленинизма в Москве с просьбой сообщить, «имеется ли где-то в Советском Союзе архив Владимира Гачиновича». 26 января 1963 года был получен ответ, гласивший, что ни один из московских архивов или музеев не располагает какими- либо материалами, принадлежащими Гачиновичу или Натансону.

Добрая душа Палавестра, конечно, поверил и на том успокоился. В своей недавней публикации он лишь констатировал, что Владимир «во Франции и Швейцарии вступил в непосредственный контакт с русской эмиграцией, преимущественно с левыми эсерами, вождь которых, М. А. Натансон, пригласил Гачиновича поехать с ним в Россию; приглашение не было принято, и тогда он вроде бы забрал с собой доверительную переписку Гачиновича, до сего дня не найденную и, может быть, безвозвратно потерянную» [359].

Но хрущевские знатоки «марксистско-ленинских наук» наглым образом обманули почтенного сербского академика. В тот момент личный фонд М. А. Натансона находился в Музее революции, в составе материалов «Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев». Сейчас же с ним можно ознакомиться в Государственном архиве Российской Федерации.