Выстрелы в Сараево (Кто начал большую войну?) - Макаров Игорь. Страница 88

За это время мне удалось познакомиться с деятельностью г. Штрандмана, и я могу сказать, что интересы беженцев у него всегда стояли на последнем плане: он ими занимался постольку поскольку, главным же образом он соблюдал свои личные интересы, и только они руководили его деятельностью. Приведу несколько примеров:

1) Поликлиника Красного Креста несколько лет получала от державной комиссии по 12 000 в месяц, затем по 9 000 и, наконец, по 6 000 в месяц. Число больных было огромное. Аптека давала по 10 000 динар в месяц. Кроме этих денег г. Штрандман (по его распоряжению) отбирал S заработка врачей и считал себя в праве расходовать эти деньги по своему усмотрению, не отдавая никому отчета. Когда приблизительно 4 года тому назад, после закрытия сербскими властями аптеки, был поднят вопрос о существовании и самой амбулатории, ибо г. Штрандман палец о палец не ударил, чтобы узаконить их, собрание врачей решило самостоятельно добиваться утверждения поликлиники, отказавшись от фонда (вписано; здесь и далее правка выполнена рукой автора — И. М.) Красного Креста, которым, собственно говоря, больше прикрывался Штрандман. На очень бурном собрании всех врачей в Русском Посольстве, где г. Штрандману была прочитана резолюция врачей, которую Др. Солонский [494] самовольно очень смягчил (вписано), Собрание не пришло ни к какому выводу; Штрандман растерялся и заявил, что он должен запросить главное управление Красного Креста, которое существовало в Париже. Однако через два дня он издал декрет, в котором заявлял, что он назначает и увольняет врачей и что он распоряжается деньгами, как он находит нужным. На мой вопрос, где наши деньги, г. Штрандман ответил, что он дает отчет Главному Управлению в Париже. Однако нам удалось настоять на том, чтобы из заработка врачей не могло расходоваться как прежде… 2 года (вписано). Однако (зачеркнуто) нам удалось скопить около 300 000 динар, на каковые деньги был куплен дом, но по настоянию Штрандмана не на наше имя, а на имя Красного Креста, что нас ставит в опасность продажи его за долги других русских учреждений, опекаемых г. Штрандманом. Мой вопрос, куда истрачены наши деньги и сколько их было собрано в течение 17–20 лет, и по сие время висит в воздухе. И по сие время деньгами распоряжается г. Штрандман и Др. Солонский, а из нас никто не знает и не имеет права знать, есть ли они, сколько их и как они тратятся.

2) Ссудная казна, вывезенная Генералом Врангелем, представляет огромное богатство, сотни миллионов, которая могла бы представлять благосостояние беженцев. Должен был быть еще в Херцегнови составлен список (вписано поверх слова отчет) в присутствии представителя Русского Посольства. Кто был назначен представителем от г. Штрандмана, мне неизвестно — известно только, что опись была составлена приблизительно так: «столько-то ящиков серебра и т. д. Это дало возможность злоупотреблениям этим богатством, что довело до суда — процесса, который не дал ничего, благодаря тому, что по сербским законам не отвечает никто, если нет частных жалоб пострадавших [495].

3) У консула Адамова [496] было в кассе много драгоценностей и денег умерших бездетных и пострадавших на войне, всему этому велся точный учет. После смерти консула Адамова Штрандман назначил консулом г. (пробел). Не сможет ли г. Штрандман и Урсати (вписано) [497] указать, почему г. (пробел) отказался принять должность и где ценности и деньги и отчетные книги г. Адамова.

4) В качестве председателя колонии я объединил все благотворительные общества и хотел открыть столовую и ночлежку для бедных русских беженцев, для этого была образована комиссия из меня, инж. Смирнова, Юрьева, Проф. Щербакова, полк. Пушкарева, представителя сербского Красного Креста и нескольких человек. Мы отправились к Штрандману с просьбой уступить нам подвальный этаж в доме Русского Посольства. Штрандман отказался на том основании, что будет неудобно (вместо этого вписано: в доме будет чувствоваться чад). Устройство столовой не состоялось. Несмотря на то что все материалы и работа были обеспечены мною (вписано).

Когда потребовалось каждому беженцу иметь, кроме дозволы, также и трудовую карточку, как и всем нуждающимся, Штрандман исходатайствовал в Министерстве Специальной Политики у Мин. Комненовича себе (вписано) исключительное право выдавать удостоверения беженцам по примеру других посольств, без которой нельзя было получить трудовую карточку, и взыскивал за это удостоверение, если мне память не изменяет, по 50 динар, рассчитывая около 10 000 удостоверений — 500 000 динар. Я лично ездил к Министру Комненовичу и разъяснял ему это, после чего Державная Комиссия стала выдавать удостоверения бесплатно, но не г. Штрандман, который так и не вернул денег тем, с кого уже успел взять.

Таких примеров можно привести еще несколько. Но пока ограничусь тем, что для иллюстрации сообщу еще один пример: многие из врачей были чрезвычайно слабо обеспечены, настолько плохо, что после их смерти их не на что было похоронить, и мы их хоронили на счет Поликлиники. Некоторым из них (Дру Любинскому) нужны были деньги на лечение, и г. Штрандман ему отказал, так что нам пришлось подписывать векселя, по которым мы платим и сейчас. Жена Дра Бенцельевича живет в доме стариков на Вождовце на крохи, бросаемые ей Державной Комиссией, и т. д. В то время как делопроизводитель Красного Креста, доверенное лицо г. Штрандмана, который вместе с ним вел хозяйственную часть, до смерти без нашего знания и одобрения по распоряжению Штрандмана получал 500 динар в месяц нашей кассы (вписано).

Я верю, что немецкие власти расследуют деятельность всем известного англофила (вписано) г. Штрандмана и назначат на пост блюстителя русских интересов лицо достойное, которое в духе новых веяний защитит русских людей в эмиграции и в сотрудничестве с немецкими властями даст им почувствовать правду национал-социалистического устройства (зачеркнуто), хоть часть тех благ, которые несет с собой национал-социализм (вписано).

Петр Колесников.

16/V 1941 года, Белград, Др. Кестера, 17.

Штрандман оставил воспоминания, и они вышли в 2009 году в Белграде (под названием «Балканске успомене»). Русский оригинал хранится в архиве в США, а копии подлинника сумел достать историк Йован Качаки, который выступил и как издатель, и как переводчик, и как автор предисловия. Качаки пишет, что влиятельные американские масоны по сей день тщательно оберегают рукописи русского дипломата, а эта утечка произошла совершенно случайно, вопреки их воле. И опубликованный том, скорее всего, лишь часть мемуарного наследия.

По понятным причинам, в своем предисловии Качаки сознательно замолчал те неблаговидные факты из биографии Штрандмана, которые в период оккупации Белграда были предметом расследования Гестапо. Весьма расплывчата ремарка Качаки о том, что хирург Петр Колесников коснулся в своем донесении «якобы имевшего место самоволия Штрандмана и злоупотреблений в службе охраны здоровья и Красном Кресте». На самом деле, как мы видим, Штрандман просто погряз в хищениях материального достояния русских беженцев. Неслучайно Качаки счел необходимым процитировать только заключительную— и, кто спорит, неблаговидную — верноподданническую тираду из донесения Колесникова.

Лукав был Василий Николаевич, ох лукав!.. В начале Первой мировой банковский чиновник Б. В. Астромов-Кириченко (о нем уже шла речь в Главе третьей) выехал из Петербурга в Болгарию и Сербию по поручению общества «Славянское единение». В Нише судьба свела его со Штрандманом. Спустя годы, в июле 1940 года, на допросе в НКВД он рассказал о том, каким ловкачом был русский посланник в отношениях с просителями и с теми, кто мог помочь его карьерному росту: В первых числах сентября 1914 года я из Софии выехал в Сербию… Приехав в г. Ниш и остановившись в гостинице «Ориент», я отправился разыскивать русское посольство, так как за пребывание в Болгарии у меня иссякли взятые с собою деньги.