Когда человека не было - Ангелов Димитр. Страница 41

Нашел такой плод и Смелый. Плод был еще теплый, с приятным запахом, и Смелый заурчал от жадности. Он стиснул плод в пальцах, и скорлупа лопнула. Оттуда потянуло еще более сильным и приятным запахом. Удивленный, странно ошеломленный этим ароматом, он нетерпеливо разломал скорлупу; вытащил сочную мякоть и с жадностью начал есть ее.

Никогда еще никто из чунгов не ел такого вкусного плода. Еще теплый, капающий молочным соком, он так и таял во рту, и его не нужно было кусать и жевать, а можно было глотать сразу. И правда, Смелый с аппетитом проглотил его.

Чунги нашли печеных кри-ри, та-ма и других животных. Некоторые из них совсем сгорели, но были и такие, которые только испеклись. Мясо у них стало очень вкусное и мягкое, легко разрывалось и совсем побелело, а крови в нем совсем не было.

Почему плоды стали такими вкусными и скорлупа у них лопалась так легко? Почему мясо у животных стало таким вкусным и крови в нем не было? Пробужденный разум чунгов подсказал им, что произошло: все это сделал огонь, упавший с неба; и потому всегда, когда небо бросит огонь и зажжет пожар в лесу, можно будет найти испеченные плоды и печеных животных.

Чунги оставались у края пожарища целый день, а ночью улеглись в мягкий, еще теплый пепел и спали очень хорошо, довольные и сытые. На другой день они продолжали бродить по пожарищу, снова нашли много плодов, много кри-ри и та-ма и снова ели печеные плоды и печеное мясо. Всюду огромные, поваленные бурей деревья продолжали дымиться, — огонь сохранился под толстым слоем пепла и медленно тлел. Не было чунга, который не обжегся бы о тлеющий уголь, скрытый под пеплом, и это сделало их еще более осторожными. Они научились раскапывать пепел не пальцами, а веточкой. Так, разыскивая печеные плоды и печеных животных, они нечаянно разрыли пепел на одном тлеющем стволе, и огонь вдруг снова проснулся. Но он не давал пламени, а только светил и грел.

Чунги долго стояли вокруг тлеющего дерева, глядели и изумленно урчали: как сохранился огонь и почему от него нет пламени? А когда жар покрылся пеплом и огонь угас, они снова разрыли пепел, и дерево снова засветилось.

Вечером чунги расположились вокруг дерева и улеглись в пепел. Когда стало совсем темно, дерево разгорелось и стало светить далеко и ярко.

Никто из чунгов не помнил, чтобы ночевал когда-нибудь у огня или когда-нибудь грелся около него. До сих пор они только убегали от него, а оказывается, что он может и греть их, а не только жечь… И как трепещут огоньки на этих угольях, как веет от них приятным теплом!

Чунги поворачивались к этому чудесному огню то одним боком, то другим, грели спины, вытягивали губы друг к другу, почесывались и мурлыкали от удовольствия. Огонь освещал их косматые тела и отбрасывал назад странные, длинные-длинные тени… Сначала детеныши принимали эти тени за каких-то огромных зверей, визжали от ужаса и жались к матерям, но потом привыкли и смотрели на них так же, как на тени, отбрасываемые белым светилом.

В эту ночь никто из чунгов не уснул, но никому и не хотелось спать, — так приятно им было сидеть у огня, греться и смотреть, как трепещет и вспыхивает живое пламя.

Они уснули только на рассвете, когда огнедышащее дерево покрылось тонким слоем воды и опять потемнело. Но вскоре они проснулись и, увидев погасшее дерево, стали раскапывать пепел ветками, чтобы стало опять светло. Одна ветка, очень сухая, вспыхнула и загорелась, осветив все вокруг ярким пламенем. Чунги закричали от неожиданности, так как подобного случая еще не бывало, быть может, потому, что ветки были в огне недостаточно долго или были слишком сырыми. Смелый схватил загоревшуюся ветку и поднял ее высоко над головой. Не отрывая глаз от ее горящего конца, он протянул изумленно и недоумевающе:

— О-кхо-о!..

— О-кхо-о!.. — протянули и другие чунги, подумав, что Смелый как вожак и самый сообразительный из всех нарочно зажег свою ветку и хочет, чтобы все увидели это. И действительно, многие из них поняли, в чем дело, оставили свои ветки в огне и увидели, что их концы загорелись и запылали.

— О-кхо-о! О-кхо-о! — закричали они и, как и Смелый, подняли горящие ветки над головами. А ветки ярко горели, разбрасывая во все стороны мелкие искры и освещая лица чунгов, изумленных и возбужденных тем, что они сами сделали огонь, да еще так легко.

И при ярком свете скачущего пламени этих чудесных факелов, нечаянно зажженных чунгами, у Бурой помы родились детеныши — не один детеныш, а двое. А Смелый и все прочие чунги, высоко подняв пылающие факелы, заплясали вокруг нее и вокруг тлеющего дерева, подпрыгивая и выкрикивая:

— Ха-кха! Ха-кха! Ха-кха!

…И они вместе подняли и понесли дерево…

Обычно у пом рождалось по одному детенышу, но иногда случалось, что и по два и даже по три. Однако такие случаи бывали редко, и в своей стае Бурая была первой, у которой родилось двое.

Чунги присматривались к новорожденным с необычайным любопытством. У этих детенышей шерстка тоже не была ни густой, ни длинной, и они очень походили на безволосую молоденькую пому, когда та родилась, и тельца у них тоже были голенькие.

Почему чунгам-самцам больше нравились безволосые помы и почему помам больше нравились безволосые чунги, этого не знали ни те, ни другие. Они даже не сознавали своего предпочтения, но видели, что безволосые детеныши рождаются все чаще. Им даже стали не нравиться те детеныши, которые рождались с густой шерстью.

Молоденькая пома, любопытнее всех, присела перед матерью, разглядывала своих маленьких братьев и никак не могла понять, откуда и как они вдруг появились. Она таращила на них глаза, шевелила губами, время от времени хихикала от смешанного чувства радостного удивления и страха; и ей очень хотелось схватить обоих и поиграть с ними. Она даже начала потрагивать у них голые шейки и спинки; но Бурая неодобрительно и предостерегающе зарычала на нее. Несмотря на это маленькая шалунья потянула одного детеныша за ножку, и мать шлепнула ее дважды — с одной и с другой стороны. Молоденькая пома отбежала от нее и плаксиво заскулила. Но, увидев, как взрослые и маленькие чунги бросают на тлеющее дерево недогоревшие ветки, она тотчас же забыла столкновение с матерью, схватила ветку и тоже положила ее на горячие уголья. Ветка загорелась, а она запрыгала и заплясала.

— А-кха! А-кха! — радостно запищала она, бросая загоревшуюся ветку в горящие уголья, и начала собирать куски недогорелых сучьев, торчавших из золы, и швырять их в огонь.

Сознание чунгов озарилось новой догадкой, и они тоже кинулись собирать в золе недогоревшие куски. Но эти куски, брошенные в огонь, очень быстро сгорали, оставляя только пепел. Тут Смелый догадался, что долгое время горят только большие ветки, тогда как мелкие сгорают быстро и без остатка. А так как никаких веток вокруг больше не было, он попытался поднять толстое полуобгорелое дерево. Однако оно было слишком тяжелым для одного чунга, и он едва смог приподнять его, хотя напрягал все силы. Он крепко обхватил дерево за один конец и попытался тащить его спиной вперед, но и на этот раз оно едва шевельнулось.

Смелый очутился в затруднении: как донести дерево к огню? Он не мог ни поднять его, ни тащить.

В это время небольшая группа чунгов медленно двигалась в его сторону, выкапывая из золы печеные плоды. Смелый поглядел на них, и в сознании у него мелькнула удивительная догадка: не живут ли все чунги заодно, чтобы помогать друг другу и защищать друг друга от крупных, сильных зверей? И разве два чунга не сильнее, чем один, а если их еще больше, то не сильнее ли они двух чунгов?

И Смелый, захваченный своей новой догадкой, остановился и возбужденно, нетерпеливо крикнул: