Когда человека не было - Ангелов Димитр. Страница 64

— У-о-кха! — крикнула Молодая пома на этот раз с раздражением и вдруг махнула ему рукой. «Иди сюда» — говорило это движение, и она была первым чунгом, который подзывал другого, махая ему рукой.

Безволосый озадаченно вернулся. Молодая пома, поглядывая то на него, то на ствол с перекинутой палкой, начала причмокивать с каким-то усилием, а горло у нее, видимо, сжимало от неудержимого желания выразить свою мысль вслух.

— У-к-ку-ку! — произнесла она, указав на ствол и палку, а поднятые брови и вытаращенные глаза выражали невероятное душевное напряжение. «Понимаешь? — словно хотела она сказать. — Из этого ствола мы опять можем сделать огонь…»

Но Безволосый не мог найти в стволе ничего примечательного, сколько ни напрягал мысль. Дерево как дерево. И он опять стал глупо хакать:

— Хак? Хак?

Молодая пома поняла, что он не понимает ее. Как передать ему свою догадку, как? Она схватила его за руку, заглянула прямо в глаза, вытянула губы и издала звук, подражая гудению огня при сильном ветре:

— Ффу-у-у! Ффу-у-у!

Потом подтащила его к стволу, схватила палку за один конец, а ему указала на другой.

— Уак-ку-ку! Уак-ку-ку! Ффу-у-у! Ффу-у-у! — повторяла она и начала быстро двигать палкой по дереву.

Только теперь Безволосый понял, о чем думала Молодая пома. Вспомнив, как они зажгли огонь над расселиной в скале, он быстро перепрыгнул через ствол и схватился за свободный конец палки.

— Уак-ку-ку! Уак-ку-ку! — радостно всхлипнул он, словно говоря: «Понял, понял! Теперь мы опять сделаем огонь!»

В это время подошли остальные чунги. Они молча стали вокруг, все еще не понимая, что те хотят сделать. Но когда Молодая пома и Безволосый начали двигать палку взад-вперед с бешеной быстротой и все по одному и тому же месту, они захлипали от радостной догадки. А когда от ствола стал подниматься легкий дымок и вскоре показались игривые огненные языки, они разразились криками восторга и полного торжества.

Чунги снова сделали огонь, не понимая, что могут сжечь весь лес. К счастью, вокруг ствола не было других сухих деревьев, а трава была совсем зеленая. Кроме того, и самый ствол горел совсем медленно. Он не давал большого пламени, а огонь постепенно вгрызался в его сердцевину.

И Смелый, и Бурая, да и все чунги постарше вспомнили, как ели печеные плоды, печеных животных и кри-ри в давнишнем пожарище, и разбежались вокруг в поисках плодов и та-ма. Бросали их в огонь и потом вытаскивали ветками. Спеша поскорее полакомиться печеным, хватали их еще горячими, обжигали себе пальцы и подпрыгивали, вскрикивая:

— Уой! Уой! Уой!

Огромный ствол горел несколько дней и ночей, и все это время чунги ели только печеные плоды, печеных та-ма и других мелких животных, каких только могли поймать и убить. Ствол горел все время медленно, с небольшим пламенем и густым дымом, но ночью пламя светилось ярко и пугало хищников, так что те далеко обегали необычайный ночной лагерь чунгов. Потом ствол начал гаснуть, но чунгам пришлось покинуть его раньше, чем он совсем погас. Поблизости не осталось необобранным ни одно плодовое дерево, не осталось и животных, и однажды утром они снова двинулись в путь без всякого направления. Медленно догорающий, тлеющий ствол все продолжал дымиться, а когда через несколько месяцев по этим местам проходила другая большая группа чунгов, она нашла только несколько недогоревших, погасших головней.

Открыв тайну добывания огня, чунги повсюду, где ни проходили, оставляли за собою следы из головней, пепла и кострищ. Сами того не соображая, они вызвали немало стихийных пожаров, уничтожавших лес на огромных пространствах, и в этих пожарах погибло немало чунгов. Но постепенно они стали опытнее и начали устраивать костры только на таких местах, где не было риска поджечь лес. Таким образом, по ночам в лесу тут и там засверкали костры, не превращаясь в пожары, а вокруг них заметались тени плясавших от радости и удовольствия чунгов. Они давно уже оставили за собою самых умных и хитрых животных, давно уже стали побеждать с помощью веток и камней самых сильных из них, а теперь они пугают горящими головнями и грау, и хо-хо, и мута, и всяких других самых крупных зверей. Притом, какое другое животное может сделать себе копалку, добыть огонь, испечь плод или мясо? Какие другие животные ведут такую сознательную совместную жизнь? Никакие, никакие. Даже молодые близнецы, не имея опыта старших чунгов, понимали, как полезно для всех быть всегда заодно. А при своей понятливости и неуемном любопытстве они часто догадывались и открывали новые полезные факты и вещи, которые взрослым теперь приходилось заимствовать у них, и, таким образом, опыт всех чунгов непрестанно расширялся и обогащался.

И какие чудесные догадки у них бывали! Однажды, увидев, как от удара камнем о камень рождаются искры, они подумали, что из камней тоже можно добыть огонь, ударяя их друг о друга, и попробовали это. Случайно одним из камней был мелкозернистый песчаник, другим— плоский продолговатый кремень. Конечно, никакого огня они не добыли, но песчаник так выгладил и отполировал одну сторону у кремня, что щупать ее было очень приятно. При этом ощупывании и разглядывании им бросилась в глаза шероховатая неотполированная сторона кремня, и они тоже стали тереть ее о песчаник, чтобы сделать гладкой и блестящей. Песчаник глубоко протерся кремнем и дал много мелкой пыли. Но и кремень стал блестящим, а одно ребро отточилось так, что близнецы порезали себе пальцы при самом легком нажатии. Да, этот кремень резал гораздо лучше обломков, которые чунги находили случайно или получали, ломая камни при выкапывании луковиц; и это был первый нож, сделанный руками чунгов.

Близнецы были очень впечатлительны; вспомнив, как резали корневища кремневыми обломками, они присели у одного куста со сладкими плодами и начали резать выдавшиеся над землей корни. Потом начали резать и ветки, какие потоньше: один резал, а другой прыгал рядом с ним и визжал от удовольствия и радости, так как резка веток была чем-то небывалым в жизни чунгов.

Те из чунгов, которые видели, как близнецы делали этот первый кремневый нож, такой приятный, блестящий и гладкий, тотчас же принялись делать такие ножи и себе. Так первобытная трудовая деятельность, начавшаяся в момент первого раскапывания земли камнем с целью добыть луковицы и насытиться, придавала их рукам все большую гибкость и подвижность, совершенствовала их все более.

Между тем дни незаметно шли один за другим. Как с незапамятных времен, так и теперь непонятно для чунгов они превращались в месяцы, месяцы — в годы, годы — в столетия. Все это время чунги непрестанно изменялись: старые умирали, молодые старели и тоже умирали, а на их место рождались другие, измененные. У этих измененных, в свою очередь, рождались еще более измененные детеныши, а их большая группа непрестанно увеличивалась и изменялась. Когда она стала очень большой, некоторые чунги отделились от нее и исчезли в непроходимом лесу. Потом, когда им случалось встретиться, они уже не узнавали друг друга и встречались как чужие. Таким образом, от большой группы Смелого несколько раз отделялись меньшие, но все же она оставалась большой. Только она была непохожа на прежнюю, так как у всех новых рождавшихся чунгов на теле было совсем мало шерсти, а детеныши у них были еще более безволосые. Всем чунгам нравилось иметь на теле как можно меньше шерсти, и всякий чунг выбирал себе такую пому, и всякая пома выбирала безволосого чунга. Косматыми оставались только самые старые; и когда маленькие бесшерстные чунги видели такого старика, они глядели на него с любопытством и удивленно вытягивали губы.

— Ак-ба-ба-а! — протяжно произносили они, словно выражая этим свое великое отвращение. «Какой стра-а-ашный!» — хотели они сказать этими звуками и постепенно стали таким образом обозначать все, что им не нравилось.

Смелый и Бурая тоже очень постарели. Шерсть на теле у них стала совсем седой, а волосы на голове и брови побелели. Смелый был теперь не вожаком, а беспомощным старцем, и им с Бурой было трудно следовать за молодыми быстроногими чунгами Они сильно уставали от непрерывных скитаний по лесу, часто садились и очень радовались, когда чунги подольше задерживались на одном месте. После того как у них родилось еще несколько безволосых детенышей, они тоже стали предчувствовать, что для них приближается день, когда они отстанут от группы и никогда больше не догонят ее. И они, как когда-то Большой чунг и Старая пома, боялись этого, но кровь подсказывала им, что это неизбежно должно случиться, и они ожидали этого дня печально и примиренно. Они жили долго, имели много сражений со многими хищниками, оставили большое потомство. И каких только чудес они не видели, чему только не научились! Видели они и страшные бури и страшный голод, и научились делать копалки и кремневые ножи, и добывать огонь, и печь плоды и мясо… Как никакое другое из животных, они узнали, что такое труд, — могут ли они испытать что-нибудь еще и научиться чему-нибудь новому?