Жажда смерти - Гарфилд Брайан. Страница 23

– И каков же опцион?

– Сейчас я как раз работаю над этими цифрами. Но высказывая предварительное мнение... в районе четырехсот тысяч долларов.

Эн вставил в короткий серебряный мундштук сигарету и прикурил от зажигалки, украшенной драгоценными каменьями.

– И разумеется биржевой опцион не приписан к доходам?

– Разумеется.

– Биржевой аукцион, – пробормотал Эн. – Все это может служить долгосрочной утечкой долевых дивидендов. Если все будет продолжаться такими темпами, то они могут закончить разбавлением нового капитала.

– Я думаю, что у них нет подобных намерений. Просто они понимают, что раз вы вынюхиваете, что и как у них, то необходимо попытаться всячески набить себе цену – на их месте вы поступили бы точно также.

– Короче говоря, они выплачивают премии в виде биржевых опционов, надеюсь, что в скором времени это будет опцион и акции “Амеркопа”?

– Видимо так.

– Это несколько вульгарно, – вздохнул Эн. – Но если это самый страшный их проступок – я не стану особенно горевать и глотать на ночь успокаивающее. Меня больше волновали варианты, когда их ведение отчетности не соответствовало действительному положению вещей или еще что-нибудь в этом духе. Я на такое несколько раз в своей практике натыкался. – Его глаза быстро обшарили лицо Пола. – Но ведь вы ничего в таком роде не обнаружили, не правда ли?

– Нет. Хотя нельзя сказать, что этого на самом деле нет. Простоя не отыскал никаких следов подобной деятельности. Это станет понятно, когда мы просмотрим все вспомогательные документы.

– И как долго будет продолжаться ваша инспекция?

– Это зависит от того насколько детально вы захотите узнать о состоянии дел “Джейнчилла”. У него пять вспомогательных фирм. За последние четыре года он ликвидировал три из них – слил вместе, разумеется во время слияний были проведены финансовые инспекции. Теперь: мы можем либо довериться цифрам, обозначенным в этих отчетах, либо самим все проверить.

– И что вы порекомендуете, Пол?

– Я бы сказал, что мы можем довериться их проверкам. На эти дела у нас уйдет от трех до четырех месяцев, и они будут стоить вам денег, чтобы поднимать все архивы и тщательнейшим образом их раскапывать. И не забывайте, что ко времени тех слияний у Джейнчилла не было и намека на покупателя его собственной компании. Он сам нанимал ответственных бухгалтеров, и они проводили тщательнейшие расследования по всем финансовым вопросам. Ему это было необходимо самому – ведь не стал бы Джейнчилл покупать кота в мешке. Тогда он находился точно в таком же положении как сейчас вы.

Эн наколол на вилку устрицу и приподняв руку над тарелкой застыл в таком положении.

– Предположим, что мы доверимся этим цифрам. Сколько вам еще потребуется времени, чтобы завершить ревизию?

– Мою часть или всю операцию?

– В конце следующей недели наши партнеры заканчивают свою часть работы в Нью-Йорке. Я говорю только о вашей проверке здесь.

– По тому, как идут дела, я бы сказал, что к середине недели у меня будут все необходимые цифры. Скажем в среду вечером. Затем, мне еще потребуется провести несколько дней за компьютером в Нью-Йорке. С сегодняшнего мне необходимо десять дней, чтобы все конкретно завершить.

Эн кивнул.

– Отлично. Пусть так и будет. Совет директоров моей компании озабочен как можно быстрейшим слиянием с “Джейнчилл”. – Устрица проделала остаток пути ко рту и исчезла внутри – Вам здесь нравится?

Такая внезапная смена тона и темы разговора застала Пола врасплох.

– Ннуу... несколько жарковато.

Эн пожал плечами.

– Воздух везде кондиционирован. Полгода здесь просто чудесно – снега нет, пальто не нужно.

– Так мне рассказывали.

– Видимо вы от этого не в восторге...

– Да нет, не в этом дело. Здесь все иначе, чем у нас, а я всю жизнь провел в Нью-Йорке. Может здесь кому-то и нравится, но мне вся здешняя жизнь сильно напоминает деревенскую. Ничего, что я так напрямик?

– Ничего, ничего. Вы правы, даже при миллионном населении кажется, что городок очень маленький. Тут сама атмосфера настраивает на такой лад. Я знаю, что какое-то время вы пытались жить в пригороде.

Пол кивнул, прожевал и потянулся за салфеткой.

– Несколько лет назад. Нужно определенное терпение, чтобы жить в собственном доме, отставив механические приспособления в сторону. Всякий раз, когда вам хочется купить газету или пакет молока, приходится залезать в машину и ехать черт знает куда, Для большинства людей такие поездки в порядке вещей, но я никак не мог к ним привыкнуть. И еще мне всегда претила мысль о сующих всюду свой нос соседях. В городе соседи не мешают и не обращают на вас внимания, пока вы сами их об этом не попросите.

– После того, что с вами приключилось, мне как-то странно слышать подобные рассуждения.

– Хотелось бы надеяться, что моя жена меня понимала.

Нарезанные на полоски планками жалюзи в комнату вползли огни фар. Пол включил было телевизор, несколько минут бездумно смотрел в экран, затем выключил его и вышел на улицу. От стен и асфальта исходил накопившийся за сутки жар. Бульвары тонули в неоновом накале, мимо проплывали огни машин, фырчанье огромных грузовиков сотрясало воздух. На пыльном небе неясно проступали очертания далеких гор.

По дорожке. Пол прошел до кирпичного, примостившегося в пыльном, посыпанном гравием садике, строения с неоновой вывеской в окне “Шлиц и Курз”; он вошел внутрь и устремился к цели своего визита. Это был дешевенький салун: восемь деревянных кабинок, темная исцарапанная стойка бара и деревянные табуреты с подставками для ног, наградные грамоты в дешевых рамках под стеклом и запыленные фотографии с полудюжиной сломанных старинных ружей на стене.

В заведении сидели группки болезненно склонившихся над выпивкой людей, слушавших завывание и грохот музыку “хилл-билли”, доносящейся из музыкального автомата. Несколько человек подняли головы, увидели, что вошедшей совсем не тот, кого они поджидают и снова уткнулся в стаканы. Внезапно Полу все это страшно не понравилось и ему захотелось как можно скорее оказаться отсюда за много миль и он было повернулся чтобы уйти, но бармен приветливо улыбнулся и сказав: “сюда пожалуйста”, показал на свободное место у стойки, на которое Пол и плюхнулся, заказав сухой “мартини”.

И уже если по одному его виду его не опознали, то это сделал заказ “мартини”: несколько пар глаз стали настойчиво изучать фигуру у стойки. Пол взял стакан и перенес его в пустую кабинку, сел, прикрыв глаза, и позволил жалящему ритму музыки войти в кровь. Думать ни о чем не хотелось; процесс давался с боем и болью.

Мимо прогромыхали ковбойские сапоги; Пол взглянул на удаляющуюся фигуру верзилы в деловом костюме и белой десятилитровой шляпе. Пол чуть было не подавился смехом. Человек в сапогах вышел и Пол прошелся взглядом по стойке бара и людям, сидящим за ней. Как они были обеспокоены тем. что их городок может понравится всяким пришлым и они его оккупируют!.. Вынужденное радушие и отчаянная реклама наоборот. Для Пола это была чужая страна; даже в Европе он чувствовал себя менее одиноко. Здесь бы Сэм Крейцер чувствовал себя как рыба в воде, но не я.

“Одинокий поезд мчится вдаль по рельсам

Слышу как надсадно он гудит

Сквозь шумы я слышу нежный голос

Что зовет меня из памяти твоей

Из Юмы, из далекой-дали – Юмы...”

Гитара, скрипка, ритмическое подвывание равнинной песни. Как всегда – потерянная любовь, печаль. Здесь не услышишь Гершвина, Портера или Роджера – чужой язык.

Пол заказал еще стакан и принялся вслушиваться в простые печальные мелодии. Прошлое они превращали в растревоженное настоящее. Пол быстро выпил, заказал еще и принялся вертеть в пальцах пустой стакан. Он вспоминал времена, когда все стояло на своих местах, когда он точно знал, что такое хорошо, и что такое плохо. Времена черных телефонов, двухэтажных автобусов на Парк-Авеню и шикарных парадов в честь героев, над которыми никто не смеялся, пачки чистых чековых бланков у окошечка каждой кассы, Грейбл и Гейбла, Хэйворта и Купера, неизбежных полицейских на перекрестках, завернутых в газету рыб, тайные мечты в простых коричневых обертках, Дядюшки Ирвина во время великой Депрессии, носящего белью рубашки, чтобы показать всему миру, что он еще может оплачивать счета, приходящие из прачечных, важность целомудрия и зло, которое приносил алкоголь, великодушие Наших Американских Парней, Пэт О’Брайен и яблочные пироги, материнство и “напиши-об-этом-в-газету” и “Звездная пыль” Гленна Миллера. Боже, я помню Гленна Миллера, Блин, я совершенно четко помню его – это очень важно помнить Гленна Миллера.