Жажда смерти - Гарфилд Брайан. Страница 8

– Разумеется. Прости, что взорвался. – Но сейчас они говорили друг с другом, словно осторожные незнакомцы. И Пол не знал стало ли лучше после “объяснения”.

Джек задумчиво произнес:

– Я всю неделю вспоминал одно происшествие – а, это случилось не то два, не то три года назад. Было где-то около полуночи или чуть больше полуночи, не помню точно. Я задержался в городе по делу с каким-то клиентом, а ночь была чудесная, поэтому я решил пройтись. И возле Брайтонского Парка наткнулся на молоденькую девушку, совсем пацанку. Она... на нее страшно было смотреть – полностью уничтожена. Оказалось, ее изнасиловала какая-то компания прямо здесь же в парке. Я дал ей денег на такси и посоветовал обратиться в полицию. Не думаю, что она воспользовалась бесплатным советом.

– Почему?

– Она была шлюховата, не совсем, но такая... ветреная. И вполне возможно групповое изнасилование не показалось ей чем-то уж совсем их ряда вон выходящим. По крайней мере убивать за это не стоило. По ее меркам. Конечно, она злилась на этих ребят, но не сходила с ума от ненависти. Понимаешь о чем я?

– Не очень.

– Я веду к тому, что большинству вещей сейчас не придают особого внимания – весь серьез, что был раньше – испарился. Либо это воспринимается нормально, как должно. Знаешь, что мне сказала эта девчонка? Что будь у нее больше мозгов, она не пошла бы в парк в такое время. То есть она практически винила во всем саму себя. То есть если бы она не пошла гулять – ее бы не изнасиловали. Мы живем в странное время.

– Не хочешь ли ты сказать, – едва выдохнул Пол, – что мать Кэрол сама спровоцировала нападение?

– Нет конечно. Не передергивай и не срывайся. Но думаю, что если бы вы жили словно в осажденной крепости: смотрели бы в глазок, не впуская бы в квартиру незнакомцев, поставили бы на дверь дополнительные задвижки, не выходили бы из дома не прихватив злобнейшую собаку – то наверное (в том случае, если бы вы действительно избрали такой способ существования в этом мире) ма была бы жива, но кто сможет вытерпеть такое издевательство над собой?

Пол прекрасно знал людей, которые терпели и не такое.

– Слушай, па, я знаю, что сейчас, конечно, не время, но через определенный промежуток, ты станешь вспоминать это как трагический несчастный случай – будто она умерла от болезни, или потерявший управление автобус сбил ее на улице, незачем накручивать себя, требуя крови и воздаяния. Даже если полиция поймает трех ублюдков и запрет их в тюрьме до скончания их века – это все равно ничего не изменит.

Пол дожидался неизбежного “ее это не вернет”, но Джек не произнес этих слов; может, он и не был таким уж болваном и любителем затасканных клише.

– Нам обоим придется смотреть правде в глаза, – бубнил зять не переставая. – В наше время по неволе станешь чувствовать себя неполноценным, если в три секунды не способен открыть замок пластиковым календарем – любой парнишка с улицы сделает это элементарно. Тебе известна статистика преступления? Я каждый день слышу ее от одного кисляка из конторы окружного прокурора. В Нью-Йорке каждые двенадцать секунд совершается нападение или ограбление, то есть в прошлом году зарегистрированных преступлений было что-то около семидесяти тысяч, а ведь это лишь половина всех преступлений – о многих мы даже ничего не знаем. Теперь тяжкие преступления: аресты по уголовным делам проводятся в одной шестой случаев, а в тюрьму попадает лишь треть из этой шестой части. Разумеется, за убийства сажают намного больше – полиции удается раскрыть восемьдесят процентов преступлений со смертельным исходом – и все-таки в городе ежедневно происходит три убийства. Ты и я, Кэрол и даже ма – теперь статистика. В одной проклятой амбарной книге. Вот почему так чертовски трудно держать себя под контролем. Для тебя и меня это самая губительная вещь в жизни – для копов же ежедневная рутина, то, с чем они сталкиваются каждый час, так что привыкают и смиряются...

Пол почувствовал как яд вливается в его нутро.

– Спасибо тебе Джек, ты просто льешь бальзам на мои раны...

– Прости. Не хочу выглядеть этаким пророком. Но все-таки работаю в этом дерьме – по крайней мере нахожусь на периферии событий, и мне приходится ежедневно сталкиваться с полицейскими. Поэтому считаю, что ты должен подготовиться к тому, что это дело так и не сдвинется с мертвой точки. Живи, хорошо? Не хорони себя заживо.

– А почему бы, – медленно произнес Пол, – мне и не похоронить себя заживо?

– Не желаю больше этого слышать.

Он неуклюже встал со стаканом: голова его моталась из стороны в сторону, как у вымотанного бойца на ринге, старающегося поточнее установить местоположение своего противника.

– Я ведь не о самоубийстве говорю, совсем не об этом.

Но он продолжал думать об этом обсасывая подробности. Дышал он неглубоко и часто, глотка сжалась, кулак разжался.

– Я никогда в жизни не ударил человека по злобе. Никогда не назвал черного “ниггером” и не украл пенни. Отдавал деньги и время другим.

– И вот благодарность, – пробормотал Джек, – я понимаю тебя, па. Все это так, и ответа не найти.

– Есть единственный ответ, который необходимо отыскать. Мне нужны эти трое убийц.

– Вполне возможно, что их и схватят. А может и нет. Но если они останутся на свободе, что ты намерен предпринять? Повернешься спиной ко всем тем принципам, которые исповедовал в своей жизни? Или присоединишься к Розгарям или Ку-Клукс-Клану?

– Не знаю, что, – тупо произнес Пол, – но по крайней мере что-нибудь да сделаю.

– Или наймешь частного сыщика? Или купишь пушку и сам примешься их выслеживать? Такие штуки, па, только по телеку показывают.

– А что, ты подсказал неплохие варианты. Может детектив и помо...

– Частные сыщики, па, в реальной жизни совсем не то, чем их выставляют в кино. Обычно они занимаются добыванием сведений для разводов, или же обеспечивают людей охраной – точнее банки – или занимаются промышленным контршпионажем. Никакой частный сыщик не станет расследовать дело об убийстве, а если и станет, то он никак не сравниться с мощью и организованностью полицейского механизма.

– И его наплевательским отношением к людям.

– Я бы этого не сказал. Помнишь того копа, который сидел с нами в больнице?

Пол даже припомнил имя; Джо Чарльз.

– Это был всего лишь патрульный.

– Конечно. Но ко всему прочему это был человек. И ему было не наплевать, па. Конечно, кое-кто из них берет взятки, а кому-то на все насрать, но копы совсем не те свиньи какими они нам кажутся в колледже.

– Да не наставит он тебя! – прорычал Пол. – И все-таки твоя защита не меняет того факта – если я правильно истолковал твои слова – что эти животные никогда не понесут наказания! Никогда не предстанут перед судом!

– Перед судом или судом мести?

– Какая разница как ты это назовешь?

Джек покачал головой.

– Я лишь сказал, что ни тебе, ни мне никогда не представится шанса как-нибудь в этом поучаствовать. Я имею в виду месть. Мы же не можем действительно бродить по городу и искать убийц. Ты задумайся над этим. Только на секундочку. Мы даже не будем знать с чего и откуда начинать.

– Значит ты предлагаешь попросту обо всем позабыть. Лечь в постельку и с головой укрыться звуконепроницаемым одеялом.

– Или написать в “Таймс” письмо, Эта фраза заставила Пола взглянуть на зятя: он не ожидал от Джека подобного сарказма.

– Похоже, ты прав, – произнес он, – похоже, ты действительно прав.

– Придется привыкать, па.

– По крайней мере можно постараться.

Глава 5

Этой ночью он совсем не спал; правда и не надеялся. Наготове всегда капсулы хлоралнибрата. Ему не хотелось их принимать Пол чувствовал, что чем дольше он станет накачивать себя наркотиками, чтобы забыться, тем сильнее будут мучить его демоны: лучше уж повстречаться с ними лицом к лицу и разом покончить с этим.

Это была первая ночь, которую он провел в своей квартире с момента убийства. Из дома Кэрол Пол убрался рано, еще до захода солнца. Он не планировал столь быстрого отступления, это вышло само собой, вылезло из спора: Кэрол сомнамбулистически сервировала нечто несъедобное, и они втроем сели за стол. Возили еду по тарелкам и почти не разговаривали. Джек было встал и поставил пластинку Малера, но через несколько минут снова поднялся и выключил. В такое время слушать музыку вовсе не хотелось – тяжелые звуки лишь усиливали уныние; тривиальные же казались насмешкой.