Маршал Малиновский - Соколов Борис Вадимович. Страница 10

Во время завтрака, на который я удостоился приглашения, граф Гендриков говорил королеве, что предупрежденный им накануне о часе приезда Ее Величества генерал Рооп просил представить извинение в том, что не явился приветствовать королеву, так как опасался нарушить выраженное Ее Величеством в этом отношении желание. — На что Ее Величество заметила: “А я думала, что его нет в Одессе”. — Затем, в 6 1/2 час. вечера по приглашению королевы, переданному гофмаршалом Мессали, генерал Рооп явился на пароход к общему столу, как бы оправдываясь в упреке королевы, вероятно, ему переданном, сказал сначала графу Тендрякову, а затем Ее Величеству, что об Ее приезде ему не дано было знать, вследствие чего он лишен был возможности встретить королеву.

Отъезд Королевы Эллинов был назначен по заранее составленному расписанию, известному генералу Роопу из сообщения графа Гендрикова, — в 8 часов вечера того же дня экстренным поездом, и никакого изменения в этом отношении не произошло. Но при разъезде, после отбытия королевского поезда, генерал Рооп, отклонив распоряжение находившихся здесь полицейских чинов подать экипаж, сам прошел к нему, причем совершенно неожиданно для присутствовавших выразил неудовольствие по поводу того, что моя карета стояла будто бы на более почетном месте, чем его коляска, и крикнул моему кучеру: “Назад, болван!” К сожалению, этим дело не ограничилось. Скоро до меня стали доходить слухи, что командующий войсками, гласно обвиняя подполковника Бунина в недостаточной почтительности, намерен ходатайствовать у г. Военного Министра о переименовании этого офицера в соответствующий гражданский чин.

Все эти подробности, оставшиеся у меня в памяти, в виду многочисленных толков, возбужденных неудовольствием командующего войсками на подполковника Бунина, приведены мною для наглядного убеждения в том, что указанного генералом Роопом случая — будто бы греческая королева, приехав в Одессу, изменила свой маршрут и, вместо выезда из Одессы в 8 часов утра, отложила его до 8 часов вечера, — в действительности не было и что военное начальство не было лишено возможности представиться Ее Величеству, как это видно из прилагаемых при сем копий вышеупомянутых отзывов. Наконец, если бы даже и произошло какое-либо изменение во времени прихода и отъезда, то об этом командующему войсками доложил бы не одесский полицеймейстер, а жандармская железнодорожная полиция или же капитан над портом, так как поезд находился в районе вверенной ему портовой территории.

2) Обвинение одесского полицеймейстера в том, что когда для присутствования от лица Государя Императора на похоронах генерала-адъютанта Радецкого командированный генерал-адъютант князь Шаховской потребовал к себе по экстренной надобности, касавшейся похорон, подполковника Бунина, то последний будто бы позволил себе явиться лишь спустя значительное время, приводя самые неуместные оправдания, — фактически не подтверждается. Так как кончина генерала Радецкого случилась во время бытности моей в Петербурге, то для установления вышеуказанного случая я входил в конфиденциальное сношение с командиром 11-го армейского корпуса (имеется в виду генерал от инфантерии князь Алексей Иванович Шаховской), который, как видно из прилагаемой при сем копии его письма за № 12 ко мне, уведомил, что в бытность в Одессе на похоронах генерал-адъютанта Радецкого, он ни разу не имел надобности обращаться к содействию полицеймейстера, а потому и случая неявки подполковника Бунина к Его Сиятельству не было.

Но независимо сего производства по Вашему письму, покорнейше исправлявший в мое отсутствие должность Одесского градоначальника, засвидетельствовал мне по моему возвращению в Одессу, что во время похоронной церемонии был соблюден полный порядок, а полицеймейстер, со своей стороны, докладывал, что он встречал Его Сиятельство при приезде в Одессу, а также провожал при выезде. На вокзале железной дороги князь в присутствии командующего войсками, прощаясь с провожавшими его, похвалил подполковника Бунина как неутомимого полицеймейстера и дважды благодарил его за порядок на похоронах.

3) Что же касается утверждения, будто бы подполковник Бунин позволяет себе в обращении к старшим лицам и к генералам, с которыми у него нет даже сколько- нибудь близкого знакомства, придавать разговору фамильярный тон, а также что он даже не всегда отдает установленную наружную честь старшим лицам в армии, то такое обвинение представляется слишком огульным. Напротив, внимательно следя за деятельностью этого офицера в течение более 5 лет моего совместного с ним служения в Одессе, я всегда должен был отдавать ему справедливость в умении держать себя с должной почтительностью к старшим в чине и в достаточной разборчивости в выборе знакомств. Всем в Одессе известно, каким расположением со стороны корпусного командира и начальника дивизии пользуется подполковник Бунин именно за то, что не только сам всегда избегает поводов к каким-либо столкновениям с военными начальниками, но в тех случаях, когда таковые почему-либо возникают между офицерами и полицией, он непосредственно сам старается уладить недоразумения. Поэтому отсутствие указаний на отдельные случаи, в которых подполковник Бунин допустил будто бы приписываемую генералом Роопом неуважительность к старшим и генералам, лишая меня возможности представить какие бы то ни было объяснения по этому поводу, дает этому заявлению характер недостоверности.

В виду изложенного необходимо придти к заключению, что к переименованию Одесского полицеймейстера подполковника Бунина в соответствующий гражданский чин, ни в каком случае не могут служить те не оправдываемые действительностью основания, которые представлены Командующим Войсками Одесского военного округа в его ходатайстве по этому предмету.

Не касаясь за сим нравственной стороны этого дела, которое — не могу скрыть, произвело на меня удручающее впечатление, обязываюсь свидетельствовать, что вопрос о переименовании подполковника Бунина находится в теснейшей связи с отменою военной прерогативы для Одессы, а именно — чтобы лицо, занимающее должность полицеймейстера в этом городе, состояло в военном чине. Помимо тех соображений, которые неоднократно были высказываемы бывшими Одесскими генерал-губернаторами о необходимости сохранения за Одесским полицеймейстером военного чина, ныне с упразднением должности одесского коменданта, это обстоятельство получает огромное значение. Частые столкновения полицеймейстера с пребывающими здесь во множестве военными чинами легко разрешаются только потому, что полицеймейстер носит военное звание; лишение его такового было бы равносильно почти обезличению его в глазах офицеров и в особенности молодых, что создало бы крайне нежелательные условия в деле сохранения общественного порядка и спокойствия. Вследствие этого считаю долгом усерднейше просить предстательства Вашего Превосходительства перед Министром о непереименовании подполковника Бунина в гражданский чин, тем более, что это было бы совершенно незаслуженным для него взысканием.

Покорнейше прошу Ваше превосходительство принять уверения в совершенном почтении и преданности

Вашего покорного слуги».

Поскольку все документы, упомянутые Зеленым, в деле Бунина имеются, можно предположить, что версия, изложенная градоначальником, соответствует действительности и Рооп исказил факты. Также несомненно, что Бунин находился в плохих отношениях с командующим Одесским округом, но на его карьере это не сказывалось.

30 августа 1893 года Бунин, наконец, получил искомый чин полковника, и, как обычно, «вне правил». До этого он неоднократно представлялся к этому чину, но здесь требовалось согласие Военного министерства, а оно возражало под тем предлогом, что ни один из подполковников, произведенных в одно время с ним в этот чин и находящихся на военной, а не на гражданской службе, до сих пор не получил чин полковника в порядке выслуги, а не за отличие. Но протекция Победоносцева преодолела и это препятствие.