Тёмная ночь - Биргер Алексей Борисович. Страница 23
Балабол встал, с медвежьей своей тяжеловесностью.
- Здорово, Кирзач...
Кирзач не дал ему договорить. Выхватив пистолет, он в секунду перестрелял всех четырех. Последним пулю получил татарин - как самый неопасный из всех.
Потом Кирзач обыскал трупы.
Стволы были у всех трех. Кирзач выбрал тот, что получше, добавил к своему милицейскому. Из двух других вынул патроны, ссыпал в карман. Теперь он был экипирован, что надо.
Обыскав дом, он нашел еще три коробки с патронами.
Потом он обшарил трупы на предмет документов. При Балаболе документов не было. Но это ничего. Больше всего Кирзача интересовали документы одного из неизвестных, малость похожего на Кирзача. Учитывая качество и размер фотографий в паспорте, вполне можно было бы воспользоваться.
Да, фотография оказалась подходящей - не очень четкой, и вполне могла сойти за фотографию самого Кирзача, сделанную несколько лет назад.
Звали неизвестного Василий Викторович Пушков. Год рождения - тысяча девятьсот девятнадцатый. Сойдет.
Имя Кирзачу ничего не говорило.
Теперь, с паспортом, к которому никакая милиция не придерется, он спокойно выберется из Москвы. Да он уже на окраине, всего-то осталось на электричку сесть и совсем исчезнуть в Подмосковье. У него есть двое суток, чтобы прийти в себя. В какой-нибудь деревне комнату у бабули снимет. Больше ни капли алкоголя, зато - побольше мяса. И отоспаться, нервы в порядок утрясти. Он все успеет, все сделает...
24
...- Вот так, - закончил полковник. - Трупы не сразу обнаружили и, в итоге, только через сутки экспертиза установила, что четверо в доме Файзулина были убиты из пистолета участкового инспектора Коврова, - Высик кивнул сам себе: все милицейское оружие отстреляно и занесено в картотеки, поэтому милицейский "ствол" быстро определишь. - То есть, Кирзач перебил засаду и ушел. Самого Балабола положил, не шутка. Теперь он, понимай, вооружен до зубов. И отлеживаться может где угодно. У одного из убитых, немного похожего на Кирзача, не было при себе паспорта. Тут мы с ворами договорились, скинули они нам информацию. Беспаспортным оказался некий Василий Викторович Пушков, девятнадцатого года рождения, в блатном мире - Волчок. Поэтому рассылаем ориентировки не только на Денисова, но и на Пушкова, ты тоже вот-вот получишь. Воры рвут и мечут, мечтают Кирзача на куски порезать, но мы предупредили их, чтобы к тебе не совались. Столько наших людей нагоним, что воровские засады могут только все спутать и к лишним конфликтам привести. Ну, они это понимают.
- Как участковый? - поинтересовался Высик.
- В больнице валяется, скотина, в реанимации. Состояние средней тяжести. Врачи говорят, жить будет. Григория Семыкина трясем, а что толку? Нашел собутыльника, готового на свои поить, и обрадовался, и во все его сказки поверил. Ладно, пусть посидит. Может, умнее станет. Одно интересно: Кирзач подбивал Семыкина взять его с собой, в ночную смену. Тут, сам понимаешь, какие выводы напрашиваются.
- Понимаю.
- В общем, завтра я сам подъеду. Готовься принимать дорогого гостя.
- Всегда вам рад, товарищ полковник.
- Не гуди, радоваться потом будем, когда все кончится.
И полковник повесил трубку.
Высик какое-то время задумчиво сидел у телефона, потом встал, одернул китель, подошел к окну.
- Завтра, значит... - пробормотал он. - Ну-ну.
За окном тяжеленный тягач вез бетонные блоки для новой пятиэтажки. А может, для комбината бытовых услуг, который строился на месте старого кладбища - того самого, по которому Высик некогда за вурдалаком гонялся.
Странное Высиком овладело состояние. Где-то на грани между усталостью и легкостью, оно было скорей похоже на безмятежность. Так ученый удовлетворенно вздыхает и опускается в кресло, когда после многих неудачных опытов наступает череда успешных, и оправдан труд многих лет, и сделано крупное открытие... И неважно, что потом это открытие может принести смерть тысячам и десяткам тысяч людей, важен миг свершения - тот миг, когда прикасаешься к самому краешку той истины, которая навеки останется сокровенной. Ньютон сравнивал себя с мальчиком, собирающим красивые камешки на берегу огромного океана. В какой-то момент любой ученый чувствует себя таким мальчиком. Да и любой человек.
И еще что-то было, кроме безмятежности. Может быть, тихое удивление, приходящее, когда человек осознает: ему откуда-то заранее сделалось известно, что и как будет. И такое тихое удивление больше сродни не безмятежности, а напряженности: нельзя без напряжения ожидать, и вправду ли сбудется твое предвидение.
Запереться дома, еще раз все продумать, чтобы при этом никакая сволочь другими делами не отвлекала…
Высик отвернулся от окна, прошел в кабинет Никанорова.
- Принимай командование, - сказал он. - Я сегодня паузу беру. А завтра к нам столько высокого начальства наедет, что только держись.
- Из-за Кирзача?
- Из-за него самого.
25
На следующий день, около полудня, Высик прошел к станции, тем маршрутом, по которому его вела во сне Мария, и странное у него при этом было чувство.
Накануне Высик провел остаток дня в своей комнате, запершись. Он пил крепкий чай с сахаром вприкуску, потягивал водочку, несколько раз разобрал и собрал свой "вальтер", основательно его почистив, смазав и проверив.
Если бы Высику сказали, что как раз в это время Кирзач, в доме глухой старушки, так же тщательно приводит в порядок собственное оружие, одним глазом при этом изучая полное расписание пригородных поездов на нужной ему ветке, Высик бы нисколько не удивился.
Спать Высик лег рано, а в шесть утра был уже на ногах. Марк Бернес должен был приехать к Петренко не раньше трех дня, но это не значило, что Кирзач не попробует подобраться к "Красному химику" пораньше. По всем законам жанра, суматоха должна была начаться чуть ли не с рассвета.
И Высик был прав. В семь утра полковник Переводов приехал и занял его кабинет. Как Высик и предвидел, он сделался не хозяином у себя самого. Многочисленные оперативники в штатском стали перекрывать все возможные точки подхода к "Красному химику", следуя указаниям Переводова, которые тот давал, сверяясь с крупномасштабной картой района. Разумеется, он то и дело советовался с Высиком, знающим здесь каждую кочку, но обращался он к Высику с интонацией совсем иной, чем в Москве. Здесь, во главе крупного штаба, он выдерживал тон генерала, требующего у адъютанта срочные разведданные.
Высик продолжал оставаться спокойным. У него появилось удивительное чувство времени, будто внутри него хронометр тикал. Он с точностью до секунды улавливал, каков ритм назревающих событий, и строил все свои движения, исходя из этого внутреннего расчета времени.
Около полудня он сказал полковнику:
- Я, пожалуй, прошвырнусь, погляжу, что и как. Тем более, я-то Кирзача в лицо знаю, а не только по фотографиям. По фотографиям обмануться можно, а личные впечатления не обманешь.
- Давай, - кивнул полковник.
Он получил от Высика все нужные сведения, и Высик пока был ему не нужен.
И Высик, как было сказано, пошел тем маршрутом, по которому тысячу раз проходил в реальности и один раз - во сне.
Он вышел к пыльной небольшой площади возле переезда, свернул к подсобке, в которую ее увлекала Мария, совершенно не удивился, увидев дверь подсобки открытой.
Потом он объяснит это себе так: проходя не раз и не два, он видел, что дверь подсобки всегда приоткрыта, но в памяти не удержал - из тех мелочей оказалось, которые откладываются на уровне подсознания, лишь порой всплывая во снах.
Его не удивило даже то, что в подсобке было большое пыльное зеркало. Об этом-то ему откуда знать? Впрочем, может быть, однажды он мимоходом заглянул в подсобку - чего это дверь приоткрыта, не балует ли кто - и, убедившись, что все в порядке, сразу забыл об этом случае.