Морские истории - Житков Борис Степанович. Страница 14
— Прошу.
Аббат замахал рукой.
— Ах, простите, я близорук.
Всем стало весело. Кто-то притащил клюшки и большие шашки. Началась игра: на палубе начертили крестики. Клюшками толкали шашки.
— Сегодня особенно трясет, — вдруг сказал испанец. — Я чувствую коленками. Не правда ли?
Все минуту слушали.
— Да вы посмотрите, как мы идем! — крикнул Гропани.
Публика хлынула к борту.
— Это секрет, секрет, — говорил Гропани. Он поднял палец и прищурил глаз.
— Матео! — крикнул Гропани вниз. — Скорей, скорей, бегом!
Третий механик быстро появился снизу. Он был маленький, черный. Совсем обезьянка. Он бежал легко, семенил ножками.
— Гой! — крикнул Гропани, и механик с разбегу прыгнул через испанца. Все захлопали в ладоши.
— Слушай, секрет можно сказать? — спросил Гропани. — Нам не влетит?
— Беру на себя, — сказал маленький механик и улыбнулся белыми зубами на темном лице. Все обступили моряков. Испанец вскочил с колен.
— Наш капитан, — начал тихим голосом механик, — через два дня именинник. Он всегда останавливает пароход. Все выходят на палубу и должны поздравлять старика. Часа три стоим все, поздравляем, все равно, даже в шторм. Вот он и велит гнать. А то опоздает в порт. Чудачина старичина! И катанье какое-то затевает, морской пикник, — совсем тихо прибавил механик. — Только, чур, молчок. — И он волосатой рукой прикрыл рот.
— Ох, интересно! — говорили дамы.
Буфетчик звонил к кофе.
Механик и Гропани отошли к борту.
— У нас в кочегарке, — быстрым шепотом сказал, механик, — переборка нагрелась — рука не терпит. Как утюг. Понимаешь?
— А трюм нельзя открыть, — сказал Гропани. — Войдет воздух, и сразу все вспыхнет.
— Как думаешь, продержимся два дня? Как думаешь? — Механик глянул в самые глаза Гропани.
— Пожар, можем задохнуться в своем дыму, — сказал Гропани, — а, впрочем, черт его знает.
Они пошли на мостик.
Капитан их встретил.
— Идите сюда, — сказал капитан. Он потащил механика за руку. В каюте он показал ему маленькую рулетку, новенькую, блестящую.
— Вот шарик, — капитан поднес шарик к носу механика.
— Пусть крутят, бросают шарик, пусть играют на деньги. Говорите — это по секрету от капитана. Тогда они будут сидеть внизу. Мужчины хотя бы… Дамы ничего не заметят. Возьмите, не потеряйте шарик. — И капитан ткнул рулетку механику.
Третий механик вышел на палубу. Официанты играли на скрипках. Две пары уже танцевали.
Команда работала и разбирала эмигрантские нары. Под палубой было жарко и душно. Люди разделись, мокрые от пота.
— Ни минуты, ни секунды не терять, — говорил старик Салерно. Он помогал срывать толстые брусья.
— Потом покурите, потом! — пыхтел старик.
— Ну, чего стал? — крикнул Салерно молодому матросу.
— Вот оттого и стал! — во всю глотку крикнул молодой матрос.
Все на миг бросили работу. Все глядели на Салерно и матроса. Стало тихо. И стало слышно веселую музыку.
— Ты это что же? — сказал Салерно. Он с ключом в руке пошел на матроса.
— Там танцуют, — кричал матрос, — а мы тут кишки рвем! — Матрос подался вперед с топором в руке. — Давай их сюда! — кричал матрос.
— Верно, правильно говорит, — загудели матросы.
— Кому плоты? Нам шлюпок хватит.
— А плоты пусть сами себе делают.
Все присунулись к Салерно; кто с чем: с молотком, с топором и долотом. Все кричали:
— К черту! Довольно! Баста! Остановить пароход! К шлюпкам!
Один уже бросился к трапу.
— Стойте! — крикнул Салерно и поднял руку.
На миг затихли. Остановились.
— Братья матросы! — сказал с одышкой старик. — Ведь там пассажиры. Мы взялись их свезти… А мы их… выйдет…. выйдет… погубим. Они ведь ехать селя, а не тонуть…
— А мы тоже не гореть нанялись! — крикнул молодой матрос в лицо механику.
И молодой матрос растолкал всех, бросился к трапу.
Капитан слышал крик. Он спустился на нижнюю палубу. Шел к мосту и прислушивался.
«Бунт, — подумал капитан. — Они бьют Салерно. Пропало все. Уйму, а нет — взорву к черту пароход, пропадай все пропадом».
И капитан быстро зашагал к люку.
Вдруг навстречу матрос с топором. Он с разбега ткнулся в капитана. Капитан рванул его за ворот. Матрос не успел опомниться, капитан столкнул его в люк. По трапу на матроса напирал народ. Все стали и смотрели на капитана.
— Назад! — рявкнул капитан.
Люди попятились. Капитан спустился вниз.
— Чего смотреть! — крикнул кто-то.
Народ встрепенулся.
— Молчать! — сказал капитан. — Слушай, что я скажу.
Капитан стоял на трапе выше людей. Все на него глядели. Жарко дышали. Ждали.
— Не будет плотов — погибли пассажиры. Я за них держу ответ перед миром и совестью. Они нам доверились. Двести пять живых душ. Нас сорок восемь человек…
— А мы их свяжем, как овец! — крикнул матрос с топором. — Клянусь вам!
— Этого не будет! — крепко сказал капитан. — Ни один мерзавец не тронет их пальцем. Я взорву пароход.
Люди загудели.
— Убейте меня сейчас! — Капитан сунулся грудью вперед. — И суньтесь только на палубу — пароход взлетит на воздух. Все готово, без меня есть кому это сделать. Вы хотите погубить двести душ — и женщин и малых детей. Даю слово: погибнете вместе. Все до одного.
Люди молчали.
Кто опустил вниз злые глаза, а кто глядел на капитана и кивал головой.
Капитан с минуту глядел на людей.
Молодой матрос вскинул голову, но капитан заговорил:
— Плоты почти готовы. Их осталось собрать и сделать мачты. На шесть часов работы. У нас ведь есть сутки. Двадцать четыре часа. Пассажиры в воде — это дети. Они узнают о несчастье — они погубят себя. Нам вручили их жизнь. Товарищи моряки! — громко крикнул капитан. — Лучше погибнуть честным человеком, чем жить прохвостом! Скажите только: «Мы их погубим», — капитан обвел всех глазами, — и я сейчас пущу себе пулю в лоб. Тут, на трапе.
И капитан сунул руку в карман.
Все загудели, глухо, будто застонали.
— Ну, так вот вы — честные люди, — сказал капитан. — Я знал это. Вы устали. Выпейте по бутылке красного вина. Я прикажу выдать. Кончайте скорее и спать. А наши дети, — капитан кивнул наверх, — пусть играют, вы их спасете, и будет навеки вам слава — морякам Италии. — И капитан улыбнулся.
Улыбнулся весело, и вмиг помолодело лицо.
— Браво! — крикнул молодой матрос.
Он глядел на капитана. Капитан быстрыми шагами взбегал по трапу.
— Гропани! — крикнул капитан на палубе. Штурман бежал навстречу.
— Идите вниз, — говорил капитан, — работайте с ними во всю мочь. И по бутылке вина всем. Сейчас. Там танцуют? Ладно. Я пришлю за вами, в случае станут скучать. Ну, живо!
— Есть! — крикнул Гропани и бегом бросился к люку.
Капитан прошел в свою каюту. Он сел на койку, сжал кулаки со всей силой и подпер бока. «Держаться, держаться, — говорил капитан, — что есть сил держаться. Сутки одни, одни только бы сутки». И нисколько не легче становилось капитану. Он знал: не за сутки, а за один час, за минуту все может погибнуть. Крикни этот матрос с топором: «пожар» — и готово. «Дали им вина?» — подумал капитан и вскочил на ноги. Но тут влетел в каюту Салерно. Старик осунулся в эти два дня. Он схватил капитана за плечи, стал трясти. Тряс и все глядел в глаза, и лицо у старика кривилось и вдруг совсем сморщилось, и он заплакал, заревел в голос. Он с размаху сел на койку и уткнул лицо в подушку.
— Что ты? — Капитан первый раз заговорил с ним на «ты». — Что ты? Салерно…
Капитан повернулся, взялся за ручку двери. Старик встрепенулся.
— Минуту! — проговорил старик.
Он задыхался, схватил графин и пил из горлышка. Обливался. Другой рукой он держал капитана.
— Ведь я умру подлецом, — говорил старик сквозь слезы. — Пожар не задохнется. В этих бочках, ты не знаешь, — в них бертолетова соль!