Грязная сказка (СИ) - Лабрус Елена. Страница 30

— Да, бабушка у тебя мировая была. У меня, кстати, Ромен Гари есть в её переводе. Лучший из всех, что я читала.

— Да, — вздохнула Таня. — Она и как переводчик и как преподаватель была хороша. Но, главное, она научила меня не сдаваться.

— Дело не в бабушке, Тань. — Женька села на табурет. — Просто не все так могут, как ты, мисс Железные Яйца. Не все такие сильные.

— Может быть, — Таня убрала пакет и села на второй табурет. — Только знаешь, сдаться всегда легче, чем бороться. И я здесь для того, чтобы ты боролась. И вылезла уже из этого кокона.

— Кстати, ты в курсе, что его сестрица устраивает бал? — достала ещё оливку Женька.

— Бал?!

— Да, благотворительный бал. Вчера интервью с ней показывали. И сука этот рядом с ней стоял, лыбился.

— А почему бы и нет, — усмехнулась Таня. — Это ты зациклилась на себе и на своих несчастьях, а этот кучерявый уже и думать про тебя забыл. Наверняка, не ты первая у него, не ты последняя.

— Слушай, может нам клуб организовать? — горько усмехнулась в ответ Женька. — Бывшие игрушки Захара Безрукова.

— Слушай, а неплохая идея! — прищурила один глаз Таня.

И ей действительно вдруг пришла в голову интересная мысль и как отомстить, и как освободить Женьку из этого добровольного заточения.

— Ну, спасибо! Подруга, — укоризненно покачала головой девушка.

— Да я не про клуб, я про бал, — отмахнулась Таня. — А давай мы на него пойдём? Я достану приглашения.

— Тань, ты в своём уме? — вытаращила глаза Женька. — Ты даже не представляешь себе, как я этого ублюдка боюсь. Смертельно боюсь. И если он уже забыл про меня, то уж точно не хочу о себе напоминать.

— А что хочешь? Хочешь всю жизнь его бояться? Всех теперь будешь бояться из-за него? И будешь сидеть плакать, пока он радуется жизни и может быть каждый день выбирает себе очередную жертву, такую же как ты? — Таня посмотрела на неё внимательно. — Или ты уже не хочешь отомстить? Или ждёшь, что это сделает кто-то другой?

— Да, — потупилась Женька. — Ты, например.

— И даже помогать мне не собираешься? — нахмурилась Таня.

— Я постараюсь, — вздохнула Женька.

— Вот и отлично, — встала Таня. — Когда там намечается бал?

— Через месяц.

— Супер! Значит, у нас ещё куча времени. Как раз подготовим бальные платья, поучимся танцевать котильон.

— Котильон? — взметнулись вверх Женькины брови.

— Конечно, это ж бал, — Таня закружилась в маленьком пространстве кухни, делая танцевальные па, стараясь сильно не хромать, и больше размахивая руками. Вспомнилось как они вчера танцевали с Владом, и она невольно улыбнулась. — Полонез, вальс, котильон.

— Ужас, — Женька нахмурилась, а Таня остановилась у стола. — Может, правда, зря мы всё это с местью затеяли?

— Ну, уж нет, — Таня взмахнула рукой как Кармен и встала, поставив одну руку на талию, а другую подняв над головой. — У него, конечно, отец, связи, деньги, но и мы не пальцем деланы.

Она вышла из своей позы и посмотрела на часы.

— Он свои счета оплатит. Но тебе для этого придётся поднять свою костлявую задницу с этой печи, — погрозила она Женьке пальцем.

И Тане самой искренне хотелось верить, что всё у них получится. И не думать о том, какие ей самой предъявит счета Янис за эту работу. Только из-за Женьки она к нему и обратилась. И сделано уже было немало.

— Ладно, Снегурочка, поехала я, — обняла она её на прощание. — Если что, номер мой знаешь. Завтра приеду. И будь готова, пойдём в кино.

— Нет, — ужас отразился на Женькином лице, когда она её отпустила.

— Да, — упрямо возразила Таня. — Пока! Муська, пока, — погладила она кошку и пошла к своей машине, прихрамывая на порезанную ногу.

Сейчас ей больше хотелось разобраться в своей жизни, а не в Женькиной.

Жукова Елизавета Петровна оказалась не такой благообразной старушкой как её себе представляла Таня. Женщина седая, пожилая, в платочке, завязанном назад, но с таким цепким взглядом серых, глубоко посаженных глаз, что ей одинаково легко можно было дать и шестьдесят лет и сто двадцать.

И гадание — это последнее, чем она занималась. Она лечила, заговаривала, снимала порчу, помогала, чем могла. Иногда к ней приходили просто за советом. Порывшись в завалах своей памяти Таня вспомнила почему её имя показалось ей знакомым. К ней ездила Диана, её хорошо знал Кайрат. И именно Кайрат договорился принять Таню в тот же день — запись к ней на приём, как к хорошему невропатологу, была на год вперёд.

Кайрат жил где-то рядом с Елизаветой Петровной в детстве. Он рассказывал, что она лечила его сестру. А Диана… Диана была у неё, когда пыталась повторно забеременеть. И после всех Швейцарий и чудес медицины, доступных за большие и очень большие деньги, она обратилась по тому же адресу. После единственного разговора с гадалкой, Диана смирилась, что второй раз матерью ей не стать.

Наверно, как ко всем людям, пришедшим по знакомству, к Тане было особое отношение, а может это потому, что Таня чувствовала себя шпионкой, но взгляд серых глаз показался ей недобрым. Женщина показала на стул, а сама вышла в другую комнату.

Круглый стол, покрытый плотной зелёной скатертью. Прикрепить с обратной стороны столешницы микрофон, заранее приклеенный к бедру, оказалось делом пяти секунд. Собственно, можно было и уходить, но Таня хотела задать ей один единственный вопрос: есть ли у неё будущее с Владом. И всё оставшееся время потратила на то, чтобы сформулировать его так, чтобы на него нельзя было ответить односложно.

— Люди приходят ко мне с разными проблемами, — села напротив неё женщина, вытерла мокрые руки полотенчиком, аккуратно сложила его и пристроила на край стола. — Одни считают, что у них мало проблем, но они серьёзные. Другие, что много, но незначительных. Но проблема всегда только одна. Как зовут твою?

Она положила на стол руки ладонями вверх, и Танины пальцы, прикоснувшись к ним, почувствовали мягкое и приятное тепло. Женщина ждала ответа, и на языке у Тани вертелось только одно имя.

— Влад, — выдохнула она.

— Влад, — повторила женщина и улыбнулась тепло, добро, хитро. — Владиславовна, значит.

Танино сердце замерло, мысли закружились водоворотом, и Таню засасывала эта воронка в какие-то совершенно немыслимые фантазии.

— Что? — переспросила Таня.

— Его зовут Влад, — напомнила гадалка и ждала что Таня скажет дальше.

— Да, и я люблю его, — улыбнулась Таня. — И мне кажется, он любит меня. Он меня любит?

— Я не знаю, — улыбнулась гадалка. — Передо мной ты, а не он. Может быть и любит, но?

— Но я боюсь ему поверить, — продолжила Таня её мысль. — Боюсь открыться, довериться и проиграть. Боюсь стать одной из многих, боюсь, что не смогу постоянно доказывать, что я лучше всех.

— Хочешь быть для него самой лучшей?

— Мне кажется пока я гордая, непокорная и строптивая, пока порхаю у него перед носом как яркая бабочка, ему интересно ходить за мной с сачком, но стоит мне сложить крылышки, он раздавит меня как обычную моль. И быть одним из засушенных экспонатов под стеклом, приколотых иголкой, я тоже не хочу.

— Разве он собирает коллекцию? — склонила женщина голову набок.

Таня задумалась. Целый месяц она смотрела, как Влад не пропустил ни одной юбки. Как очаровывал, искушал, соблазнял. Окутывал шлейфом дорогого парфюма, словно заслоняя от остального мира чёрным плащом. И всё, что говорили о нём в курилке, примерно подтверждало и Танины ощущения: когда он рядом, в любой толпе кажется, что вы наедине. Здесь и сейчас для него есть только одна женщина. Но вспомнит ли он как её зовут, когда пойдёт дальше и не оглянется? Имеет ли для него значение её имя?

Нет, он не собирал коллекцию, но на этот короткий миг его внимания, он делал каждую счастливее. И шёл дальше, а эта иллюзия счастья оставалась. Как наркотик, она оседала в крови. Она не делала никого счастливее. Но хотелось забыться ещё, больше, дольше, навсегда.

— Нет, — ответила Таня. — Но он бабник. И это не лечится.