Перед прыжком (Роман) - Еремин Дмитрий Иванович. Страница 49

Надо было кормить страну, помочь ей встать на ноги, укрепиться и быть в заветный час готовыми к решающему прыжку из разбойничьего «обклада», который все еще замыкал революционную Россию железным кольцом блокады.

Среди коммунистов, посланных весной двадцать первого года для работы в деревню, оказался и член РКП Суконцев.

В степной уездный городок Славгород он явился в где-то добытой кожаной куртке и гимнастерке. Суконные черные галифе были заправлены в новые сапоги. На боку висел вложенный в глянцевитую кобуру револьвер. Все это было добротным, бросалось в глаза: на такого можно вполне положиться. Этот не подведет. Мужик, видно, опытный, деловой, бывал в переделках. Доверь ему что угодно — выполнит в срок и на сто процентов.

Именно на такое впечатление и рассчитывал Ярсков-Суконцев, явившись в Славгороде к председателю уездной чрезвычайной тройки Кузьмину.

У того уже сидело в душной, прокуренной комнатке трое уполномоченных, одетых, в отличие от Суконцева, простенько, кое-как. При его появлении все на минуту примолкли. Потом Кузьмин мельком, хотя и внимательно оглядел вошедшего с ног до головы. Довольно равнодушно, как показалось тому, сказал:

— Ага, еще один? Ну, садись…

Вид у славгородского комиссара был явно не комиссарский: длинный, худой, сутулый, с глубоко сидящими в глазницах серыми глазами, он к тому же еще был и медлителен. Похоже, что на пределе сил, ни отдыха, ни сна. «Где уж такому комиссарить? — с усмешкой подумал Суконцев. — Замотался, видать, вконец…»

Кузьмин между тем не торопясь прочитал удостоверение, врученное ему Суконцевым, молча положил бумажку на лежавшие перед ним на столе другие такие же бумажки и, как бы забыв о вновь пришедшем, обратился к смуглолицему, уже не очень молодому казаху, сидевшему за столом с краю, возле окна:

— Вот я тебе и говорю, Абдуллаев, пощупай прежде всего Алтынбаева. Его папаша свои табуны, говорят, во время отступления Колчака угнал далеко на юг, за кордоны. С анненковцами подался. А этот сынок его, Толебай, не пошел за отцом.

Кузьмин усмехнулся:

— Добро свое тут стережет. Надеется, что мы вот-вот и полетим вверх тормашками. Тем больше, что Анненков обещал вернуться. При первом опросе местными силами Толебай указал всего лишь один табун, да и тот из простых коней. И земли у него, мол, вовсе, считай, и нет: вокруг, говорит, не моя, а общинная, всех аулов. Однако слова — словами, дела — делами. Считается, может, и так, да получается на поверку не так. Обрати на это внимание…

Прокуренный, глуховатый голос, перханье, кхеканье, которые все время прерывали его медлительную, спотыкающуюся речь, окончательно успокоили, даже развеселили Суконцева:

«Этого опасаться нечего. Обвести его вокруг пальца — раз плюнуть!»

А комиссар между тем с таким же, как и к казаху, скучным напутствием обратился к другому уполномоченному — русскому рабочему Стрельцову. Только теперь речь пошла не о казахских аулах и баях, а о каком-то селе Алексеевском.

Третьему уполномоченному, загорелому до черноты матросу Кузовному, комиссар предлагал напрячь все силы, но обеспечить вначале полный сбор задолженного по разверстке хлеба, а потом, в ударном порядке, провести заготовку сена в степи за разъездом Скупино. И только после этого повернулся к Суконцеву.

Тот немедленно выразил всей своей ладной фигурой полнейшую готовность выслушать драгоценные наставления товарища комиссара. При этом издевательски подъелдыкивал про себя:

«Ну, ну, давай… поучи меня, дурака!»

Кузьмин был в прошлом путейцем, ремонтным рабочим на железной дороге под Петропавловском. Во время колчаковщины воевал в отряде красноармейцев на отбитом у белых бронепоезде. Затем восстанавливал железнодорожные пути. Командовал спецотрядом по борьбе с бандитизмом в районе станции Исилькуль близ Омска. В Славгородском уезде оказался впервые, но, будучи по характеру человеком практическим и упорным, постарался как можно быстрее и глубже вникнуть в задачи и дела уезда, не упустить не только главного, но и тех многочисленных мелочей, которые нередко значат не меньше, чем то, что видно с первого раза и вроде бы не требует особых усилий и уточнений.

Прибывшие сюда уполномоченные губпродкома сразу же почувствовали эту деловитую дотошность Кузьмина. Ее же вдруг с беспокойством почувствовал и Суконцев, когда комиссар начал неторопливо, даже как бы и неохотно расспрашивать его при всех: кто он? Откуда? Чем занимался прежде? Чем дышит теперь вообще?..

— Что-то мне с тобой не все ясно, — озабоченно заметил Кузьмин после довольно длинного разговора. — Так, значит, где и когда ты вступил в РКП?

— Я уже сказал, — нервно ответил Суконцев, — что к празднику в прошлом году.

— А зачем?

— Ну… как зачем?

В Суконцеве все на секунду как-то осело от растерянности и страха, однако он снова нашелся:

— Бороться с мировой гидрой!

— С гидрой? Ну, это ладно. Борись. А тут что будешь, в деревне?

— Хлеб выбивать по планам…

— Хм… «выбивать». У кого же?

— А кто его скрыл.

— Та-ак. Сам-то, забыл я, прости, ты откуда?

— Оттуда я, как сказал! — Суконцев неопределенно кивнул в сторону окна. — Из России.

— Россия она и тут.

— С-под Урала…

— Откуда с-под Урала?

— Ну это, — Суконцев назвал первое, что родилось в голове, — с-под Шиловки. Из деревни…

— Хм. Значит, крестьянское дело знаешь?

— До войны приходилось, как же. Да и когда работал от потребиловки, тоже приглядывался.

— Не густо.

Кузьмин раздумчиво пожевал что-то (похоже, что возникающие в голове сомнения) сухими губами, еще раз хмыкнул:

— Да ладно, раз уж прислали. Пока посмотрим, дело покажет. И если будет что неясно, приезжай, посоветуемся. С ним, с Абдуллаевым, тоже можно. — Кузьмин указал глазами на подтянутого смуглого казаха, одетого по-городскому в гимнастерку и брюки, закрученные внизу солдатскими зеленоватыми обмотками. — Он мужик опытный и надежный. Вы с ним будете, считай, соседями: ты в Мануйлове по ту сторону озера Коянсу, он по эту. При надобности на хорошем коне можно обернуться за один день…

Комиссар уже не в первый раз озабоченно поглядел на лежавшие перед ним бумаги.

— В общем, зря балакать нам нечего. Нынче же и езжайте. В случае срочной надобности я всегда здесь. А тебе, — вдруг обернулся он к успокоившемуся было Суконцеву, — я еще вот что скажу. Абдуллаева я, как надо, предупредил, подумай и ты: вокруг Коянсу, особо в Мануйловской волости, неспокойно. Весной потрепали мы банду батьки Сточного, да, видно, не до конца. Нет- нет и опять объявится, дикий черт. Так что, Суконцев, ухо держи востро, а наган на взводе. Бандюг укрывают — кто побогаче. Этим спуску там не давай. Чуть что — сообщай сюда. А то и сам действуй согласно создавшейся обстановке. Красноармейцев наш военком тебе выделил молодых. Прямо сказать — не обстрелянных. Однако же ничего: ты говоришь, что сам мужик боевой, обойдешься?

— Обойдусь.

— Притом учти, что Советская власть в Мануйлове не того… слабовата. Под дудку Износкова, ихнего богатея, пляшет. Сам-то Износков вроде притих: «Я, мол, не я, овца не моя». А думаю, что он и к Сточному имеет касательство. Кулак, он кулак и есть!

— Учту, — снова четко, по-деловому заверил Суконцев. — Нарочно устроюсь на постой к тому кулаку…

— А это зачем?

— Узнаю, чем дышит.

И быстро прилгнул:

— Об этом мне еще в Омске комиссар присоветовал…

— Хм… ишь ты! Ну там ты как хочешь, а главное, чтобы вовремя и полностью выполнить задание за счет таких, кто покрепче. Не с бедноты. Долг по хлебу у многих с прошлого года. А нам, брат, приказано докладывать о ходе учета и сборе каждые двое суток. Так что срок у нас невелик…

— Поднажмем!

— Вот-вот! На местную власть не надейся, увидишь сам. Привлеки бедноту, актив…

На следующее утро уполномоченные разъехались по своим волостям: матрос Кузовной — на разъезд Скупнно. Стрельцов — в Алексеевское, а Суконцев и Абдуллаев — к длинному озеру Коянсу, на южной оконечности которого раскинулись аулы и юрты казахской волости, где издавна главенствовал род Алтынбаевых, а на северной дальней излуке расположилось большое село Мануйлово, возникшее здесь всего тридцать лет назад, в страшные неурожайные годы, когда в нечерноземных губерниях центральной России вымирали целые волости и царское правительство, воспользовавшись этим, решило завершить давно уже начатую им кампанию по переселению малоземельных крестьян в Сибирь.