Мы Крылья (СИ) - Вечерский Кристоф. Страница 42

- Но, зачем, зачем ты дважды прятала его от меня, Малиш?! Ведь это лишь добавило сомнений!

- Я не прятала его от тебя, любимый, просто, чем слабее становилась твоя вера, тем слабей становился наш контакт, а сердце хоть и было в твоих руках, но по-прежнему являлось частью меня. От сомнений оно тоже страдало, ему было плохо во льду, но и без него не сладко. Без твоего тепла, любви и заботы оно чахло, а во льду каменело. Конечно, всё это время у меня был выбор забрать его обратно, разбить лёд, но тогда бы мы тоже расстались навсегда. Поэтому единственный способ сохранить всё, как есть, и не сгубить сердце ещё какое-то время, -  был способ снова заморозить его и надеяться, что карты судьбы лягут удачно. Поэтому, Антоша, я не виню тебя, а напротив - благодарна, ты подарил мне возможность ощутить себя человеком, и главное -  понять, насколько бесценна жизнь в вашем мире. Поверь, я была счастлива, и счастлива до сих пор. Не каждой живой девушке дано ощутить, что мужчина способен любить её, даже переступая через собственный страх. Просто, действительно, Антоша, нет в вашем мире места идеалам, здесь нельзя разыграть всё по нотам, запланировать наперёд, а главное - у всего есть своё начало и финал. Но и об этом я не жалею, ведь любовь должна быть чистой и единственной, а если чувства ко мне исчезают, то исход у меня быстрый и один,  лучше так, чем полжизни потом гулять по рукам и не знать покоя.

- Ты хочешь сказать, что твоё сердце умерло?

- Да, Антоша, к сожалению, оно слишком долго пробыло во льду.

- Прости меня, - произнёс я и попытался обнять девушку, но руки прошли сквозь её тело. Я не хотел верить тому, что увидел. - ПРОСТИ! - закричал я с отчаянием в голосе, вспоминая, как несколько дней был озабочен только собственными проблемами, а час назад и вовсе хотел забыть о ней навсегда, так хладнокровно и жестоко помогая умирать любимому сердцу.

- Послушай, Малиш! - взмолился я, чувствуя, как губы дрожат от каждого слова. - Я знаю, как можно всё исправить. Но мне нужна твоя помощь, я хочу, чтобы ты зажмурилась, как в своём рассказе и очень-очень сильно захотела этого вместе со мной.

Не дожидаясь ответа, я схватил ледяной куб и с силой бросил его об пол. К моему удивлению, ледышка, упав, лишь гулко бухнула, но даже не подумала треснуть. В яростном порыве я снова и снова бросал неподвластную мне твердыню об пол, чувствуя, как отчаяние съедает меня изнутри. От таких ударов треснул бы любой гранит, но постылая ледышка и не думала поддаваться.

- Остановись, пожалуйста, Антоша, - мягко сказала девушка. - Уже слишком поздно, любимый, лучше давай побудем вместе, пока у нас есть ещё немного времени. Хотя обещаю, что буду оставаться рядом на столько, насколько у меня хватит сил, даже когда ты перестанешь видеть меня, знай - я буду рядом до своей последней секунды.

Я,  обессилев, замер и тоскливо посмотрел в глаза подруги:

- Неужели так уж совсем и нельзя ничего сделать?!

- Можно, любимый! - улыбнулась та, пытаясь сдерживать слёзы. - Давай выпустим голубку, ведь её сердечко мы всё ещё можем вернуть обладателю, а я бы очень хотела провести последний вечер на крыше вместе с нашими друзьями.

- Это не справедливо! - зарычал я, чувствуя, как внутри закипает неистовая злоба. Злоба на самого себя, на этот мир, на наше людское малодушие.

Любимая девушка таяла на глазах, а я ничего не мог поделать.

- Умеешь ты выбирать девушек, - попыталась меня подбодрить Маливьена.

- Ты ещё и шутишь? - взглянул я на подругу, которая уже была едва различима. - Я всё равно не смирюсь, Малиш! Ведь если ты -  моя фантазия, ты прекрасно знаешь, какой я упёртый, а ещё: раз ты, действительно, моя фантазия, то тем более только мне и подвластно всё вернуть на свои места.

- Ты не представляешь, Антоша, как бы мне хотелось, чтобы у тебя это получилось, но ведь я уже побывала в вашем мире, и моё сердце умирает на самом деле.

Я с яростью ударил кулаком по столу, от чего стекло на нём треснуло и разлетелось искрящимися брызгами.

- Проводи меня, Антоша, - вздрогнув от удара, попросила Маливьена.

Мне стало стыдно: мало того, что сам всё испортил, теперь ещё и вёл себя как последний кретин. Собрав волю в кулак, я поднялся на ноги и ощутил противную резь в глазах. Как следует проморгавшись, я, крепко стиснув зубы, улыбнулся подруге, которая так безмятежно стояла напротив, словно мы собирались на увеселительную прогулку, а не провожали её в последний путь. Мы  вышли в коридор, и я чуть не взвыл. Сегодня я собственными руками убил свою любовь, а та, вместо того, чтобы возненавидеть, умирая, лишь улыбалась и просила в последние часы её жизни оставаться с ней.

- Зайдем ко мне, - попросила девушка, смущённо смотря на собственные руки.

И я осознал ужасный намёк. Она уже была совсем бесплотна. Ещё крепче стиснув зубы, я потянул ручку входной двери. В глаза ударил яркий всепоглощающий свет нависшего над горизонтом солнца. Только вот нависло оно вовсе не за окном, а прямо на месте глухой стены. В  центре комнаты, так же как и в одном из моих снов, в высокое синее небо тянулись раскидистые кроны могучих деревьев. Листва на ветвях была по-осеннему жёлто-красной. Тёплый ветерок срывал её и бросал прямо под ноги. На оставшихся стенах один за другим начали проступать бумажные и уже знакомые мне листы с творчеством подруги. Любуясь каждой работой, я опять с неистовой болью ощутил, насколько все они пронизаны бесконечным стремлением быть со мной рядом и искренней верой. Верой в то, что однажды, соприкоснувшись, миры позволят нам обрести друг друга. Мне опять стало отчаянно стыдно. В отличие от меня, Маливьена верила до последнего, даже тогда, когда сама была готова выть от одиночества, даже после того, как я так бесцеремонно о ней позабыл.

- Так, значит, ты всё-таки и есть тот самый идеал, который живёт в каждом из нас, но который мы никогда не можем найти, а, даже найдя, обязательно умудряемся потерять, - обронил я хриплым голосом.

Девушка только улыбнулась, а ветер, подхватив с земли опавшие листья, закружил их в хороводе, по спирали устремляя куда-то вверх.

Маливьена указала в направлении одного из деревьев, на ветвях которого я и разглядел голубку. Птица выглядела совершенно здоровой и полной сил. А ещё она абсолютно не испугалась появления незнакомца.

- Возьми её, Антоша, - попросила Маливьена.

И я понял, что теперь с трудом начинаю разбирать её слова. Не успел я протянуть руку, как голубка бодро взмахнула крыльями и очутилась у меня на плече. Подруга радостно улыбнулась, и мы вышли обратно, подгоняемые порывом попутного ветра, который игриво швырнул нам вслед очередную пригоршню багряной листвы.

- Теперь ты снова дома, малышка, - сказала девушка, когда я осторожно протянул к гнезду руку с восседавшей на ней птицей.

Голубка в благодарном жесте склонила голову и скользнула по руке клювом, выражая, как я понял, своё почтение.

Сколько в этой встрече было радости, мне сложно передать словами, но от увиденного на душе стало легче. Птицы закружились и заурчали что-то на своём голубином, и даже целовались клювами, попутно выплёскивая радость взмахами крыльев.

- А ещё говорят, что зверьё не умеет чувствовать, - сказала Маливьена. - Ну, вот и всё, Антоша, - подытожила она, и по прозрачным щекам скатились искрящиеся слёзы.

- Не всё, - смотря в благодарные глаза птиц, ответил я, скрипя зубами. - Я всё равно тебя не отпущу.

Девушка открыла рот, видимо, желая что-то добавить, но слова растворились с последними контурами её лица, и уже по исчезающим губам, я прочёл: «Люблю тебя!»

Уже несколько часов подряд я сидел так же, как и в день встречи с Костей, в абсолютной тишине полумрака своей комнаты и смотрел на мертвенно пустую глыбу льда, в которой навсегда оледенело и погасло любимое сердце. Судьба, казалось, смеялась надо мной, словно оставив его в знак вечного напоминания о собственных ошибках. Я так долго гипнотизировал ледышку, что внутри неё словно что-то вспыхнуло и тут же погасло.