Мы Крылья (СИ) - Вечерский Кристоф. Страница 47

- А теперь пойдём со мной, Антоша, - вежливо пригласил  меня к двери терпеливый гость, дождавшись пока я прокашляюсь. Мы вышли в коридор, и Костя распахнул дверь соседней квартиры.

- Видимо, Антоша, ты это хотел мне показать?!

Я застыл в изумлении, словно видел мир абсолютно другими глазами! Стены внутри были совершенно голые, вместо мебели по полу был разбросан монтажный мусор и мешки со стройматериалами,  никаких коммуникаций, никакой штукатурки и отделки.

- Прости, друг, но пора принимать реальность таковой, какова она есть на самом деле.

 - Но как же? - удивлённо обернулся я на Костю. - Ты же в прошлый раз своими глазами видел, что здесь всё было иначе?!

- Да не было здесь ничего иначе, Антоша, просто тебе хотелось в это верить, а я лишь не стал торопить события, думая, как быть дальше. Вдобавок, мне казалось, что ты разыгрываешь меня.

И снова я не слышал друга, вглядываясь в холод бетонного монолита, когда заметил то, чего одновременно и хотел, и боялся заметить. Пройдя вглубь комнаты, я провёл рукой по стене и взглянул на ладонь.

- Костя! - позвал я друга.

- Да! - дружелюбно откликнулся он.

Но в самую последнюю секунду что-то остановило меня от новых откровений.

- Нет, ничего, извини, просто показалось, - направился я  обратно к выходу, стирая с руки золу.

 Сейчас я понял, что пришло время, и я готов! Готов смириться!

Моя самая лучшая подружка, с которой мы шли вместе бок о бок с самого детства, сегодня ушла. Ушла навсегда, и теперь я должен был отпустить её так же, как она отпустила меня. У большинства нормальных, обычных людей осознание того, что в мире нет места идеалам, проходит, как правило, менее болезненно в сознательном возрасте. Всю свою жизнь мне тоже так казалось, но оказалось, что это на самом деле произошло только сейчас. Ведь всю эту самую жизнь я только и делал, что стремился к поиску и обретению этих идеалов, и это проявлялось во всём: начиная от работы и творчества и заканчивая личной жизнью, где  слишком большое значение я всегда придавал деталям. Видимо, в этом нежелании принимать истину за действительность у меня и начала трогаться крыша.

Нет, в существовании подруги я не сомневался и теперь. И не сомневаюсь до сих пор. Она, на самом деле, существовала. Но существовала лишь внутри моей головы. Как и у всех нас, всегда существует кто-то незримый, кто помогает двигаться вперёд, своего рода, ангел-хранитель, о котором они помнят, но, не обретя в реальной жизни, спокойно живут дальше. «Что ж, я тоже люблю тебя, и прощай, родная!» - прошептал я, ощущая, как безумие выпускает сознание из своих цепких лап. Представив себя со стороны, мне стало жутко неловко и жутко смешно одновременно.

- Спасибо тебе! - обернулся я к другу с виноватой улыбкой на лице.

- Ты серьёзно?! - посмотрел он на меня.

- Серьёзнее, чем когда-либо. И Незабудке тоже «спасибо», сегодня я, действительно, обуздал своих демонов. Больше они не потревожат ни тебя, ни кого-либо ещё! А теперь нам, кажется, пора!

- Куда? - удивлённо спросил  приятель.

  - Для начала я хочу внести оплату ещё за пару-тройку недель, затем мне, и правда, не помешает прибраться в моей (твоей!) берлоге, а там, пожалуй, придётся всё-таки закончить то, по причине чего я и оказался здесь. Я имею в виду свои мемуары, Костян.

- Почему-то теперь я тебе верю, - улыбнулся тот. - И вот ещё, - добавил он, - насчёт мебели, так как я тоже успел тут насорить, вам, Антон Андреевич, несказанно повезло, поэтому столик мы спишем на собственные неумелые ручки.

 - Хорош хитрец! - подчеркнул я находчивость хозяина квартиры. - Но покуда Ваша Светлость столь щедра, я и моё раздвоение личности выражают вам сердечную благодарность за эту  настольную индульгенцию.

 - Да брось! - рассмеявшись, протянул Костя руку, и мы обменялись крепким рукопожатием. - Антоша, - добавил  приятель уже на пороге, - ты бы сходил, проветрился, а то, небось, к дивану совсем прирос, а мы как раз тут приберёмся и столик грамотно спишем с твоей совести!

- Намёк понял, не дурак! - отрапортовал я. - Скажешь только, когда!

- Вот и славненько! - раздалось в ответ. - Бывай, старина!

То, что Костя намылился провернуть какую-то мелкую афёру и разжиться неплохим бонусом с многострадального столика, я понял сразу, но то, что это было лишь предлогом, я узнал только потом, даже не представляя, что на самом деле задумал мой приятель.

Закрыв за другом дверь, я поднял с пола ноутбук и умостил его на коленках. Столик теперь годился, разве что, для топки камина. И, конечно, я - человек честный, от ответственности при первом удобном случае улизнуть не спишу, но зная этого плута, я был уверен: раз он расщедрился - значит, ему однозначно это на руку. Со спокойной совестью я открыл рабочий документ со своими записями и ахнул. Когда удалось столько успеть - оставалось загадкой, но я не стал вдаваться в подробности, а лишь увлёкся чтением, даже не заметив, что Костя ушёл не сразу.

Едва дверь закрылась, приятель задумчиво вгляделся в испачканную золой руку. Развернувшись, он вернулся в соседнюю квартиру и, осмотрев стены, лукаво прищурился. Уже когда Костя выходил из комнаты, среди серого мусора под ногами его внимание привлекло нечто яркое, напоминавшее древесный лист. Костя наклонился,  поднял совершенно свежий и, действительно, самый настоящий кленовый лист, загадочно улыбнувшись. «Кажется, теперь моя очередь сходить с ума», - подумал он, исчезая в кабинке лифта.

Отрываясь от зимы

Моя же собственная жизнь с тех самых пор вернулась в привычное русло, лишь редкими вечерами напоминая о днях беспамятного буйства приступами ностальгии. И в такие моменты накатывали очередные сомнения о собственной вменяемости. Ведь разве может нормальный человек тосковать по временам собственного безумия?! Хотя, конечно, всем, кто знает эту историю, уже давно известно, что тосковал я вовсе об ином. Пусть Маливьена и была созданием выдуманным и нереальным, но при этом она была созданием, которое смогло подарить самые реальные чувства и оставалось моим детищем. А я, греха таить не буду,  несказанно привязался к этому творению. Но время шло, и даже эти шрамы начинали зарастать, заставляя двигаться дальше. Полностью отредактированный текст уже который день был готов и ждал лишь своей законной кульминации. Вот только теперь меня постигла новая, неразрешимая проблема - я совершенно не знал, как закончить. Вы понимаете?! Написать что-то вроде: «Последним февральским днём он погрузился в поезд и, подгоняя цоканьем  машинистов, решил держать курс на родные юга». Умоляю свою совесть и жалею ваши нервы: «Не дай мне сделать того, родная фантазия!». Но что-то более вразумительное мою светлую голову ныне не посещало уже который день. Как же быть?! И я нашёлся. Самым  наилучшим решением перед тем, как отбыть на этом самом поезде на те самые юга, - было отложить всю работу и навестить старых друзей, которые являлись единственным реальным напоминанием о Маливьене. За то время, пока я редактировал сию болтологию, мы ещё сильнее сдружились с сизокрылой эскадрильей. Привыкшие ко мне птицы всегда встречали гостя с нескрываемым восторгом и взаимной радостью, а главное - вне зависимости, был я с угощением или без него. И каждую встречу после обмена любезностями мы могли еще долго просидеть вместе, с грустью вспоминая общую подругу. А каждый раз, когда пернатые взмывали в небо, я напоминал себе давным-давно забытую многими из нас истину: несмотря на то, что мы все такие разные, чувствовать умеем мы абсолютно все, и, несмотря на разность взглядов, чувствуем одинаково. Поэтому я ещё и  завидовал своим друзьям самой белой завистью! Ведь у них были крылья. А кому из вас не хотелось хотя бы раз в жизни так же вот, ступив с обрыва, вместо того, чтобы распластаться на асфальте, раскинув крылья, воспарить?! Я не соврал, и сегодня на самом деле был последний день моего запланированного пребывания в этом величественном городе. Мне стало отчаянно тоскливо. Хоть бери и выкупай квартиру. Но решение было принято, и перед контрольными сборами оставалось, правда что, попрощаться с друзьями, попутно проводив закат уходящего месяца. Провожать последний я собрался за бутылочкой виски, которую на днях подарил мне незабвенный приятель в знак окончательного примирения и моего скорого отъезда. Поднявшись на крышу, где словно по заказу царил штиль, я присел на давно облюбованное место, у самого края. Понимая, что к следующему  приезду здесь всё будет иначе, я только убедился в верности сделанного выбора. Квартира-то Костина останется, а вот полюбившийся скелет будущего эдема... Свинтив крышку и  плеснув в изящный стакан ароматный напиток, я громко присвистнул: