Добро пожаловать в Ад - Воронин Андрей Николаевич. Страница 44

— Чтобы сделать все это, надо изменить конституционные права Думы, — отреагировал председатель. — На сегодняшний день закон нам запрещает подобные действия.

— Хорошо, пусть это будет называться подразделением МВД, но оперативными вопросами должны ведать те, кому мы можем доверять.

Из ложи прессы за дискуссией наблюдал бородач с янтарными четками. С участием Малофеева или без него, но дело надо было двигать с места.

С левой рукой на перевязи Рублев сидел в зале ожидания. Сосед, ожидающий своего поезда, читал свежую газету. Через его плечо можно было разглядеть фотографию с места взрыва: березы, воронка, собравшиеся люди в фуражках. Рядом, на снимке помельче он узнал самого себя. Корреспондент воспользовался фотографией с постоянного пропуска в Думу — второй ее экземпляр остался в бюро пропусков, Статья называлась хлестко: «Киллер-телохранитель: работа по совместительству». Автор сразу предупреждал, что изложит несколько версий происшедшего. Рублеву удалось познакомиться с одной. Там высказывалось предположение, что взрыв произошел в результате преждевременного срабатывания устройства.

Убить депутата можно было и в кабинете, а потом спокойно покинуть Думу. Если «киллер-телохранитель» с риском для жизни вывел его из здания и посадил в машину, значит у них имелась какая-то тема для разговора.

"План был такой — угрозами вытянуть из Малофеева нужные сведения или документы, а потом отпустить, с тем, чтобы машину разнесло через несколько минут.

То ли убийца замешкался с выходом, то ли произошел сбой, но все, сидевшие в автомобиле, погибли.

Здесь, однако, вылезает одна нестыковка. Рублев каждый день сопровождал депутата в его служебных и личных поездках. Гораздо проще было достать пистолет часом раньше и развернуть автомобиль на подъезде к Думе. Создается впечатление, что сроки операции были неожиданно сдвинуты, возникла какая-то спешка…"

Сосед убрал газету в сумку и отправился на перрон, Комбат остался в неведении относительно дальнейших рассуждений автора.

Внешность надо было срочно менять. Но не тот характер имел Рублев, чтобы сбривать усы, прятать глаза за темными очками. Собственное лицо было для него такой же постоянной, не зависящей от него величиной, как имя и фамилия.

Надо осмотреться, подыскать себе надежную «базу».

Каждый вокзал — это отдельное государство со своими законами, своими оседлыми и кочевыми жителями.

На каждом вокзале множество укромных углов с разной степенью комфорта.

Комбат заглянул в камеру хранения, прошагал по подземным переходам, поболтал с лоточниками, торгующими магнитофонными кассетами, игральными картами и плитками шоколада. На завалявшуюся в кармане мелочь решил побаловать себя хот-догом.

— Где бы тут у вас переночевать? — закинул удочку, задержавшись у прилавка.

— Вещей много? — поинтересовалась девушка в голубом халате и шапочке.

— Никаких. Наличными тоже не отягощен.

Она кинула быстрый оценивающий взгляд.

— Подойди к Дудаеву. Не к тому — это прозвище такое у человека. Сидит на втором этаже, продает жетоны к игральным автоматам. Что-то вроде бюро добрых услуг.

Дудаев оказался человеком неопределенного возраста в мятом, когда-то велюровом пиджаке с чужого плеча и странными, как будто пыльными волосами. Единственное, что напоминало первого чеченского президента — ниточка усов над тонкими губами.

Сидел он неподвижно, ссутулившись. Только руки четко работали, принимая деньги, выдавая взамен тусклые металлические кружочки. Комбат объяснил свою нужду.

— Сделаем по высшему разряду, — не раздумывая ответил Дудаев. — Ночлег, трехразовое питание. Надолго тебе?

— Еще не знаю. На неделю так точно.

— О'кей. Придется, само собой, поработать, но мужик ты, крепкий, проблем быть не должно. Жаль с рукой у тебя непорядок, а то мог бы и копейку зашибить.

Он растолковал Рублеву, как добраться до тупикового пути, где стоит на приколе сцепка из трех списанных плацкартных вагонов.

— Стучись в последний. Можешь отправляться прямо сейчас.

Дойдя до конца перрона, Рублев спрыгнул вниз и двинулся дальше по шпалам. Огни и глухой рокот вокзала остались за спиной, только красный зрачок светофора сочился клюквенным соком в темноте, да луна отсвечивала на рельсах.

Он заскочил на платформу с контейнерами, спрыгнул с другой стороны. На следующем пути стоял длинный состав с погашенными огнями — пришлось нагнуться и пролезть под колесами. Железнодорожник в форме шел навстречу, простукивая колеса своим молотком. Он даже не поднял голову на звук шагов по гравию.

Вдалеке красный зрачок светофора сменился зеленым, поздний вечер из-за этого стал еще холоднее, неуютнее. Сцепка стояла точно на указанном месте. Кое-где сквозь мутные, давным-давно не мытые стекла пробивался свет. Только третий, последний вагон был погружен в полную темноту.

Рублев постучал в дверь три раза. Внутри кто-то зашевелился, раздались шаги. Обитатель вагона довольно уверенно двигался в потемках. Не задавая вопросов, он открыл дверь и отступил назад, когда Рублев здоровой рукой подтянулся за поручень и заскочил на площадку.

— Добрый вечер. Принимай соседа.

Комбат не мог различить лицо, только слышал в темноте ровное дыхание.

— В нашем номере свет не предусмотрен? У соседей дело вроде бы обстоит получше.

— Я слепой, мне свет не нужен, — спокойно ответил постоялец.

— Понятно. Так ты здесь один снимаешь весь вагон?

Теперь придется потесниться.

Глаза постепенно привыкали к темноте, Комбат уже мог различить длинный проход.

— Здесь не работает печка, — голос незнакомца не был похож на профессионально заунывный скулеж попрошайки, на сипение пропойцы-бомжа. — Желающих маловато.

— А что с ней стряслось?

— Без понятия. Тяги нет, весь дым идет внутрь.

— Напомни, завтра посмотрю при дневном свете.

За время, проведенное в стане противника, Комбат устал кривить душой, сдерживать свои истинные мысли и чувства. Он мог выдержать многое, только не двойную жизнь. Сейчас он чувствовал облегчение. Хотелось просто поговорить, не взвешивая каждое слово — как общаются попутчики в поезде дальнего следования.

Попутчик по имени Виктор рассказал, что днем ходит по вагонам электричек с мальчишкой-поводырем.

— Деньги ко мне не попадают. Вот, выделили жилье на ночь, подкидывают кое-какую еду, раз в неделю забирают на стирку одежду и выдают смену. Тебя, похоже, поставят вагоны разгружать, — по рукопожатию Виктор сразу оценил комплекцию и физические данные нового жильца.

— Взялся бы, но левая пока не работает.

— Придумают что-нибудь, здесь работы хватает.

— Если днем, я не против. Темное время суток я хочу оставить свободным.

Со станции доносились отголоски объявлений и протяжные гудки тепловозов. Глаз светофора расползся на стекле в мутное пятно. Скинув ботинки, Комбат вытянулся на нижней полке.

— Занимаем места согласно купленным билетам.

Виктор удалился в свой угол и тоже стал устраиваться на ночь.

Давно Комбат не чувствовал себя так хорошо, как в этом отжившем свой век, отсыревшем вагоне. Временами ему мерещились стук колес внизу, подрагивание стенок.

Вагон катился куда-то в ночь. Может быть в прошлое, где все было гораздо проще, яснее?

Сон никак не шел.

— Здесь всегда так тихо? — спросил он у соседа.

— По-разному. Если добудут гроши на выпивку, шумят до утра, — ответил Виктор, имея в виду публику из соседнего вагона. — На той неделе чуть не спалили к черту всю нашу гостиницу.

Из конца в конец вагона можно было переговариваться, не повышая голоса.

— Давно ты здесь?

— Не очень.

— А где раньше жил?

— На Большой Академической.

— Ого, почти соседи. Я на Тимирязевской. Хотя «жил» — сильно сказано. С восемьдесят первого постоянно в отъезде. Заскочишь на недельку и опять года на два в теплые края. С позапрошлого сказал себе: хватит, навоевался. Не тут-то было. Живешь как на раскрученном колесе — на месте не удержаться, раз за разом отбрасывает к краю.